Две недели на Синае. Жиль Блас в Калифорнии - Александр Дюма
Все запасы дерева оказались истреблены пожаром; его не было больше ни в лагере, ни по соседству с ним. Король собрал рыцарей и обрисовал им свое отчаяние. Было решено разобрать на части определенное количество кораблей и из их обломков соорудить новую башню. Пришлось погубить многие суда, но зато через две недели была полностью завершена башня, оказавшаяся прочнее и выше прежних. Действуя из рыцарских побуждений, целью которых было вернуть честь брату, полагавшему, что он утратил ее, позволив сгореть прежним башням, король приказал поставить у насыпи новую башню лишь в тот день, когда настанет черед графа Анжуйского нести караул. Все было сделано в соответствии с решением короля: в назначенный день новую башню подтащили к берегу канала, и строителям приказали вновь приняться за работу.
И тогда противник снова прибегнул к приему, жертвами которого крестоносцы уже побывали; напротив того места, откуда сарацинам грозила опасность, они установили свой адский камнемет, присовокупив к нему шестнадцать других орудий, соединенных, как и в первый раз, попарно, чтобы увеличить силу удара, и обрушили на строителей град камней и стрел. Какое-то время те держались, но вскоре, сокрушенные смертоносным дождем, отступили на безопасное расстояние. Видя, что башня покинута, сарацины тотчас же нацелили камнемет прямо на нее, и несколько минут спустя огненный шар, окутанный дымом, со свистом и грохотом перелетел через канал и упал у подножия башни. Лишь один граф Анжуйский ринулся сквозь это опустевшее пространство, решив либо потушить адский огонь, либо погибнуть в его пламени. В то же мгновение град камней и стрел возобновился с новой силой, но каким-то чудом граф остался невредим. Тем временем стало видно, что сарацины ведут приготовления, чтобы во второй раз обрушить на башню греческий огонь; нужно было не теряя ни минуты спасать графа Анжуйского. Сделать это вызвались четверо рыцарей; они кинулись к нему, будто бы на помощь, а затем схватили его за руки и силой оттащили прочь от стрел и пламени. Едва они достигли безопасного места, как второй шар рассек воздух и коснулся боковой поверхности башни. Против любого другого огня эта башня, возможно, устояла бы, ибо она была целиком обтянута кожей и сколочена из пропитанного влагой дерева, но перед греческим огнем все эти защитные средства оказались бессильны: брызжущий пламенем дракон запустил свои огненные когти в самое сердце башни и накрыл своими огромными крыльями недвижного и безучастного ко всему великана, на которого он обрушился; вскоре все смешалось в огне гигантского пожара, и через час от сооружения, потребовавшего стольких трудов и затрат, осталась лишь куча пепла.
Король впал в отчаяние; он не видел конца этой борьбе; необходимо было либо переправиться через канал, либо вообще отказаться от крестового похода. Устроить насыпную дорогу оказалось невозможно; течение реки было слишком стремительно, а русло ее слишком глубоко, чтобы преодолеть ее вплавь; отступление к Дамьетте выглядело бы постыдным и неразумным с точки зрения политики, но, тем не менее, дела не могли более оставаться в том положении, в каком они находились. В войске начался голод, несколько человек умерло от какой-то болезни, которая, хотя она и не казалась заразной, имела одинаковые и потому тревожные симптомы. Людовик созвал своих баронов на чрезвычайный совет.
Все собрались в королевском шатре и ждали только мессира Юмбера де Боже, коннетабля Франции, обходившего с дозором лагерь, как вдруг он вернулся с доброй вестью, вселившей надежду в присутствующих. Пока он совершал свой обход, к нему явился какой-то бедуин, который предложил показать ему брод, преодолимый для лошадей, и потребовал за это пятьсот золотых безантов. Король согласился на это предложение, но на условии, что деньги будут выплачены лишь после того, как крестоносцы окажутся на другом берегу. Сделка состоялась, и переход назначили на ночь, предшествовавшую вторнику 8 февраля.
В понедельник вечером король поручил охрану лагеря герцогу Бургундскому, который, опасаясь нападения, сразу же выставил дозоры.
Король и три его брата двинулись в путь, командуя несколькими отрядами. В авангарде находились тамплиеры со своим великим командором братом Жилем. Позади них ехал граф Артуа, сопровождаемый своими доблестными тяжеловооруженными конниками; наконец, король и два его брата, граф Анжуйский и граф Пуатье, возглавляли остальные отряды: всего в поход было назначено около тысячи четырехсот всадников и более трехсот арбалетчиков, которым предстояло пересечь брод, сидя за спиной у всадников авангарда.
Это войско вышло из лагеря около часу ночи и, следуя в описанном нами порядке, во мраке и при полной тишине двигалось по берегу канала. В пути несколько всадников отклонились по неосторожности в сторону, и, поскольку отлогий берег был покрыт илом и вязкой глиной, они вместе с лошадьми попадали в воду и в то же мгновение исчезли в глубоком и стремительном потоке. В их числе оказался и отважнейший капитан Жан Орлеанский, который нес стяг войска; узнав о случившемся, король покачал головой, словно усмотрел в этом дурное предзнаменование, а затем приказал всадникам держаться дальше от берега.
Около двух часов ночи крестоносцы достигли брода. При свете занимавшейся зари они увидели на противоположном берегу около трехсот сарацинских всадников, которые, несомненно, были поставлены там охранять брод. Тогда бедуин первым спустился верхом на лошади в канал, перебрался на другой берег, а затем вернулся к королю, который сразу же отсчитал ему пятьсот золотых безантов и отправил его обратно в лагерь. И тут, несмотря на приказ короля всем оставаться на своих местах, граф Артуа перешел из второго отряда в авангард и первым направил лошадь к воде. Король успел лишь крикнуть ему вслед, чтобы он ждал его на другом берегу. Принц сделал рукой утвердительный знак, чтобы успокоить брата, и, по-прежнему первым, опередив тамплиеров, оскорбленных этим посягательством на их права, стал пересекать канал. Люди графа, видя, что их господин находится во главе колонны, немедленно бросились вслед за ним в воду, расстроив ряды тамплиеров, и добрались вперемешку с ними до берега, оказавшегося, к счастью, пологим и, следовательно, нетрудным для подъема.
Едва достигнув другого берега, граф Артуа, несмотря на приказ короля дождаться остальных и сообща с ними начать бой, не смог побороть желания атаковать вражеский стан и вместе со своими тяжеловооруженными конниками, поднявшимися на берег, пустился в галоп. Видя, что они уехали, тамплиеры не пожелали оставаться позади и устремились вперед наперегонки с рыцарями. Они мчались с такой быстротой (хотя
