Эрнест Хемингуэй - Острова в океане
– Нет. Я и тут отдыхаю.
– И каково это – бодрствовать на мостике такого большого корабля, с сознанием своей ответственности и всякой прочей дерьмовой хреновины?
– Примерно так же, как делать надпись на той доске.
Пришла радиограмма из Гуантанамо. Расшифрованная, она гласила:
ПРОДОЛЖАЙТЕ ТЩАТЕЛЬНЫЕ ПОИСКИ ЗАПАДНОМ НАПРАВЛЕНИИ.
Это нам, сказал про себя Томас Хадсон. Он лег и тут же заснул, и Генри укрыл его легким одеялом.
IXЗа час до рассвета Томас Хадсон уже был внизу и смотрел на барометр. Оказалось, что барометр упал на четыре десятых, и он разбудил помощника и показал ему.
Помощник посмотрел и кивнул.
– Ты же видел вчера грозовые тучи над Романо, – сказал он. – А теперь они переходят на юг.
– Завари мне, пожалуйста, чаю, – попросил Томас Хадсон.
– У меня есть холодный в бутылке на льду.
Томас Хадсон пошел на корму, отыскал ведро и тряпку и вымыл палубу. Ее уже успели помыть, но он вымыл еще раз и прополоскал тряпку. Потом взял бутылку с холодным чаем, поднялся на мостик и стал ждать, когда рассветет.
Еще до света его помощник выбрал кормовой якорь, потом они с Арой выбрали бортовой якорь и наконец втроем с Хилем втащили шлюпку на борт. Потом помощник откачал трюмную воду и проверил моторы.
Помощник высунул голову наверх и сказал:
– Теперь можно в любое время.
– Почему столько набралось воды?
– Да там у меня сальник один разболтался. Я уже подтянул его немного. Но пусть лучше набирает воды, чем чтобы моторы перегревались.
– Хорошо. Пошли ко мне Ару и Генри. Будем уходить.
Они выбрали якорь, и Томас Хадсон повернулся к Аре:
– Покажи мне еще раз то дерево.
Ара показал. Оно виднелось чуть повыше линии прилива в бухте, которую они покидали, и Томас Хадсон карандашом поставил на карте маленький крестик.
– Питерсу больше не удалось поймать Гуантанамо?
– Нет. У него опять перегорело.
– Ну что ж, мы идем по пятам за ними, и впереди их тоже кто-то ждет, и у нас есть приказ.
– Ты думаешь, Том, ветер в самом деле переменится?
– По барометру выходит, что так. Увидим, когда он опять посвежеет.
– Около четырех часов ветра почти совсем не было.
– Донимают тебя мошки?
– Только днем.
– Сойди вниз и опрыскай там все. Какого черта нам возить их с собой?
День был прекрасный, и, глядя назад, на бухту, где они стояли на якоре, глядя на берег и чахлые деревья Кайо Круса, так хорошо им обоим знакомого, Ара и Томас Хадсон видели высокие, громоздившиеся над сушей облака. Кайо Романо так возвышался над морем, словно это был уже материк, а над ним еще выше в небе стояли облака, суля то ли южный ветер, то ли штиль, то ли прибрежные шквалы.
– Ара, что бы ты надумал, если б был немцем? – спросил Томас Хадсон. – Что бы ты сделал, если б видел все это и понимал, что очень скоро заштилеет?
– Попытался бы пробраться в глубь какого-нибудь острова, – сказал Ара. – Вот что я бы сделал.
– Но для этого нужен проводник.
– Я достал бы проводника, – сказал Ара.
– Где бы ты его взял?
– У рыбаков на Антоне или где-нибудь поглубже на Романо. Или на Коко. Там, наверно, рыбаки сейчас солят рыбу. На Антоне, может, даже нашелся бы вельбот.
– Попробуем сперва Антон, – сказал Томас Хадсон. – Приятно проснуться утром и стать к штурвалу, когда солнце светит тебе в спину.
– Если бы солнце всегда светило в спину, когда стоишь у штурвала, да еще погода была, как сегодня, океан был бы совсем уютным местечком.
День был прямо летний, и шквала ничто не предвещало. День весь был как доброе обещание, и море лежало вокруг светлое и гладкое. Они ясно видели дно, пока не перешли на большие глубины, и как раз там, где и следовало, показалась Минерва и волны, разбивающиеся у ее коралловых рифов. То была зыбь, оставшаяся после пассатов, непрерывно дувших два месяца. Но и эти волны разбивались мягко и ласково, с какой-то послушной регулярностью.
Как будто океан говорит: все мы теперь друзья, и никогда больше не будет у нас ни ссор, ни схваток, думал Томас Хадсон. Почему он такой коварный? Река может предать тебя и быть жестокой, но часто она и добра и благожелательна. Какой-нибудь ручей может стать твоим другом на всю жизнь, если только ты не причинишь ему зла. Но океан непременно должен обмануть, прежде чем он расправится с тобой.
Томас Хадсон снова поглядел, как вздымалась и опадала водная гладь, показывая все островки Минервы так аккуратно и в таком привлекательном виде, как будто океан старался их продать в качестве завидных участков под застройку.
– Не принесешь ли мне сандвич? – попросил Ару Томас Хадсон. – Из солонины с луком или яичницы с ветчиной и с луком. После завтрака составь вахту из четырех человек и приведи их сюда, и пусть проверят все бинокли. Я сперва выйду в открытое море, а потом уже повернем на Антон.
– Хорошо, Том.
Что бы я делал без этого Ары, подумал Томас Хадсон. Ты чудесно выспался, сказал он себе, и чувствуешь себя как нельзя лучше. У нас есть приказ, и мы сидим у них на хвосте и тесним их к другим, которые их поджидают. Ты выполняешь приказ и посмотри, какое прекрасное утро дано тебе для слежки за ними. Только как-то чересчур уж все хорошо.
Они прошли по проливу, настороженно следя за всем вокруг, но ничего не увидели, кроме приветливо колышущегося утреннего моря и длинной зеленой полосы Романо за грядой мелких островков.
– С таким ветром они далеко не уйдут, – сказал Генри.
– Никуда они не уйдут, – сказал Томас Хадсон.
– А мы высадимся на Антоне?
– Конечно. И все прочешем.
– Мне нравится Антон, – сказал Генри. – Хорошее место, есть где отстаиваться при тихом море так, чтобы никто не тронул.
– Подальше от берега можно и попасться, – сказал Ара.
В небе показался небольшой самолет; он шел низко и направлялся к ним. Белый, и маленький, и ярко освещенный солнцем.
– Самолет, – сказал Томас Хадсон. – Скажи там, чтобы подняли большой флаг.
Самолет летел все в том же направлении, пока не прошел совсем низко над судном. Тогда он сделал над ним два круга, затем повернул и ушел на восток.
– Это ему даром бы не сошло, если б это были не мы, а те, кого он искал, – сказал Генри. – Его бы сбили.
– Он бы успел сообщить координаты на Кайо Франсес.
– Пожалуй, – сказал Ара.
Двое других басков ничего не сказали. Они стояли спина к спине и просматривали каждый свой квадрант.
Немного погодя тот баск, которого на катере называли Джордж, потому что его звали Эухенио, а Питерсу не всегда удавалось это выговорить, обратись к Томасу Хадсону, сказал:
– Самолет возвращается в восточном направлении между дальними островами и Романо.
– Домой полетел завтракать, – сказал Ара.
– Он про нас доложит, – сказал Томас Хадсон. – И глядишь, этак через месяц все уже будут знать, где мы находились сегодня утром.
– Если только не спутает координаты у себя на карте, – сказал Ара. – Том, смотри, это уже Паредон Гранде. Примерно в двадцати градусах по левому борту.
– У тебя зоркие глаза, – сказал Томас Хадсон. – Это он, точно. Поверну-ка я к берегу, и будем искать проход на Антон.
– Положи лево руля на девяносто градусов и, по-моему, как раз попадешь.
– Во всяком случае, упрусь в берег, а потом пойдем вдоль, пока не наткнемся на этот чертов проход.
Они шли к длинной цепи зеленых островков, которые сперва казались торчащими из воды черными кольями, потом постепенно обретали форму и цвет, а под конец становились видны и песчаные берега. Томасу Хадсону очень не хотелось менять широкий пролив, ласковые волны, красоту раннего утра в открытом море на кропотливую работу по прочесыванию лесистых островков. Но поведение самолета, летевшего сперва в их сторону, а потом круто повернувшего обратно, могло означать только одно: что на восточном направлении вражеские суда не обнаружены. Конечно, это мог быть обыкновенный патруль. Но логичнее предположить иное. К тому же обыкновенный патруль и над проливом прошел бы в обоих направлениях.
Он видел, как Антон, густо поросший лесом и приятный на вид остров, вырастал перед ним, и, подвигаясь все ближе к берегу, Томас Хадсон поискал глазами известные ему ориентиры. Надо было найти самое высокое дерево на вершине острова и точно совместить его с небольшой седловиной на Романо. С этим ориентиром он мог попасть куда надо, даже если бы солнце било ему в глаза и вода сверкала, как расплавленное стекло.
Сегодня это не было нужно. Но он все проделал практики ради, нашел дерево, подумал, что на этом, столь подверженном ураганам побережье надо было бы избрать ориентиром что-нибудь более долговечное, потом пошел тихонько вдоль берега, пока дерево не вдвинулось точно в выемку седловины, и круто повернул. Катер очутился в узкой протоке меж двух мергельных, едва покрытых водой берегов, и Томас Хадсон сказал Аре:
