Антон Чехов - Рассказы. Повести. 1894-1897
Болезнь, обострившаяся весной 1897 г., когда шла корректура «Мужиков», изменила темп литературной деятельности Чехова. Занятый лечением, он – насколько известно из его писем – летом этого года ничего не писал.
Осенью 1897 г., уже после трех недель жизни на юге Франции, Чехов стал тяготиться отдыхом: «Праздность опротивела. Да и деньги тают, как безе» (письмо к М. П. Чеховой, 25 сентября 1897 г.). Первое известие о намерении возобновить прерванный литературный труд – в письме к М. П. Чеховой 9 октября 1897 г.: «…сажусь писать рассказ»; первое указание относительно начала работы – в письме Г. М. Чехову 11 октября: «Стал работать понемножку и, быть может, привыкну к чужому письменному столу». В эти же дни Чехов писал Я. Л. Барскову: «…я теперь в таком настроении, что могу работать и, по всей вероятности, это настроение не мимолетное. Мне хочется писать» (12 октября 1897 г.). А через пять дней послал Соболевскому первый «плод» своей «праздной музы» – рассказ «В родном углу». Через неделю – второй рассказ, «Печенег», почти через месяц – 20 ноября – третий рассказ, «На подводе».
Ко времени создания этих произведении, написанных за границей, но посвященных чисто русской тематике (к декабрю 1897 г. была, кроме того, завершена в основном работа над рассказом «У знакомых»), относится признание Чехова, характеризующее особенность его творческого процесса: «Я умею писать только по воспоминаниям и никогда не писал непосредственно с натуры. Мне нужно, чтобы память моя процедила сюжет и чтобы на ней, как на фильтре, осталось только то, что важно или типично» (письмо Ф. Д. Батюшкову 15(27) декабря 1897 г.).
У Чехова было постоянное чувство, что он пишет мало. Имели значение и материальные соображения. Начиная 1895 год большими творческими планами, Чехов пояснял: «И деньги нужны адски» (Суворину, 19 января 1895 г.). Кончил он год с этим же чувством. Собираясь пожить в Петербурге, он писал Суворину: «…но если не буду работать, то уеду из Петербурга через 2–3 дня. Не работать мне нельзя. Денег у меня так мало, а работаю я так медленно, что прогуляй я 2–3 недели (я прогулял их уже 5), мое финансовое равновесие пойдет к черту и я залезу в долги. Я зарабатываю черт знает как мало» (29 декабря 1895 г.). Эти строки, в сопоставлении с предложением Суворина о внеочередном авансе, последовавшем после отказа Чехова поехать в Петербург из-за плачевного состояния «финансов», свидетельствуют о серьезных материальных затруднениях, которые испытывал Чехов, находясь в зависимости от издательства Суворина. Не из простого любопытства, конечно, Чехов спрашивал А. А. Тихонова, в качестве редактора «Нивы» близко соприкасавшегося со всеми предпринимательскими делами А. Ф. Маркса: «Правда ли, что Маркс купил на вечные времена сочинения Фета? Если правда (и если не секрет), то за сколько? Полонский издан недурно» (29 марта 1896 г.). В январе 1899 г. Чехов заключил договор с Марксом об издании своих сочинений.
3
Обдумывая сюжеты 1894–1897 гг., Чехов обращался к таганрогским впечатлениям («Моя жизнь», «Печенег», «В родном углу», отчасти «Убийство»). Лето 1891 г., проведенное в Богимове, всплыло в памяти во время работы над «Домом с мезонином». Изображение европейских курортов в «Ариадне» восходит к заграничным впечатлениям 1891 и 1894 гг.
Но основной пласт жизненных впечатлений в произведениях этих лет относится к мелиховскому времени (Чехов поселился в Мелихове с марта 1892 г.). Общение с мелиховскими крестьянами углубило знание крестьянского быта, что отразилось особенно в «Доме с мезонином», «Моей жизни», «Мужиках», «На подводе».
В воспоминаниях родных и знакомых Чехова приводятся сведения о лицах и фактах, которые послужили материалом для многих произведений. Но при обращении к свидетельствам мемуаристов следует критически воспринимать их стремление отождествлять чеховских героев с определенными прототипами. Там, где бывал Чехов, после его смерти жители также охотно выискивали своих, «местных» прототипов. «В Сумах вам могут указать на героев Чехова <…>. Назовут Соню, профессора Серебрякова, Вафлю, Мисюсь», – писал в 1911 г. А. Епифанский (А. А. Тетерев), посетивший чеховские места на Украине («Солнце России», 1911, июль, № 35/75, стр. 3). Чем большей популярностью пользовался герой, тем большее количество «прототипов» к нему находили современники. Образы Мисюсь и ее сестры Лиды насчитывают наибольшее количество реальных «соответствий». Существование нескольких «прототипов» для одного литературного героя – наилучший показатель того, как условно само понятие прототипа; особенно это касается творчества Чехова.
Литературные источники, с которыми так или иначе соотносятся суждения чеховских героев, почти всегда злободневны. Споры о влиянии цивилизации и прогресса на нравственность, дебаты по поводу женской эмансипации, обсуждение проблемы, должно ли искусство отвечать общественным запросам – всем этим жила русская интеллигенция конца века. Воззрения некоторых чеховских героев перекликаются со взглядами писателей и философов, чьи произведения живо обсуждались в печати 1880-х – 1890-х гг. Это О. Конт, Г. Спенсер и А. Шопенгауэр, Лев Толстой и Август Стриндберг и др.
С оживлением общественно-политической жизни России в середине 1890-х гг. усилилось внимание Чехова к одной из самых насущных проблем времени – к судьбе пореформенного крестьянства. Сказался и опыт жизни в Мелихове, в постоянной близости к нуждам русской деревни: в 1896–1897 гг. Чехов написал подряд три произведения, посвященные – в разной степени – положению крестьянства: «Дом с мезонином», «Моя жизнь», «Мужики». Повесть «Мужики» имела всероссийский резонанс. «Успех этот напоминает нам те времена, когда появлялся новый роман Тургенева или Достоевского», – писал анонимный автор в «Северном вестнике» (1897, № 6, стр. 335). Современники (например, И. А. Бунин) считали, что настоящая слава к Чехову пришла только с «Мужиками». Критики признавали, что Чехов стал теперь самой крупной после Л. Толстого фигурой русской литературы. Благодаря «мужицкой» теме имя Чехова было поставлено рядом с именами крупнейших европейских художников – Бальзака, Золя, Гауптмана. Разгоревшаяся полемика между народниками и легальными марксистами вокруг «Мужиков» была фактом не только литературной, но и общественно-политической жизни России: в спорах обсуждались не столько художественные достоинства повести, сколько вопросы, связанные с историческим развитием русской деревни.
Об определенном идейном переломе в настроении Чехова в эти годы свидетельствовало и появление в рассуждениях его героев, начиная с повести «Три года», того мотива лучшего будущего, который особенно усилился в его последних произведениях. Работая над этой повестью, Чехов много размышлял на общественные темы, особенно – о долге каждого человека перед будущим. В соседстве с заметками к повести есть, например, такие: «Если вы будете работать для настоящего, то ваша работа выйдет ничтожной; надо работать, имея в виду только будущее» (Зап. кн. I, стр. 23); «Желание служить общему благу должно непременно быть потребностью души, условием личного счастья; если же оно проистекает не отсюда, а из теоретических или иных соображений, то оно не то» (стр. 3).
4
К середине 90-х гг. Чехов становится одним из самых популярных писателей России. Его произведениями восхищаются крупные деятели культуры (Л. Толстой, И. Е. Репин, А. И. Сумбатов (Южин), Вл. И. Немирович-Данченко). К этим годам относится первое сведение об изучении творчества Чехова студентами. «Недавно после лекции, – писал Чехову А. Н. Веселовский, читавший курс литературы в Московском университете и Лазаревском институте, – подходит ко мне студент и просит прочесть большую работу его о… Чехове. Я еще не получил ее, но спешу упомянуть о ней как о характерном признаке времени» (17 декабря 1897 г. – ГБЛ).
Об интересе иностранных читателей к творчеству Чехова этих лет ему писали в разное время – из Чехии Болеслав Прусик, Елизавета Била и Эльза Голлер (она печатала в Праге свои переводы на немецкий язык), из Германии – Луиза Флакс, из Франции – Дени Рош и Клэр Дюкрё (с Дюкрё Чехов познакомился в Ницце в октябре 1897 г.). Книгу своих переводов, вышедшую в Париже, в которой был напечатан рассказ «Враги», прислала Чехову переводчица Ю. М. Загуляева (Les conteurs russes modernes. Recueil de nouvelles. Trad. de M-lle Julie Zagouliaieff. Paris, 1895). В 1897 г. Чехов получил два перевода «Дуэли» – на чешский язык (от Б. Прусика из Праги) и на немецкий язык (от К. Хольма из Мюнхена) – см. Чехов и его среда, стр. 308 и 310. Французский славист Жюль Легра в книге «Au pays russe» («В русской стране»), вышедшей в Париже в 1895 г., рассказал о своем впечатлении от встречи с Чеховьм в Мелихове в 1892 г. и дал первую во Франции характеристику Чехова-новеллиста. Редакция берлинской газеты «Neue Deutsche Rundschau» писала о своем желании дать в газете очерк литературной деятельности Чехова (1895). В чешском журнале «Květy» в 1897 г. была напечатана статья о Чехове переводчика Б. Прусика (см. ЛН, стр. 212). В Германии вышла новая книга рассказов Чехова: «Russische Liebelei». München und Leipzig, 1897 (рассказы «Ариадна», «Попрыгунья», «Припадок». «Володя большой и Володя маленький» в переводе Луизы Флакс). Пристально следили за творчеством Чехова шведские переводчики: они выпустили книгу рассказов и повестей «Musjikerna med flera berättelser» (Sthlm, 1897, – «„Мужики“ и другие рассказы») и вели интенсивные переговоры с Чеховым относительно перевода «Моей жизни» (см. ЛН, стр. 213–215 и стр. 507 наст. тома). За разрешением сделать несколько переводов на польский язык для варшавских и краковских журналов обратился к Чехову Л. Забавский (1896 г.), на немецкий язык – А. К. Грефе (1895 г.) и Г. Вольфгейм (1897 г.) (ГБЛ). Болгарское общество «Славянская беседа» просило Чехова прислать несколько строк для издания книги автографов наиболее известных славянских писателей (1895 г.). Мировая слава Чехова росла.
