На вашем месте. Веселящий газ. Летняя блажь - Пэлем Грэнвилл Вудхауз
– Просто нога онемела, – объяснил я. – Отсидел.
– Эх ты, старичок столетний! Сидеть ему уже трудно. Суставы, кхе-кхе… – засмеялась Энн. – А что ты, кстати, вообще здесь делаешь? Неужели решил навестить Эйприл Джун?
– Так, заглянул на минутку, – смутился я.
– Зная, что Мерфи и Флауэр только и мечтают тебя подстеречь? И где только была твоя голова, Джозеф Кули! Зачем тебе понадобилась Эприл Джун?
И вновь я оказался не в силах раскрыть истинные факты.
– Хотел подарить ей букет.
– Что?
– Ну, ты понимаешь… цветы.
Энн посмотрела на меня с недоумением.
– Ты шутишь?
– Нет.
– Ничего не понимаю! Что с тобой творится, Джозеф? Никогда не видела такого странного мальчика. Ты же сам сто раз мне говорил, что Эйприл Джун гадина. Звал не иначе как гадиной. А теперь, видишь ли, готов сунуться черту в зубы, чтобы преподнести ей цветочки! И сегодня днем – слова не дал о ней сказать, чуть живьем не съел.
Меня охватило раскаяние.
– Извини, пожалуйста.
– Ничего страшного. Мне просто непонятно. Кстати, а тот пирог со свининой – ты хоть отъесть как следует от него успел? А то ведь я сразу ушла.
– Нет, не очень, – признался я. – Очень жаль.
– Еще бы!
– В смысле, жаль, что ты из-за меня потеряла работу.
– Да ладно, ерунда, не оставаться же на этой работе всю жизнь. За меня не беспокойся. Завтра я уже буду пресс-секретарем у твоей разлюбезной Эйприл Джун. Хотела вот зайти к ней, чтобы обговорить кое-какие детали, потому и оказалась здесь сейчас. Надо бы вернуться, но я боюсь оставить тебя одного. Не удивлюсь, если эти сорванцы сидят где-нибудь в засаде или рыщут по окрестностям, как орды мидян.
Меня только что посетила та же мысль, заставив поежиться. Я стал горячо умолять Энн не уходить.
– Да, думаю, моя верная рука тебе еще потребуется, – улыбнулась она и на секунду задумалась. – Давай знаешь что сделаем? Хочешь газировки?
– Да, хорошо бы.
– Ну вот. Тогда, если не возражаешь, мы сделаем небольшой крюк и зайдем в Беверли-Хиллс в аптекарский магазин. Куплю тебе газировки, а сама позвоню Эйприл Джун по телефону.
Я заверил ее, что нисколько не возражаю, и мы пошли по дороге. Энн весело болтала о том о сем, а я по большей части молчал, стараясь сдержать кипевшие внутри меня чувства.
Если вы хотите знать, почему они кипели и что это были за чувства, я вам скажу. Дело в том, что за короткий промежуток времени, прошедший с тех пор, как моя спасительница так удачно пресекла кровожадные планы Томми Мерфи и Орландо Флауэра, моя любовь снова вспыхнула и расцвела пышным цветом. О да, та самая любовь, которую я расточал на эту девушку два года назад и которая, как я предполагал, навеки угасла под градом убийственных реплик, произнесенных тем памятным вечером в Каннах, внезапно обнаружилась на прежнем месте и вновь принялась за свое с еще большим жаром, чем прежде.
Без сомнения, этому способствовал не один фактор. В частности, разоблачение ложного обаяния Эйприл Джун, не говоря уже о доблестном поведении Энн во время моего спасения. Но главными были, я думаю, ее постоянная приветливость, ласковое сочувствие, искреннее дружелюбие. Ну и, конечно, пирог со свининой… Что бы там ни было, я любил эту девушку, любил горячо, любил страстно!
Ну и что толку, подумал я с горечью, уныло прожевывая ореховый десерт, пока Энн разговаривала по телефону. Из всех печальных слов, что существуют в этом печальном мире, самые печальные – «если бы». Не будь я таким идиотом, то вовремя понял бы, что для меня нет и не может быть никого лучше Энн Баннистер. Я вряд ли стал бы возиться с тем мороженым на дне рождения какой-то там Эйприл Джун, не растревожил бы больной зуб и не попал бы в кресло к И. Дж. Зиззбауму в тот же самый момент, как малыш Джо Кули – к Б. К. Буруошу. Короче говоря, тогда бы ничего, что было потом, не случилось.
А что теперь? Энн помолвлена с моим кузеном Эгги, а даже если бы не была помолвлена, я нахожусь в совсем неподходящей форме, чтобы просить ее разделить мою судьбу. Все чудовищные препятствия, отделявшие меня и Эйприл Джун, точно так же, и даже еще чудовищнее, стоят между мною и этой девушкой. Будь она даже свободна, кем надо быть, чтобы принять предложение руки и сердца от малыша Джо Кули?
Что ж, все кончено, подвел я итог, и меланхолически бормотал что-то про себя, когда Энн вышла из телефонной будки и присоединилась ко мне со вторым ореховым десертом.
– Поговорила, все в порядке, – объявила она.
Я не стал уточнять, что именно, и, вежливо кивнув, доел свою порцию, в то время как Энн только начала свою. Она спросила, не хочу ли я еще. Я хотел, и она заказала еще. Божественная девушка.
– Ну что ж, Джозеф, – сказала она, продолжая прерванную беседу, – у тебя выдался сегодня трудный денек, не правда ли?
Я невесело усмехнулся.
– Пожалуй.
– Как все прошло?
– Что?
– Открытие статуи Бринкмайера.
Я подпрыгнул на стуле, словно меня укусили за ногу. Кусок орехового десерта шлепнулся на стол с моей обессилевшей ложки. Хотите верьте, хотите нет, но в угаре давешних событий статуя совершенно вылетела у меня из головы.
– Боже мой! – воскликнул я.
– Что случилось?
Некоторое время я не мог выдавить ни слова. Потом, слегка запинаясь, выложил все. Энн слушала серьезно и внимательно. Когда я затронул тему лягушек, она задумчиво пожевала губами.
– Думаешь, мисс Бринкмайер нашла их?
– Если я сколько-нибудь разбираюсь в женских криках, то да, – ответил я. – Уверен на все сто, что нашла. А теперь еще и узнала, что я не пришел на церемонию, и у статуи, когда ее открыли, вдобавок оказался красный нос. Короче говоря, если бывают на свете дерьмовые ситуации, то это одна из них.
– Ты не должен говорить таких слов, Джозеф, – упрекнула она.
– Бывают случаи, – твердо сказал я, – когда приходится, и это как раз такой случай.
Энн понимающе вздохнула.
– Да, попал ты в историю.
Я убито кивнул. Она улыбнулась и продолжала:
– Но ты не волнуйся, завтра они обо всем забудут.
– Ты думаешь? – недоверчиво спросил я.
– Ну конечно.
Ее оптимизм подействовал на меня заразительно.
– Вот здорово!
Энн
