Томас Гарди - Мэр Кестербриджа
Зная об этой грозящей ему опасности, он не мог не держаться настороже. Правда, он в известных пределах имел право присматривать за девушкой, которую взял на свое попечение. А Элизабет и Доналд, видимо, уже привыкли встречаться в определенные дни недели.
Наконец Хенчард получил исчерпывающие доказательства. Он стоял за стеной неподалеку от того места, где Фарфрэ однажды встретился с Элизабет. И вот он услышал, как молодой человек сказал ей: «Милая, милая Элизабет-Джейн», а потом поцеловал ее, и девушка быстро оглянулась кругом, желая убедиться, что никого нет поблизости.
Они пошли своей дорогой, а Хенчард вышел из-за стены и, удрученный, последовал за ними в Кестербридж. Самая страшная опасность, грозившая ему в связи с этой помолвкой, ничуть не уменьшилась. И Фарфрэ и Элизабет-Джейн, в противоположность всем прочим, думают, что Элизабет — родная дочь Хенчарда, поскольку он сам утверждал это, когда был в этом уверен, и хотя Фарфрэ, вероятно, уже простил его, раз соглашается принять в качестве тестя, но они никогда не сблизятся. Значит, эта девушка, его единственный друг, постепенно отдалится от него под влиянием мужа и научится презирать его.
Если бы она отдала свое сердце любому другому человеку, а не тому, с кем Хенчард некогда соперничал, ссорился, боролся не на жизнь, а на смерть в те дни, когда дух его еще не был сломлен, он сказал бы: «Я доволен». Но с таким будущим, какое рисовалось ему теперь, примириться было трудно.
Есть в мозгу такая ячейка, где мыслям непризнанным, нежеланным и пагубным люди иногда позволяют ненадолго задержаться, перед тем как прогнать их. И вот одна такая мысль сейчас проникла в мозг Хенчарда.
А что, если он скажет Фарфрэ, что его невеста вовсе не дочь Майкла Хенчарда, что по закону она — ничья дочь? Как отнесется к такому сообщению этот почтенный, видный горожанин? Возможно, он откажется от Элизабет-Джейн, и тогда она снова будет принадлежать только своему отчиму.
Но тут Хенчард, содрогнувшись, воскликнул:
— Сохрани меня бог от этого! И за что только меня все еще посещает дьявол, ведь я так стараюсь отогнать его подальше!
Глава XLIII
Все то, что Хенчард узнал так скоро, естественно, стало известно всем, только немного позже. В городе начали поговаривать, что мистер Фарфрэ «гуляет с падчерицей этого банкрота Хенчарда, подумать только!» (в этих местах слово «гулять» означало также «ухаживать»), и вот девятнадцать молодых девиц из высшего кестербриджского света, каждая из которых считала себя единственной девушкой, способной осчастливить этого купца и члена городского совета, возмутившись, перестали ходить в ту церковь, куда ходил Фарфрэ, перестали жеманничать, перестали поминать его на вечерней молитве в числе своих кровных родственников — словом, вернулись к прежнему образу жизни.
Из всех жителей города выбор шотландца доставил истинное удовольствие, пожалуй, только членам той группы философов, в состав которой входили Лонгуэйс, Кристофер Кони, Билли Уилс, мистер Базфорд и им подобные. Несколько лет назад они в «Трех моряках» были свидетелями первого скромного выхода этого юноши и девушки на сцену Кестербриджа и потому благожелательно интересовались их судьбой, а, быть может, также и потому, что у них мелькала надежда когда-нибудь попировать на счет влюбленных. Как-то раз вечером миссис Стэннидж вкатилась в большой общий зал и принялась удивляться тому, что такой человек, как мистер Фарфрэ, можно сказать «столп города», имеющий полную возможность породниться с деловыми людьми или почтенными собственниками и выбрать любую из их дочек, опустился так низко; но Кони осмелился не согласиться с нею.
— Нет, сударыня, нечему тут удивляться. Это она опустилась до него — вот мое мнение. Вдовец, который никак не мог гордиться своей первой женой, да разве такой жених стоит начитанной молодой девицы, которая сама себе хозяйка и пользуется всеобщим расположением! Но этот брак, так сказать, уладит кое-какие раздоры, потому я его и одобряю. Коли человек поставил памятник из лучшего мрамора на могиле той, другой, — а он это сделал, — выплакался, подумал хорошенько обо всем, а потом сказал себе: «Та, другая, меня завлекла; эту я знал раньше; она будет разумной спутницей жизни, а по нынешним временам в богатых семьях верной жены не найдешь!», так пусть уж он и женится на ней, если только она не против.
Так говорили в «Моряках». Но мы поостережемся решительно утверждать, как это обычно делается в таких случаях, что предстоящее событие вызвало огромную сенсацию, что о нем болтали языки всех сплетниц и тому подобное, поостережемся, хотя это и придало бы некоторый блеск истории нашей бедной и единственной героини. Если не считать суетливых любителей распускать слухи, люди обычно проявляют лишь временный и поверхностный интерес ко всему тому, что не имеет к ним прямого отношения. Правильнее будет сказать, что Кестербридж (за исключением упомянутых девятнадцати молодых девиц), услышав эту новость, на минуту оторвал взгляд от своих дел, а потом внимание его отвлеклось, и он продолжал работать и есть, растить детей и хоронить мертвых, ничуть не интересуясь брачными планами Фарфрэ.
Ни сама Элизабет, ни Фарфрэ ни словом не обмолвились ее отчиму о своих отношениях. Поразмыслив о причине их молчания, Хенчард решил, что, оценивая его по прошлому, робкая парочка боится заговорить с ним на такую тему и видит в нем лишь досадное препятствие, которое она с радостью устранила бы со своего пути Ожесточившийся, настроенный против всего мира, Хенчард все мрачнее и мрачнее смотрел на себя, и наконец необходимость ежедневно общаться с людьми и особенно с Элизабет-Джейн сделалась для него почти невыносимой. Здоровье его слабело; он стал болезненно обидчивым. Ему хотелось убежать от тех, кому он был не нужен, и где-нибудь спрятаться навсегда.
Но что, если он ошибается и ему вовсе нет необходимости разлучаться с нею, даже когда она выйдет замуж?
Он попытался нарисовать себе картину своей семейной жизни с будущими супругами: вот он, беззубый лев, живет в задних комнатах того дома, где хозяйничает его падчерица; он стал безобидным стариком, и Элизабет нежно улыбается ему, а ее муж добродушно терпит его присутствие. Гордость его жестоко страдала при мысли о таком падении, и все же он ради Элизабет готов был вынести все, даже от Фарфрэ, даже пренебрежение и повелительный тон. Счастье жить в том доме, где живет она, наверное, перевесило бы горечь подобного унижения.
Впрочем, это был вопрос будущего, а пока что ухаживание Фарфрэ, в котором теперь сомневаться не приходилось, поглощало все внимание Хенчарда.
Как уже было сказано, Элизабет-Джейн часто гуляла по дороге в Бадмут, а Фарфрэ столь же часто встречался там с нею как бы случайно. В четверти мили от большой дороги находилась доисторическая крепость Май-Дан, громадное сооружение, огражденное несколькими валами, так что человек, стоящий на одном из таких валов или за ним, казался с дороги чуть заметным пятном. Сюда частенько приходил Хенчард с подзорной трубой и, наставив ее на неогороженную Via — древнюю дорогу, проложенную легионами Римской империи, — обозревал ее на протяжении двух-трех миль, стараясь узнать, как идут дела у Фарфрэ и очаровавшей его девушки.
Как-то раз, когда Хенчард стоял здесь, на дороге появился человек, шедший из Бадмута; вскоре он остановился. Хенчард приложил глаз к подзорной трубе, ожидая, как всегда, увидеть Фарфрэ, но на сей раз линзы обнаружили, что это не возлюбленный Элизабет-Джейн, а кто-то другой.
Он был в костюме капитана торгового флота и, всматриваясь в дорогу, повернулся лицом к Хенчарду. Бросив на него взгляд, Хенчард за одно мгновение пережил целую жизнь. Это было лицо Ньюсона.
Хенчард уронил подзорную трубу и несколько секунд стоял как вкопанный. Ньюсон ждал, и Хенчард ждал, если только оцепенение можно назвать ожиданием. Но Элизабет-Джейн не пришла. По той или иной причине она сегодня не вышла на свою обычную прогулку. Быть может, они с Фарфрэ выбрали для разнообразия другую дорогу. Но не все ли равно? Она придет сюда завтра, и во всяком случае Ньюсон, если он решил увидеться с дочерью наедине и сказать ей правду, скоро добьется свидания с ней.
И тогда он не только скажет ей, что он ее отец, но и скажет, с помощью какой хитрости его когда-то отстранили. Требовательная к себе и другим, Элизабет впервые начнет презирать своего отчима, вырвет его из сердца, как подлого обманщика, а вместо него в ее сердце воцарится Ньюсон.
Но в то утро Ньюсон ее не увидел. Постояв немного, он повернул обратно, и Хенчард почувствовал себя приговоренным к смерти, получившим отсрочку на несколько часов. Придя домой, он увидел Элизабет-Джейн.
— Ах, отец! — сказала она простодушно. — Я получила письмо… очень странное… без подписи. Какой-то человек просит меня встретиться с ним сегодня в полдень на дороге в Бадмут или вечером у мистера Фарфрэ. Он пишет, что уже приезжал однажды, чтобы встретиться со мной, но с ним сыграли шутку, и ему не удалось увидеть меня. Я ничего не понимаю; но, между нами, мне кажется, что ключ к этой тайне в руках у Доналда: возможно, это приехал какой-то его родственник, который хочет познакомиться со мной, чтобы высказать свое мнение о его выборе. Мне не хотелось встречаться с ним, не повидав вас. Пойти мне?
