Редьярд Киплинг - Собрание сочинений. Том 3. Первая книга джунглей. Вторая книга джунглей. В горной Индии
— Честный путь всегда лучший, — сказал Таррион после полуторачасового обсуждения и разговоров. — Мне кажется, что справочный отдел был бы для меня самым подходящим. Или это, или министерство иностранных дел. Поведу осаду против великих богов в их капищах.
Он не стал обращаться к кому-либо мелкому из сильных или к слабому главе сильного ведомства, нет: он отправился прямо к сильнейшему и крупнейшему представителю правительства и объявил ему, что желает получить в Симле место с хорошим жалованьем.
Такая беззастенчивая дерзость показалась сановнику очень забавной, а так как ему нечего было делать в эту минуту, то он выслушал предложения смелого Тарриона.
— Предполагаю, что вы имеете какой-нибудь аттестат, кроме вашего собственного уверения в способности занять место, какого домогаетесь? — спросил сановник.
— Об этом уж вы потрудитесь судить сами, — сказал Таррион.
И он начал, пользуясь своей хорошей памятью, приводить наиболее важные заметки из бумаг — медленно, одну за другой, как человек, капающий в стакан успокоительные капли. Когда он дошел до неотложного приказания — а приказание строгое — сановник смутился. Таррион заключил:
— И позволю себе заметить, что человеку обладание специальными знаниями подобного рода может служить для получения места хотя бы в министерстве иностранных дел не меньшей рекомендацией, чем родство, например, с женой одного из видных офицеров.
Это было уже не в бровь, а прямо в глаз, потому что сановник очень хорошо знал, на каком основании было дано одно из последних мест в департаменте иностранных дел.
— Постараюсь что-нибудь сделать для вас, — сказал «сильный человек».
— Премного благодарен, — ответил Таррион.
После этого он откланялся, а сановник стал раздумывать, как бы уравновесить назначение родственника жены офицера.
Наступил промежуток в одиннадцать дней, в течение которых метались громы и молнии и летели телеграммы во все концы. Место досталось Тарриону не особенно важное, с содержанием в 500 или 700 рупий в месяц, но вице-король считал, что следует поддерживать принцип дипломатической тайны, и поэтому можно было вполне надеяться, что человек, владеющий такими точными сведениями, скоро получит повышение. И Таррион был переведен, хотя и были кое-какие подозрения на его счет, несмотря на его уверения, что он обязан своими сведениями исключительно личным, особенным талантам.
Теперь многое в этой истории, включая дальнейшую судьбу затерявшегося пакета, читатель может дополнить сам, потому что есть причина, почему все не может быть написано. Если вы незнакомы с делами в «высших сферах», то не сумеете заполнить пробелы и скажете, что это невозможно.
При представлении Тарриона вице-королю последний сказал:
— Так это тот самый молодой человек, который штурмом взял позицию в индийском правительстве? Помните, сэр, что это дважды не делается.
По-видимому, он знал кое-что.
Таррион, увидев свое назначение в газетах, сказал:
— Будь м-с Хауксби на два года моложе и будь я ее мужем, я был бы через пятнадцать лет вице-королем Индии.
М-с же Хауксби сказала, когда Таррион благодарил ее, чуть не со слезами на глазах:
— Ведь я вам говорила, что помогу. — А про себя подумала «Какие же дураки эти мужчины».
Истребитель микробов
Общее правило гласит, что не следует вмешиваться в государственные дела в стране, где люди получают высокое жалованье за то, что занимаются ими вместо вас.
Этот рассказ служит исключением, которому можно найти объяснение.
Как известно, каждые пять лет мы ожидаем нового вице-короля, а каждый вице-король в числе всякого прочего багажа привозит и личного секретаря.
Жил-был вице-король, который привез с собой очень беспокойного секретаря, жесткого человека с очень мягкими манерами и смертельной охотой к работе. Этого секретаря звали Уондер, Джон Уондер. У вице-короля не было имени, а только целый ряд званий, графств и две трети азбуки за ними. Он конфиденциально говорил, что считает себя позолоченной головой золотой администрации, и наблюдал исподтишка, несколько забавляясь, как Уондер пытался забрать в свои руки дела, которые совсем не касались его провинции.
— Если мы все будем херувимами, — сказал однажды его светлость, — и мой приятель Уондер станет во главе заговора, чтобы выщипать перья из крыльев архангела Гавриила и украсть ключи святого Петра, тогда я донесу на него.
Хотя вице-король не делал ничего, чтобы умерить пыл своего секретаря, однако другие говорили про него неприятные вещи. Может быть, начали говорить члены совета, но, как-никак, скоро мнение всей Симлы сходилось на том, что во всем управлении всюду слишком много Уондера и слишком мало вице-короля У Уондера только и было на языке, что «его сиятельство». Его сиятельство — то, его сиятельство — это, «по мнению его сиятельства» и т. д. Вице-король улыбался, но не говорил ничего.
В этот год приехал в Симлу один из тех скучных людей, у которых в голове одна только мысль. Эти люди двигают вещи на свете вперед, но говорить с ними не всегда приятно. Звали этого человека Меллиш. Он жил пятнадцать лет на своей земле в Нижней Бенгалии и изучал холеру. Он считал, что холера распространяет зародыши, которые разносятся в сыром воздухе и прилипают к ветвям, как древесная вата.
— Зародыш можно обесплодить, — говорил он, — особенно окуриванием, изобретенным мною, Меллишем, темно-фиолетовым порошком. Результат пятнадцатилетней работы, сэр!
Изобретатели все похожи друг на друга. Они говорят громко, особенно о «заговорах монополистов», ударяют при этом по столу кулаком и всегда имеют при себе образцы своих изобретений.
Меллиш уверял, что в Симле существует медицинский «кружок», во главе которого стоит медицинский инспектор, состоящий, очевидно, в заговоре со всеми докторами всех госпиталей всей Европы. Уж не помню, как он доказывал это, но говорил что-то о том, как бы «пробраться в холмы», а добивался Меллиш свидетельства от самого вице-короля, «представителя нашей милостивейшей государыни, сэр!» И вот Меллиш отправился в Симлу с сорока восьмью фунтами «выкуривательного» порошка в чемодане, чтобы добиться аудиенции у вице-короля и показать ему все преимущества своего изобретения.
Однако легче увидеть вице-короля, чем разговаривать с ним, разве только вы окажетесь такой важной особой, как другой Меллише, из Мадраса. Этот другой Меллише получал шесть тысяч рупий и был так знатен, что его дочери никогда не выходили замуж: они «вступали в союз». Он сам не получал жалованья, а только известные возмещения, и путешествия его по стране назывались поездками для наблюдения.
Его обязанностью было шевелить народ в Мадрасе большим шестом, как шевелят линей в пруду, причем народ должен был бросать свои спокойные привычки и с изумлением восклицать: «Вот это прогресс и просвещение. Ну, разве не великолепно?!» После этого ставили Меллише статуи и подносили венки, надеясь поскорее избавиться от него.
Меллише приехал в Симлу посоветоваться с вице-королем. Это было одним из побочных источников его доходов.
Вице-король не знал о мадрасском Меллише ничего, кроме того, что он был одним из божков среднего сорта, существование которых, по-видимому, необходимо для душевного спокойствия в этом раю буржуазии, и что, по всей вероятности, все общественные учреждения в Мадрасе вызваны к жизни, основаны и снабжены средствами к существованию им. Это доказывает, что его сиятельство хотя и смутно, но все же знал о значении человека с шестью тысячами рупий.
Полное имя бенгальского Меллиша было — Э. Меллиш, а мадрасского Меллише — Э. С. Меллише. Оба остановились в одной и той же гостинице, и судьбе, заботящейся об Индийской империи, угодно было, чтобы произошла путаница, чтобы Уондер выпустил «е» в конце фамилии богача, а курьер вице-короля передал записку, как было написано, Меллишу — изобретателю выкуривателя.
«Дорогой мистер Меллиш! Не найдете ли возможным, отказавшись от других приглашений, позавтракать с нами завтра? Его сиятельство может уделить вам час в это время».
Изобретатель чуть не расплакался от восторга и гордости и в условленный час явился в Петергоф с большим пакетом своего порошка в кармане. Ему повезло, и он намеревался использовать удачу.
Меллише мадрасский обставлял свои посещения с такой торжественностью, что Уондер решил устроить частный завтрак, чтобы не было ни адъютанта, ни его самого, Уондера, никого, кроме вице-короля, хотя тот и заявлял жалобно, что боится остаться наедине с таким необузданным деспотом, как великий Меллише мадрасский.
Однако гость не оказался в тягость вице-королю. Напротив, он его позабавил. Меллишу бенгальскому хотелось как можно скорее добраться до своего порошка, и он говорил обо всем, что взбредет ему в голову, пока его сиятельство не пригласил его выкурить сигару. Вице-король был доволен Меллишем, что он не торгашествовал.
