Дмитрий Мережковский - Феномен 1825 года
Мережковский прекрасно знал библейские тексты, внимательнейшим образом проштудировал Евангелия, но его не удовлетворяли ни интерпретация их официальными церквами, ни организация и общественные позиции этих церквей. Писатель мечтал создать собственную «маленькую церковь», предназначенную исключительно для посвященных, которая должна была воздействовать на массы в единственно правильном направлении. А оно (это направление), как мы уже знаем, требовало решительной переделки людей, превращения каждого из них в Богочеловека, иначе невозможно было выполнить поставленную писателем перед человечеством задачу. Цель, безусловно, высокая, но чреватая непредсказуемыми последствиями, да и попросту недостижимая. Кроме того, как эти будущие богочеловеки должны были реально сосуществовать в едином пространстве? В конце долгого и трудного пути, который им предстояло пройти, писателю представлялось светское по форме государство, живущее по строго христианским канонам, правильно определенным и провозглашенным им, Дмитрием Сергеевичем Мережковским.
В своей последовательной ненависти к победившим в России большевикам Мережковский раз за разом «ставил» на боровшихся с ними сторонников традиционного режима и иноземных диктаторов: Колчака, Деникина, Врангеля, Пилсудского, Муссолини, Гитлера. Когда фашисты напали на Советский Союз, 76-летний писатель выступил по радио и сравнил Гитлера с… Жанной д'Арк (бедная Орлеанская дева!). Пророк в Медине, призывающий единоверцев огнем и мечом бороться с неверными, окончательно победил в нем пророка в Мекке, погруженного в спасительное общение с Богом. Эмиграция в массе своей отвернулась от писателя, да и сам факт поддержки Мережковским Гитлера выглядит, на первый взгляд, довольно странно. «Положа руку на сердце, – вспоминала Ирина Одоевцева, – утверждаю, что Мережковский до своего последнего дня оставался лютым врагом Гитлера, ненавидя и презирая его по-прежнему… Кстати, меня удивляет его невероятное презрение к Гитлеру: он считал его гнусным, невежественным ничтожеством, полупомешанным к тому же. А ведь сам он всю жизнь твердил об Антихристе, и когда этот Антихрист, каким можно считать Гитлера, появился перед ним, – Мережковский не разглядел, проглядел его».[95] Что ж тут удивительного или неожиданного? Для утопистов, как людей тоталитарно мыслящих, характерен мертвящий порядок, все разложено по полочкам и аккуратно пронумеровано: враг номер один, враг номер два и т. д. А вот друзей и единомышленников у них совсем немного. Так ведь и нужны им не они, а нерассуждающие последователи…
Писатель, как и декабристы, был убежден, что слово – это сила. Но, в отличие от них, он верил, что слово способно изменить не только отношение самого человека к миру, но даже материальный порядок, само физическое бытие. Россия не взбурлила после знакомства с романами, стихами и эссе Мережковского, общественное мнение не всколыхнулось. Что особенно обидно, рецепты, предложенные пророком «Третьего Завета», даже не обсуждались. Вернее, они не обсуждались в позитивном практическом плане. А вот критики их хватало с избытком. «Ложное истинно, – писал, например, И. А. Ильин. – А истинное ложно. Это – диалектика?… Верить можно только в то, чего нет, но что осуществится в будущем… Искусство это? Но тогда это искусство, попирающее все законы художественного. Религия это? Нет – это, скорее, безверие и безбожие».[96]
Выше мы говорили о сомнениях Дмитрия Сергеевича. Однако слово «сомнения» вряд ли точно соответствует его ощущениям и отражает его позицию. Речь надо вести о глубочайшем пессимизме, захлестнувшем писателя после российских событий начала XX в. И пусть в последних строках романа «14 декабря» звучат слова веры: «Не погибнет Россия, – спасет Христос и еще Кто-то… Россию спасет Мать (Богоматерь. – Л. Л.)», – верится в них слабо, поскольку не ощущается внутренней убежденности написавшего их. Тем более что чуть раньше один из главных персонажей книги ставит убийственно мрачный диагноз: «…подлая страна, подлый народ… А может быть, и гибнуть нечему: никакой России нет и не было».
После знакомства с подобными пассажами только и остается размышлять и спорить о том, что более разрушительно для современного человека: утопии, в которые так заманчиво верить, или разочарования, убивающие всякие надежды, но в то же время заставляющие помыслить о подлинном и реальном символе веры. Пока думается о таких вещах и обсуждаются различия, существующие между ними, мы остаемся не просто частью природы, а венцом ее творения. И дело тут не в пустом тщеславии или коварном самообольщении. Какое уж тут тщеславие, если венец – это далеко не всегда радостно, празднично и победоносно, это еще и изматывающие, но ни на минуту не прекращающиеся поиски вечно ускользающей от нас истины.
Процесс ее поиска бесконечен, поскольку не существует никаких гарантий того, что в конце концов нам удастся ее найти. Более того, мы все время разрываемся между людьми, объявляющими о том, что им повезло обнаружить капризную беглянку, и теми, кто без надрыва, но твердо предупреждает: «Нет никакого пути, который ведет к истине. Есть пути, которые проходят близко от истины».[97] Может быть, просто стоит запомнить и поверить в то, что максимальное приближение к истине, так же как и катастрофическое удаление от нее, зависят только от нашего взвешенного, всесторонне продуманного подхода к решению важнейших частных да и глобальных проблем, но еще, пожалуй, в немалой степени от остро ощущаемого и неизбывного желания искать и найти…
Примечания
1
Самая прекрасная любовь —Та, которая начинается и кончается в один день (фр.).
2
Мари, где же ты, дитя мое? (фр.)
3
Осел Константин (фр.)
4
Это первый долг, который я плачу природе (фр.).
5
Пятнадцать дней играют российской короной, перебрасывая ее, как мячик, один другому (фр.).
6
Бедняга! Я становлюсь прозрачным! (фр.)
7
«Аромат Двора» (фр.).
8
В нем много от прапорщика и мало от Петра Великого (фр.)
9
Малиновом (фр. amarante)
10
Мужайтесь, ваше величество, мужайтесь! (фр.)
11
В виде виноградных гроздьев (фр.).
12
Этот очаровательный повеса (фр.)
13
Я считаю вас очень приятной женщиной, сударыня (фр.)
14
Весь в вашем распоряжении, мадемуазель (фр.)
15
Плохо дело, ваше величество (фр.).
16
Хотите застрелить Михаила? (фр.)
17
Очень хочу, но где же он? (фр.)
18
Посмотри, посмотри же на него! О, как он прелестен, наш ангелочек! (фр.)
19
Сразу обрел самоуверенность (фр.)
20
Идущий, шествующий (церковнослав.)
21
Зимнего дворца (фр.)
22
Какая гнусность! (фр.)
23
Никаких передышек! (фр.)
24
Я русский сердцем как никто (фр.).
25
На этот раз я говорю с вами не как судья, а как равный вам дворянин (фр.)
26
Матушка дала мне образцовое воспитание (фр.).
27
Над миром царит всемудрое добро (нем.)
28
У этого кандалы на руках и ногах (фр.)
29
Ах, князь, вы причинили столько зла России, вы удалились на пятьдесят лет назад (фр.).
30
Послушайте Чернышев, очень вероятно, что князь не хотел ни во что посвящать свою жену и что она ничего не знала (фр.)
31
Он прав, господа Нужно быть справедливым, дадим ему сказать последнее слово (фр.)
32
Порази господь бог твои глаза (англ.).
33
К стыду своему должен признать, что я больше привык к французскому, нежели к русскому языку (фр.).
34
Террор (фр.)
35
Я пройду по земле,Вечный одинокий мечтатель,И никто не узнает меня,Лишь в конце моей жизниПри ярком луче светаЛюди узнают, кого они потеряли (фр).
36
«Ваш брат слишком чист» (фр.)
