Уильям Теккерей - Ярмарка тщеславия (litres)
На этот счет у Ребекки имелось свое собственное мнение, и она по-прежнему не теряла мужества. Если мисс Кроули не простит их сейчас, то, возможно, смилостивится в будущем. Даже и сейчас между Родоном и титулом баронета стоит только хилый, болезненный Питт Кроули. Случись с ним что-нибудь, и все будет хорошо! Так или иначе, но для нее уже было удовлетворением раскрыть все козни миссис Бьют и как следует о ней позлословить. Это могло оказаться полезным и для Родона. И Ребекка, проболтав добрый час со своим вновь обретенным другом, покинула мисс Бригс, нежно заверив ее в своем уважении и любви и не сомневаясь, что происшедший между ними разговор будет в самом скором времени передан мисс Кроули. Между тем Ребекке пора было возвращаться в гостиницу, где все вчерашнее общество собралось за прощальным завтраком. Ребекка и Эмилия распрощались очень нежно, как подобает двум женщинам, преданным друг другу, словно сестры; и Ребекка, неоднократно прибегнув к помощи носового платка, расцеловав подругу так, точно они расставались навеки, и намахавшись из окна платочком (кстати сказать, совершенно сухим) вслед отъезжавшей карете, вернулась к столу. Уплетая креветки с большим аппетитом, если принять во внимание ее волнение, она рассказала Родону, что произошло во время ее утренней прогулки между нею и Бригс. Исполненная самых радужных надежд, она и в нем пробудила надежду. Ей почти всегда удавалось передать мужу все свои мысли, как грустные, так и радостные.
– Теперь, мой милый, будьте любезны присесть к тому столу и написать письмецо мисс Кроули, в котором сообщите ей, что вы хороший мальчик, и все такое.
И Родон сел за стол и сразу написал:
«Брайтон, четверг.
Дорогая тетушка!..»
Но на этом воображение доблестного офицера иссякло. Он только грыз кончик пера, заглядывая в лицо жене. Та невольно рассмеялась при виде его жалобной физиономии и, заложив руки за спину, стала расхаживать по комнате, диктуя письмо, которое Родон записал с ее слов.
– «Перед тем как покинуть отчизну и выступить в поход, который, может быть, окажется роковым…»
– Что? – удивился Родон, но, уловив все же юмор этой фразы, тотчас же записал ее, ухмыляясь.
– «…который, очень может быть, окажется роковым, я прибыл сюда…»
– Почему бы не сказать: «приехал сюда», Бекки? «Приехал сюда» – тоже будет правильно, – прервал ее драгун.
– «…я прибыл сюда, – твердо повторила Бекки, топнув ножкой, – чтобы сказать прости своему самому дорогому и давнишнему другу. Умоляю Вас разрешить мне, до того как я уеду, быть может, навсегда, еще раз пожать ту руку, которая в течение всей моей жизни расточала мне одни только благодеяния».
– Благодеяния, – отозвался эхом Родон, выводя это слово, в полном изумлении от своего умения сочинять письма.
– «Я прошу Вас об одном: простимся друзьями. Я разделяю гордость, присущую моему семейству, хотя и не во всем. Я женился на дочери художника и не стыжусь этого союза…»
– Ни капельки, вот уж нисколько, разрази меня гром! – воскликнул Родон.
– Ах ты, старый глупыш, – сказала Ребекка, ущипнув мужа за ухо, и заглянула ему через плечо: не наделал ли он ошибок в правописании. – «Умоляю» не пишется через «а», но «давнишний» – пишется!
И Родон переправил эти слова, преклоняясь перед глубокими познаниями своей маленькой хозяйки.
– «Я думал, что Вы были осведомлены о моей привязанности, – продолжала Ребекка. – Я знал, что миссис Бьют Кроули всячески укрепляла и поощряла ее. Но я никого не упрекаю. Я женился на бедной девушке и не жалею об этом. Оставляйте Ваше состояние, милая тетя, кому захотите. Я никогда не посетую на то, как Вы им распорядитесь. Поверьте, что я люблю Вас, а не Ваши деньги. Я желал бы помириться с Вами, прежде чем покину Англию. Позвольте мне повидать Вас до моего отъезда. Пройдет несколько недель, несколько месяцев – и, быть может, будет уже поздно. Меня убивает мысль, что придется покинуть родину, не услыхав от Вас ласкового прощального привета».
– В таком письме она не узнает моего слога, – заметила Бекки. – Я нарочно придумывала фразы покороче и поэнергичнее.
И письмо было отправлено тетушке в конверте, адресованном мисс Бригс.
Старая мисс Кроули рассмеялась, когда Бриге с большой таинственностью вручила ей это простодушное и искреннее послание.
– Теперь, когда миссис Бьют уехала, можно и почитать, что он пишет, – сказала она. – Прочтите мне, Бригс.
Когда Бриге закончила чтение, ее покровительница расхохоталась еще веселее.
– Как вы не понимаете, дуреха вы этакая, – сказала она Бригс, которую письмо, казалось, растрогало своей искренностью, – как вы не понимаете, что сам Родон не написал тут ни единого слова! Он в жизни не писал мне ничего, кроме просьб о деньгах, и все его письма перемазаны, полны ошибок и отличаются дурным слогом. Это им вертит эта маленькая змея-гувернантка! («Все они одинаковы, – подумала про себя мисс Кроули. – Все они жаждут моей смерти и зарятся на мои деньги!») Я ничего не имею против свидания с Родоном, – прибавила она, немного помолчав, тоном полнейшего равнодушия. – Пожать ему руку или нет – мне все равно. Если только не будет никакой сцены, то почему бы нам и не встретиться? Пожалуйста. Но человеческое терпение имеет свои границы. И потому запомните, моя дорогая: я почтительно отказываюсь принимать миссис Родон… что другое, а это мне не по силам.
И мисс Бригс пришлось удовольствоваться тем, что ее хлопоты увенчались успехом лишь наполовину. Торопясь свести старуху с племянником, она решила предупредить Родона, чтобы он поджидал тетушку на утесе, когда мисс Кроули отправится в своем портшезе подышать воздухом.
Там они и встретились. Не знаю, дрогнуло ли у мисс Кроули сердце при виде ее прежнего любимца, но она протянула ему два пальца с таким веселым и добродушным видом, словно они встречались всего лишь накануне. Что же касается Родона, то он покраснел, как кумач, и чуть не оторвал мисс Бригс руку, так обрадовала и смутила его эта встреча. Быть может, его взволновали корыстные чувства, а быть может, и любовь; может быть, он был тронут той переменой, которую произвела в его тетушке болезнь.
– Старуха всегда меня баловала, – рассказывал он потом жене, – и мне, понимаешь, стало как-то неловко и все такое. Я шел рядом с этим, как это называется… и дошел до самых ее дверей, а там Боулс вышел, чтобы помочь ей войти в дом. И мне тоже страшно хотелось зайти, но только…
– И ты не зашел, Родон! – взвизгнула его жена.
– Нет, моя дорогая! Хочешь – верь, хочешь – нет, но, когда до этого дошло, я испугался!
– Дурак! Ты должен был войти и уже никогда не уходить! – воскликнула Ребекка.
– Не ругай меня, – угрюмо проговорил гвардеец. – Может быть, я и дурак, Бекки, но тебе не следовало бы так говорить. – Взгляд, который он метнул на жену, свидетельствовал о неподдельном гневе и не сулил ничего хорошего.
– Ну полно, полно, голубчик! – сказала Ребекка, стараясь успокоить своего разгневанного повелителя. – Но завтра ты опять ее подстереги и уж зайди к ней обязательно, даже если она тебя не пригласит. – На что Родон ответил, что поступит, как ему заблагорассудится, и будет весьма признателен, если она станет выражаться повежливее. Затем оскорбленный супруг удалился и провел все утро в бильярдной – мрачный, надутый и молчаливый.
Но не успел закончиться этот вечер, как Родону пришлось, по обыкновению, отдать должное высшей мудрости и дальновидности своей жены, ибо ее предчувствия относительно последствий допущенной им ошибки подтвердились самым печальным образом. Мисс Кроули, несомненно, взволновалась, встретившись с племянником и пожав ему руку после столь длительного разрыва. Она долго размышляла об этой встрече.
– Родон очень потолстел и постарел, Бригс, – сказала она компаньонке. – Нос у него стал красный, и весь он ужасно погрубел. Женитьба на этой женщине безнадежно его опошлила. Миссис Бьют уверяла меня, что оба они выпивают. И я не сомневаюсь, что так оно и есть. Да! От него разило джином. Я это заметила. А вы?
Тщетно Бригс возражала, что миссис Бьют обо всех отзывается плохо; и если ей, Бригс, дозволено высказать свое скромное мнение, так ведь и сама миссис Бьют…
– Хитрая интриганка? Да, это правда, и она обо всех говорит только дурное, но я уверена, что та женщина спаивает Родона. Все эти люди низкого происхождения…
– Он был очень растроган, когда увидел вас, сударыня, – сказала компаньонка, – и если вы вспомните, что он отправляется на поле брани…
– Сколько он посулил вам, Бригс? – вскричала старая дева, взвинчивая себя до нервного исступления. – Ну вот, а теперь вы, конечно, разреветесь! Ненавижу сцены! За что только меня всегда расстраивают? Ступайте плакать к себе в комнату, а ко мне пришлите Феркин… Нет, стойте! Садитесь за стол, высморкайтесь, перестаньте реветь и напишите письмо капитану Кроули!
