Пассажир «Полярной лилии» - Жорж Сименон
Все без исключения подробности этого дела вызывают чувство глубокого отвращения.
Что касается престарелых родителей Мари Барон, читатель и сам представит себе изумление, недоверие, наконец, отчаяние, с каким они восприняли подобное известие.
Полиция делает все, что в ее силах. Тем не менее власти справедливо опасаются, что к моменту, когда имена виновных будут установлены, сами они окажутся уже далеко».
Петерсен пробежал заголовки немецкой газеты, но не нашел ничего относящегося к делу.
Он был бледен: его мутило и в переносном и в прямом, физическом смысле слова.
Он стал моряком в тринадцать лет. Был свидетелем побоищ в портовых притонах. Однажды пьяный матрос исповедовался ему в своих преступлениях. С тех пор как он сделался капитаном, полиция неоднократно производила аресты у него на борту. В первый раз взяли международного авантюриста, в последний — поляка, задушившего в припадке ревности жену и двоих детей.
Все это оставляло Петерсена почти равнодушным. Добрый протестант, он свято верил, что в человеческой душе борются благие и греховные побуждения.
Сейчас капитана захлестывал стыд. В Париже он не бывал, но попытался представить себе этот Монпарнас, о котором говорится в газете, мастерскую художника, оргию, обнаженный труп на диване…
Он старался не думать, связана ли история на улице Деламбр с убийством советника полиции фон Штернберга, и тем не менее почти бессознательно был убежден в этом.
Капитан непроизвольно перебирал в памяти лица и фигуры: Эриксен в сером пальто, которого он видел только со спины и который прячется в трюме; матрос Петер Крулль с его вселяющей тревогу улыбкой; Вринс с покрасневшими веками и болезненной нервозностью; безбровый Шутрингер и его глаза-шары без ресниц.
Он смущенно вспомнил, как покраснел от возбуждения, увидев Катю, и честно признался себе, что по меньшей мере два раза постарался пройти мимо пассажирки так, чтобы коснуться ее.
Но все эти мысли оттесняло на задний план сознание того, что в его, Петерсена, мире что-то надломилось. Оно настолько обескураживало, что капитан сидел, подперев голову руками, пока не пробило шесть и он не вскочил, как ужаленный.
Даже его пароход был теперь не тот, что раньше. Выйдя из каюты, он настороженно оглядел длинный коридор и отметил, что стюард вертится около его двери.
— Где они? — голосом, в котором звучало подозрение, осведомился Петерсен.
— Кто?
— Пассажиры… Эвйен, Шутрингер.
— Наверху, в салоне.
— А дама?
— Тоже отправилась к ним.
Тяжело ступая, Петерсен поднялся по трапу, распахнул дверь салона и с каменным лицом остановился на пороге. Пассажиры расселись так же, как утром: Белл Эвйен с Катей вдвоем за бутылкой минеральной воды; Шутрингер в противоположном углу играл сам с собой в шахматы.
Зажегся свет. Три головы повернулись к капитану. Эвйен, который был с ним более короток, чем остальные, раскрыл рот, собираясь заговорить.
Тут Петерсен резко захлопнул дверь и направился вверх по трапу на мостик. Он различил в полумгле узкоплечую фигуру Вринса, только что сдавшего вахту второму помощнику. Почему Петерсен бесшумно подошел к голландцу сзади и неожиданно положил руку ему на плечо? Молодой человек весь задрожал, лицо его выразило полную растерянность.
— К-капитан… — выдавил он, заикаясь и силясь овладеть собой.
— Что с вами? Вы же весь дрожите!
— Ничего… Я… я не ожидал…
— Идите!
— Правда, что на судне т-труп, капитан?
— Да, правда. Ну и что из того? Идите!
Голос его звучал так сухо, что второй помощник, знавший Петерсена много лет, не на шутку удивился. Парню этому было под тридцать, дипломом он не обзавелся, но терпеливо тянул лямку, уверенный, что годам к сорока пяти станет капитаном. Жил второй помощник с матерью в Тронхейме.
— Скверная история! — сказал он, когда Вринс удалился. — А человека, который скрывается у нас на борту, все-таки надо взять.
— Где мы сейчас?
Оба моряка склонились над картой. Петерсен проворчал:
— При таком тумане придем в Ставангер не раньше часа ночи. А в половине третьего уже отваливать. Эх, будь у нас рация, которую нам третий год обещают…
Петерсен не находил себе места. Такое в плаванье случилось с ним впервые. Чтобы вернуться в свою каюту, ему пришлось пересечь прогулочную палубу, вдоль которой тянулись иллюминаторы салона. Он заглянул туда и заметил, что Кати Шторм там нет.
За обедом Петерсен ни разу не открыл рта: он был явно обеспокоен тем, что место пассажирки пустует.
— Она ест у себя в каюте? — спросил он стюарда.
— Ее там нет.
Лоб капитана перечеркнула глубокая складка. Он резко встал и пошел на нос, где помещались его офицеры.
Когда он подходил к каюте Вринса, дверь ее распахнулась, оттуда выскочила Катя и, увидев в двух шагах от себя капитана, остановилась как вкопанная. На секунду у нее перехватило дыхание, но она тут же взяла себя в руки и осведомилась:
— За стол, надеюсь, еще не сели? А вы не за мной?
— Нет. Вас ждут в ресторане.
Петерсен сделал вид, что ему что-то нужно в каюте второго помощника, которая была сейчас пуста. Но не успела Катя скрыться, как он распахнул дверь Вринса. Голландец лежал на койке, сжав голову руками.
Молодой человек торопливо и неловко вскочил, не сумев украдкой смахнуть со щек блестящие влажные полосы.
— Капитан?..
— Ничего. Лежите.
И Петерсен проследовал дальше еще более хмурый и сам не понимая, что ему взбрело в голову. Молодую немку он застал уже за столом. Она часто поворачивалась к капитану, и ее звонкий голосок не умолкал ни на минуту.
Однако Петерсен делал вид, что ее болтовня адресуется не к ему. Шутрингера тоже не было, и Катя поневоле вынуждена была обращаться исключительно к Эвйену.
Ее беспокоила стоянка в Ставангере.
— Как вы думаете, полиция нас не очень долго задержит? Мне почему-то кажется, что, если судно хорошенько обыскать, этот человек будет, в конце концов, пойман. Напомните, пожалуйста, его фамилию. Эриксен? Наверное, она не настоящая.
Капитан чувствовал, что Эвйену несколько неловко, особенно в присутствии его, Петерсена, постоянного гостя четы Эвйенов в Киркинесе. Управляющий рудниками предпочел бы, чтобы разговор стал общим.
В пяти милях от порта «Полярная лилия» приняла на борт лоцмана, подвалившего к пароходу на маленьком катере. Море здесь усеяно подводными камнями, к тому же туман сильно сгустился, и чуть ли не весь экипаж пришлось ставить впередсмотрящими.
