Пелам Вудхаус - Неприметный холостяк; Переплет; Простак в стране чудес
Объяснение Карлайл мог бы дать, но не стал. Поспешно, без единого слова, резко развернувшись, невозмутимый аристократ двинулся в долгий путь, ведущий к отелю «Дез Этранжэ». Ему требовалось безотлагательно перекинуться словечком с Супом Слаттери.
4
А поразило Карлайла в Пэки то, что тот был целехонек, без царапинки. Крик в ночи убедил его, что Слаттери действует согласно плану: проник в спальню этого типа и отдубасил его в своей неповторимой манере. И нате вам! Этот субъект – в окошке, цел-целехонек, даже без синяка под глазом.
Это и привело Карлайла в полное остолбенение. Накануне Суп прямо полыхал праведным гневом, и недвусмысленно дал понять, что карательная экспедиция намечается самая суровая. И вот совершенно ясно, что он ничего не предпринял!
В крайнем ужасе Гордон ворвался в отель. Искомую жертву ему удалось обнаружить в большом обеденном зале, где она, ослабленная ночью на открытом воздухе, подкрепляла силы завтраком.
Обычный континентальный завтрак состоит из пойла, которое французы – видимо, в насмешку – именуют кофе, трех малюсеньких кусочков масла, булочки в форме булочки и еще одной – в форме подковки. Слаттери внес некоторые вариации собственного изобретения. Он только что прикончил омлет с травами, двойную порцию ветчины с яйцами и маленький бифштекс, а когда в зал ворвался Карлайл, вопросительно поднял на него глаза, пережевывая тост с джемом.
– А-а, – произнес он, проглатывая загруженные припасы, и повернулся к крутившемуся поблизости официанту. – Еще кофе.
Карлайл сверлил человека-питона лихорадочным взглядом, извергнув на него десятки вопросов, но когда Слаттери соизволил наконец заговорить, осушив пятую чашку кофе, не стал отвечать ни на один. Поделился он мечтой, переливчато-опаловым видением, навестившим его на вахте, ночью. Как говорится, облек ее в слова.
– Желаю я одного, – с чувством произнес Суп, – чтобы когда-нибудь, все равно когда, я встретил бы этого сивого субъекта в темном переулке, а поблизости чтоб не было ни одного копа!
Его пробрала дрожь, он вспомнил ночной кошмар.
– Выставить человека на подоконник! – с нарастающей горячностью продолжил он. – Нет, я вас спрашиваю, красиво это? Черт! А я еще вдобавок высоты боюсь, с тех пор как на спор с одной своей подружкой перегнулся через бортик небоскреба и плюнул на Бродвей. Если я оправлюсь от этой ночки к ста годам, так и то, считай, скорее скорого!
– Но как же?..
– Сейчас, сейчас расскажу. Рыскаю я себе по этому Шату, поглядываю туда-сюда, ищу, нет ли чего стянуть, и вдруг вижу эту дверь, за ней кто-то храпит. Поворачиваю я эдак тихонько ручку, а она не заперта. Н-ну, красота! Толкаю дверь… и что б ты думал? Заскрипела, гадюка, прям как тормоза у старой колымаги, и тут этот сивый тип наставляет на меня револьвер и приказывает, чтоб я тихо прикрыл дверь и шагал к окну. Черт меня раздери! Если б я не послушался, считай, мог бы надпись на могильном камне заказывать. Против револьвера не попрешь. А револьвер того и гляди пальнет, стоит чуток дернуться. Ну я и потопал к окошку, и не успел опомниться, как сижу себе на подоконнике, а этот субъект закрывает ставни. Закрыл, лег, захрапел опять, а мне, значит, куковать тут всю ночь. Так, через три тысячи лет начало светать, а еще через пару веков подвалил и ты. Ну, ты ушел, а я вдруг заметил трубу и сполз по ней вниз. И доложу я тебе, – прибавил Слаттери, – врагу того не пожелаю. Даже если б кто из тех жандармов задумал сползать по трубе, я б и то взял его за руку и сказал: «Остановись! Не придется тебе такое по вкусу! Нет, точно не понравится!»
Сердце, более чувствительное, чем у Карлайла, дрогнуло бы от такого повествования. Но он и языком не прицокнул.
– А как же насчет того типа, который выдает себя за виконта?
Суп Слаттери намазал на тост джем и впился в кусок точно всплывшая рыба.
– А, этот? Да с ним полный порядок.
– Как это порядок? Что значит – полный?
– Это мой старый приятель, – объяснил Слаттери. – Мы с ним поболтали немножко, и он мне все объяснил. Ты зря на него подумал. Не за брюликами он охотится. Ему позарез письмо какое-то там. Оно у этой Гедж. Канпреметирующее какое-то.
Сказав, что Карлайл был поражен ужасом при этих словах, мы ничуть не преувеличим. Ему всегда было известно, что у Супа Слаттери, хотя человек он и смелый, мозгов – самый минимум, но даже от него нельзя было ждать, что он проглотит такую явную фальшивку.
– А ты и купился?
– Конечно.
– Нет, ну будь я проклят!
– Я ему поверил. Потому что он мой друг.
Карлайл сглотнул, Слаттери – тоже. Но если Слаттери сглотнул, потому что так быстрее всего выпить шестую чашку кофе, Карлайла сглотнуть заставило крайнее смятение. Он понял, к чему все клонится.
– То есть ты хочешь сказать, что не станешь избивать этого типа?
Расхохотаться иронически, когда у тебя полон рот кофе, непросто, но Слаттери с этим справился.
– Кто, я? Да зачем? Мы ж с ним – вот так! – Он тесно сдвинул два похожих на бананы пальца, демонстрируя всю близость доверия и дружбы, связывавшие его и Пэки. – Не переживай ты из-за него. Он мне все рассказал. Письмо написал какой-то сенатор Опэл, и здорово вляпается, если про него узнают. А его захватила миссис Гедж. Вот за письмом виконт и охотится. Брюлики ему даром не нужны. Нет, правда, ни на что они ему. Сам мне сказал.
Карлайл резко втянул воздух. Сказочка вдруг показалась ему правдоподобной. У этого эксперта по мошенническим аферам выработалось шестое чувство, нюх на обман. Да, история правдивая, и на минутку он забыл свои тревоги. Глаза у него заблестели. Если сенатор Опэл написал настолько опрометчивое письмо, что ему пришлось человека нанимать выкрасть его, то, пожалуй, письмецом этим недурно бы и завладеть!
По каким-то неведомым причинам Карлайл, специалист многогранный, ни разу еще не пускался на эксперименты в шантаже. Не то чтобы у него возникали какие-то возражения нравственного порядка – он мало против чего возражал с точки зрения морали, – а просто шантаж никогда под руку не подворачивался. Но теперь, когда замаячил такой изумительный шанс!
Однако приподнятое его настроение продержалось недолго. Остужая восторг, возникла гнетущая мысль – ему ни за что не уломать Герти! Увидит Пэки здоровым и целехоньким, потребует объяснений и, конечно же, не пожелает верить тому, какое он только и сможет дать.
Карлайл торопливо распрощался с Супом. Взломщик сейфов углядел дыню на боковом столике, и теперь пытался заказать ломтик, а так как официант английским владел слабо, а Суп понятия не имел, как «дыня» по-французски, процесс обещал затянуться надолго. Они накрепко увязли в объяснениях, когда Карлайл покинул зал. Он достаточно насмотрелся на завтракающего друга.
Что теперь скажет Герти, горевал он по пути в шато, когда обнаружит, что он не выполнил своей похвальбы?
Очень скоро Карлайлу представилась возможность выяснить, что она скажет.
Встретив его на подъездной дороге, Герти ничего не Утаила.
– Эй! – едва завидев его, закричала она, и в голосе ее безошибочно слышался упрек. – Что ж это такое, интересно? Обещал, что отдубасишь этого фальшивого виконта ночью, а я только что встретила его – разгуливает себе так важно, и без единой царапинки! Как же это получается?
Карлайл облизнул губы, призывая на помощь всю свою профессиональную выучку. Теперь магическое красноречие требовалось ему больше, чем когда-либо.
– Ты удивишься, когда я тебе все расскажу, – приступил он, в замешательстве слыша, как жалко спотыкается о слова; в наиважнейший момент его жизни красноречие подвело! – Дело, видишь ли, в том, что мы с тобой промахнулись насчет этого типа…
– Как это?
– Видишь ли, охотится он не за брюликами, а за компрометирующим письмом.
– Что!
– Да. Сам мне сказал.
– Когда ж это, интересно?
– Ночью, когда я зашел к нему в спальню и…
– В спальню он зашел! Да ты и близко не подходил! Теперь все-все понятно! Могла б еще и вчера понять – ты блефуешь! Ты перетрусил!
– Даю тебе слово…
– А я-то еще подумала, может, ты все-таки не такой уж врун. Что ж, прощайте, мистер Карлайл!
– Куда это ты?
– Не ваше дело! А если и вправду охота знать, возвращаюсь к мистеру Эгглстону!
Спазм мучительной тревоги пронзил Гордона Карлайла. Прозвучал первый намек, что его и без того сложное ухаживание еще больше осложняется из-за появления соперника.
– Кто это?
– Камердинер сенатора Опэла. Очень мне нравится. Так что, извините, мистер Карлайл, я возвращаюсь к нему.
Герти отправилась своей дорогой, и даже ее черные волосы источали отвращение.
Карлайл застыл на месте. Ревнивая ярость обуяла его. Эгглстон!
При первой же возможности, решил он – единственное вразумительное решение, какое оказался способен выдать его взбаламученный ум, – надо взглянуть на этого Эгглстона. И если при осмотре выяснится, что тот не слишком уж грозный здоровила, он уж знает, как с ним поступить!
