История Вечного Жида, содержащая краткий и правдивый абрис его удивительнейшего путешествия, продолжавшегося почти 18 столетий - Карло Пазеро де Корнелиано
Кайзер Гонорий отдал управление Западом своему тестю, графу Стилихо, который предал огню книги Сивилл и своими деяниями вызвал восхищение поэта Клавдиана. Он вовсе не был совершенно неблагодарным, как в этом могут быть убеждены личности, потрудившиеся перечитать его сочинение.
В эпоху распада (империи) ничего не было веселее наблюдать, с какой торжественностью новые консулы выражали свое достоинство Первого января. Они появлялись на Форуме в шелковом одеянии, прошитом золотом, впереди (шли) ликторы со снопами и топорами. Они усаживались на свои курульные кресла по древнему обычаю, основывающемуся на понятии свободы в «Vindex», который отражал позиции последователей Тарквиния. Когда это было позади, они предлагали народу игры, которые стоили от двух до трех миллионов, и далее делали лишь одно: они предлагали отметить их имена при датировке общественных споров. Консульство превратилось в достояние хронологии. Да простят мне небо и земля эту неудачную насмешку.
Город Рим имел тогда миллион двеcти тысяч жителей или много больше. При этом насчитывалось тысяча семьсот восемьдесят дворцов и четыре тысячи шестьсот шестьдесят два дома. Театр содержал три тысячи танцовщиц и такое же число певиц. Большинство сенаторов имело один или два миллионов доходов. Они носили роскошные туники с вышитыми на них разного рода зверями. Они перемещались по улицам города в сопровождении свиты из пятидесяти слуг и на повозках из массивного серебра, которые были высоки, частью закрыты и частью открыты.
Когда Гонорий правил Западом, Аркадий, его брат, был императором Константинополя. Он был настолько добродушен, что позволил евнуху Евтропию украсть свои деньги, и хорош по отношению к императрице, которая предпочла графа Иоганна бедному обрезанному, выслав его на остров Крит, несмотря на то, что тот некогда был обжит Венерой и для людей его рода не был подходящим местом.
Феод II, сын Аркадия, воспитывался своей сестрой Пульхерией, добродетельной дамой, которая превратила императорский двор в средоточие добродетели. Она оженила брата на дочери философа Леонтия, которая до помолвки звалась Атенаис, а позже Евдокией. Новая королева постигла все, кроме искусства вести со своим супругом успешное хозяйство. Феодосий поэтому поспособствовал смерти придворного Паулинуса, к которому он – по причине или без – испытывал ревность. Затем он выслал Евдокию в Иудею, где она обитала в доме, и это чистая правда, который принадлежал мне и которым владела казна на протяжении четырех столетий, уверенная в моей смерти и в отсутствии наследников.
На этом отрезке времени правили в римской империи очень обременительные для нее варварские кайзеры, среди которых Атилла, король гуннов, был ужаснейшим. Я видел его, со взглядом возбужденным и ужасным, с широкой головой, с черно-бурым цветом лица, вдавленным носом с оспинами, с широкими плечами и с коротким четырехугольным телом. Если он в данную минуту не находился в походе, то жил в деревянном дворце, который лежал у подножия Токайских гор – превосходное времяпрепровождение для такого пьяницы, как он. Здесь же для нужд кайзера находился сераль, женщины коего не сидели все-таки взаперти. Кто бы мог подумать, что прекрасная и юная Гонория, сестра Валентина III, тайно послала такому человеку золотое кольцо с просьбой взять ее в жены. Эта принцесса при всем том имела в королевском дворце Равенны нежные отношения с камергером Евгением, а королева Плачидия услала ее в Константинополь к Пульхерии, где она умирала от скуки. Когда стало известно, что она предприняла шаги в сторону Атиллы, то была заключена в замок. Между тем королю гуннов понравилось предложение Гонории: он потребовал ее руки и определенное количество провинций в качестве приданого. В то время, когда пытались побыстрее выполнить его требования, он счел для себя приятной возможность, несмотря на преклонный возраст, жениться на юной девушке по имени Ильдико. Через день после свадьбы он был найден в своей постели мертвым.
В предгорьях Микен я увидел последнего из древних (античных) императоров Запада – Ромула Августа. Он жил в доме выстроенном Марием и с давних пор бесноватым и сумасшедшим Лукуллом, имя которого он еще и носил (Дом Лукулла). Его уже не стоило упрекать в том, что он уже не император, ибо он ничего не сделал, чтобы быть им[10].
Глава III
Странствие Вечного Жида с момента падения Западной империи в пятом столетии до правления Карла Великого
Небольшое королевство, которым владели сализские франки в середине пятого столетия в регионе Турне, не испытало такого расцвета как современная Франция, а двор Хильдериха, отца Хлодовика, был совсем не таким блистательным, как у Людовика ХIV. Он был, возможно, менее галантным, как это следует заключить из (истории) о королеве Барине, которая запросто покинула своего первого супруга, короля Тюрингии, чтобы жить с Хильдерихом. Она была настолько прямолинейна и простодушна, что на публичной площади Турне сообщила мне, что ежели бы она во время своего отъезда из Тюрингии знавала бы более красивейшего мужчину, чем король франков, то не устояла бы перед тем, чтобы оказать ему предпочтение и даже разыскать его по ту сторону моря. Существует огромная пропасть между этим ее характером и королевой Клотильдой, ее невесткой.
Хлодовик выдал свою сестру Альбуфледу за Теодориха, короля остготов, который постановил управлять Италией с неизменной почти всегда справедливостью. Он выдавал каждый год четыреста марок золотом и двадцать пять тысяч черепиц, однако потомки не простили ему пленение и смерть патриция Боэция. Это настолько правда, что князья должны были сначала дважды подумать, прежде чем проявлять жестокость по отношению к честному человеку. Такой человек как Боэций, который Эвклида, Архимеда, Птолемея, Платона, Аристотеля и других мог обвести вокруг пальца, заслуживает бережного отношения, даже и в том случае, если он за что-либо заслуживает наказание. Труд, который он создал в Павии, доказывает, что он знал как в добродетели найти причину для утешения. Однако вне сомнения в тех же источниках он выражал большое неприятие несправедливости, опрометчивости и (выступал) против пренебрежения теми общественными формами, которые упорядочивают рассудок, что лишь он может утвердить право наказания за преступление и непоколебимость добродетели.
Я видел Кассиодора в преклонном возрасте, когда он уже не был министром короля и тихо жил после переезда в Калабрию среди переселенцев, которых он занял переводом греческих произведений и переписыванием латинских рукописей. Это зрелище поразило меня. Кассиодор один из немногих великих
