Карел Чапек - Чапек. Собрание сочинений в семи томах. Том 5. Путевые очерки
С тех пор видел я и настоящий девственный лес: тот, что под Боубином. Это всего-навсего часть заповедника, так сказать, естественный парк. На каждом шагу невольно ожидаешь увидеть табличку с надписью: «Не ломайте деревьев!» или:«Не наступай на упавших великанов: они чувствуют, как ты». Такой девственный лес состоит главным образом из деревьев, вывороченных или совсем упавших. Почва там сырая, склизкая, как гриб, и завалена стволами, находящимися в разной степени разложения, так что невозможно двигаться ни вперед, ни назад. Это оставлено нарочно, чтобы было видно, какой чудовищный беспорядок наделает природа, если ее предоставить самой себе. Человек поражен и уже с удовольствием едет на Ленору[468] приведенными в порядок лесами, чувствуя к ним гораздо больше симпатии. Кербровский путеводитель говорит, что за этими ветвями «Спящая Красавица спит сном своим столетним», но я ее не застал: может быть, было слишком холодно — или она по понедельникам выходная.
ЗЛАТАЯ СТЕЖКА
Прахатице — бесспорно, хиреющий город; он все никак не может прийти в себя, после того как перестали возить по Златой Стежке соль из Пасова. Если вы достаточно решительны и терпеливы, поезжайте туда поездом; в противном случае лучше двиньтесь откуда-нибудь пешком. Теперь тут всё очень старо, но когда-то было сплошь покрыто сграффито и фресками. Тут было царство Рожмберков, видимо, страстных любителей ярких красок. Прежние прахатицкие горожане покрыли всю ратушу картинами и надписями; по самой середине фасада высится фигура юноши, во рту у которого ветвь и меч, на груди — львиная голова и медвежья лапа, а из руки его сыплются монеты: что это значит — никому не известно. Потом идут разные сцены судебного характера: видимо, прахатинцы питали слабость к обрядам, утверждающим справедливость, и поэтому там изображены сцены суда Соломонова, а также, специально для удовлетворения порядочных людей, сцена свежевания заживо двух осужденных. Латинские надписи прославляют гражданские добродетели и заправил общины, а одна чешская надпись кончается классическим двустишием:
Закон — паутина: каждого затянет.Но жук прорвется, а мошка застрянет.
Так разрисованы и старинная пивоварня, и целый ряд других почтенных домиков. Многое уже стерлось; стерлась и таинственная надпись на костеле: «Quam cito transit tumana loje». Да, слава человеческая — дым. На воротах костела видны следы от ударов гуситских топоров и копий, и есть там в левом крыле страшный каземат, где будто бы гуситы сожгли восемьдесят пять прахатицких католиков; те пытались бежать через окно, но сумели только погнуть решетку, которая до сих пор на месте. Я вошел в костел; там были капеллан, церковный сторож и всякий костельный хлам. Возле костела — старая-престарая школа, куда, говорят, ходил еще Ян Гус и даже Жижка[469]. Городок до сих пор окружен городьбой, как тогда. И, как тогда, коровы в сумерках везут в город сено прахатицких крестьянствующих обывателей, позванивая своими колокольчиками, оплакивающими былую славу Златой Стежки.
Теперь вместо обозов по долине Волыньки ходит воларский состав из одного вагона с паровозом, набирающим воду и уголь на каждой станции, чтобы доехать до следующей. Он доходит и до Волар; это удивительный городок; когда-то на этом месте поселились тирольцы; они построили тирольский деревянный городок — с низкими тирольскими крышами и камнями на них, с альпийскими лугами вокруг и воларским языком, отчасти похожим на немецкий. К сожалению, часть Волар однажды выгорела; но воларцы остались прежними воларцами, как будто жили на острове; воларки никогда не выходят ни за кого, кроме воларцев, чтобы не растащить состоящих из навоза и дров воларских богатств по всему свету. Волары никогда не были представлены ни на одной международной конференции; а надо бы им быть воларским государством!
ДЕРЕВНИ
Деревни на Шумаве всюду отличаются необычайной длиной: примерно от двух до двадцати километров. Думается, есть там деревни, которых никто никогда от конца до конца не проходил. Перед домами, вместо палисадничка, навоз; возле каждой избы — ствол, выдолбленный в виде желоба, по которому течет родниковая вода. На каждом крыльце — ряд деревянных башмаков, от огромных тяжелых до крошечных детских; в воскресенье такой башмак хорошенько обскабливают и, надев его, топают в костел. Язык тут выразительный и своеобразный; я не понимал ни слова; коровам кричат: «уот, уот, йова». А когда деревня по неизвестной причине вдруг кончилась, можно целыми часами идти по дороге, между берез и рябин, и часами — лесом, не встретив ни души; только вдали, завидев тебя, юркнет в лес контрабандист, несущий из Баварии шесть зеленых шляп на голове да мешок с солью за спиной. А вздумаешь побродить по опушке этих печальных и прекрасных лесов, — каждому грибнику известно, что лучшие грибы растут на опушке, такие крупные и смуглые, почти черные; при этом все время шагаешь через разные канавы, мочажины да дрожащую торфяную топь, — так оказывается: эти горы — сплошная вода; просто диву даешься, откуда только все это натекает. За волной холмов новая волна, и всюду лес, сплошной частый лес. Здесь все тянется в бесконечную даль — горы и деревни, леса и даже время, — такое протяжно-шумящее.
[1925]
Крушные горы
Я бы сказал, что это самые ровные среди наших пограничных гор, по виду самые мудрые и самые уравновешенные. Это тебе не отвесные скалы дремучей Шумавы, не Крконоше — нагроможденье голых камней; здесь тянется волнистый гребень, этакий массивный хребет, который не раскидывает широко по равнине мощные конечности предгорий и заросшие под мышками отроги. Степенно, плавным и нешибким разбегом подымается он над долиной Огрже, стараясь, если можно так выразиться, сохранять свой уровень, — никаких лишних ущелий или перевалов, никаких буераков и обрывов, только так — то чуть выше, то чуть ниже, чтоб приятнее шлось и ехалось по белой, бегущей гребнем горы дороге. Ни торчащих скал, ни глыб, ни осыпей, ничего патетически обнаженного и первозданного, редко сыщешь горы, столь пристойно одетые ухоженными лесами, полосками овса и обширными лугами; только время от времени черные открытые торфяники с грудами брикетов и, как особая примета края, — то тут, то там заброшенный металлургический заводик или склон, некогда разрытый кирками, а ныне зарастающий луговиком и вереском. Видно, нет больше смысла добывать здесь медь и олово; внизу, в долине, полыхает и чадит каменноугольный бассейн, а здесь мертво и тихо, и древняя тайна руд и металлов отжила свой век и осталась романтической дымкой над историей здешних мест. Fueramus Pergama.[470] Были мы некогда Рудные горы, богатые металлом. В детстве они представлялись мне магнитной горой из путешествий Синдбада-морехода, я думал, что скалы тут переливаются красными блестками меди и серым мерцанием олова; ударь обушком — и засверкает жила металла. На самом деле все иначе — тихо, зелено, и всюду пасутся коровы и туристы.
Это — край мирных, прозаических ремесел. Деревни здесь ужасно длинные, на каждом шагу в них трактиры, а местечки, в прошлом довольно богатые, давно обеднели и утратили свою красоту и целомудренность. В Абртамах, скажем, не делают ничего, кроме перчаток; здесь могли бы нашить перчаток из козлиной кожи хоть на целый мир, но он, судя по всему, перестает прятать свои хищные руки в перчатки. А вот в Божьем Даре плетут кружева. В Шёнбахе и в Краслицах жители не делают ничего, кроме музыкальных инструментов. Я там видел такие огромные и сверкающие тромбоны, что даже представить себе не могу, кто носит подобную роскошь, — разве что какой-нибудь негритянский король навешивает это на себя в дни тронных торжеств, и сверкающий зев тромбона увенчивает его ореолом архангельским. Тут есть места, где люди, по-видимому, живут тем, что ходят друг к другу в трактиры, во всяком случае, не видно никаких других источников существования, кроме зеленых лугов и красивых пейзажей, как с чешской, так с саксонской стороны.
Помимо перечисленного, достопримечательность здешних мест — рябины, обочины дорог засажены одними рябинами, развесистые, они теснятся друг подле друга, чтоб защититься от горного ветра, деревья увешаны красными гроздьями ягод, похожими на большие букеты кораллов; и еще что-то вроде тоски или тревоги, что-то вроде ощущения, будто ты на самом краю света.
Ну конечно, тут ведь рядом граница, а в каждой пограничной земле есть что-то неодолимо волнующее.
[1923]
Пасха в горах
Горы на пасху привлекают главным образом лыжников, туристов и просто любителей красивых видов. Что до меня, — по-моему, больше всех получает тот, кто просто смотрит. Но предоставляю каждому наслаждаться на свой лад.
