Теодор Фонтане - Шах фон Вутенов
- Красиво же вы умеете говорить! Но знайте: красиво говорит лишь тот, кто чувствует себя виноватым.
- Или от полноты сердца. Но лучше поговорим о вине, требующей искупления. Начнем с исповеди. За этим я и пришел вчера, позабыв про ваш приемный день, и почти что испугался, увидев Бюлова и этого плебея, Зандера. Как он попал в ваше общество?
- Зандер - тень Бюлова.
- Хороша тень, весящая в три раза больше того, кто ее отбрасывает. Настоящий мамонт. Толще Зандера, говорят, только его жена, и я сегодня слышал следующий анекдот: «Зандеру, чтобы совершить свой ежедневный моцион, достаточно три раза обойти вокруг жены». И этот человек тень Бюлова! Правильнее уже будет сказать - его Санчо Панса…
- Значит, вы Бюлова считаете Дон-Кихотом?
- Да, сударыня. Вы знаете, что, в общем-то, я не склонен к злословию, но это au fond[15] не клевета, скорее - прямая лесть. Славный рыцарь из Ламанча был честным энтузиастом, а позвольте вас спросить, дорогая моя подруга, можно ли то же самое сказать о Бюлове? Энтузиаст! Нет! Он эксцентричен и все тут, а пылающий в нем огонь - не более как огонь инфернального себялюбия.
- Вы несправедливы к нему, милый Шах. Он, конечно, озлоблен, но боюсь, что по праву.
Человек, болезненно себя переоценивающий, всегда отыщет тысячи причин для озлобления. Он ходит из дома в дом, проповедуя самую дешевую мудрость, мудрость post festnm[16]. Смешно. Во всех унижениях, перенесенных нами в прошлом году, если послушать его, виноваты не высокомерие или мощь наших врагов, о нет, этой мощи без труда можно было противопоставить еще большую, если бы люди вовремя поверили в наши таланты, понимай - в таланты Бюлова. Человечество на это не пошло и обрекло себя гибели. И так далее без конца. Отсюда Ульм и отсюда Аустерлиц. Все приняло бы иной оборот, если бы перед корсиканским похитителем короны и престола, перед этим ангелом тьмы, именующим себя Бонапартом, на поле боя предстал просветленный лик Бюлова. Мне противно. Я не терплю фанфаронов. О герцоге Брауншвейгском и о Гогенлоэ он говорит с насмешкой, а я стою за Фридрихово изречение: «Земля покоится на плечах Атласа не надежнее, чем Пруссия на плечах своей армии».
Покуда Шах и госпожа фон Карайон вели этот разговор, пара, шедшая впереди, дошла до того места, где от дороги ответвлялась тропинка, пересекавшая свежевспаханное поле.
- Вот и «цюрковь»,- сказала тетушка, указывая зонтиком на новехонькую красную крышу колокольни, мелькнувшую среди деревьев.
Виктуар подтвердила то, что все равно нельзя было оспаривать, и обернулась, чтобы жестами спросить мамa, не пойти ли им по тропинке. Госпожа фон Карайон утвердительно кивнула, и тетя с племянницей двинулись в указанном направлении. При каждом их шаге с бурой вспаханной земли взлетали жаворонки, свившие гнезда в бороздах еще до того, как взошли хлеба; дальше до самой кладбищенской стены шла уже невозделанная земля, на которой, кроме полоски чахлого дерна, имелся только воронкообразный прудик, где музицировала чета жерлянок, по берегу этой лужи рос высокий камыш.
- Смотри-ка, Виктуар, это камыш!
- Да, тетушка.
- Можешь себе представить, ma chere[17], в пору моей молодости камышинки употребляли в качестве ночников, когда нездоровилось или просто не спалось, и представь себе, они отлично плавали в стаканчике.
- Теперь,- сказала Виктуар,- режут на кусочки навощенную нить и продергивают ее сквозь кружок картона.
- Да, мой ангел. Но раньше это были камышинки, les joncs. И они тоже славно горели. Потому-то я тебе об этом и рассказываю. Наверно, в них был естественный жир или какая-нибудь смола.
- Вполне возможно,- отвечала Виктуар, она никогда не спорила с тетушкой и, произнося эти слова, прислушалась - музицированье жерлянок становилось все громче. Но тут же ее внимание привлекла к себе девочка-подросток, во всю мочь бежавшая от церкви им навстречу; за нею с лаем несся косматый шпиц, он прыгал на девочку и старался ее укусить. А она при этом еще подбрасывала в воздух тяжелый церковный ключ, веревкой привязанный к чурке, и так ловко его ловила, что ни ключ, ни чурка не причиняли ей боли. Наконец она остановилась, левой рукой прикрывая глаза от света закатного солнца.
- Ты не дочь церковного служителя? - осведомилась Виктуар.
- Да,- ответила девочка.
- Пожалуйста, дай нам ключ или вернись с нами и отопри церковь. Мы хотели бы осмотреть ее вместе с господами, что идут вон там.
- Ладно,- сказала девчушка, побежала обратно, перелезла через кладбищенскую стену и тотчас же исчезла за кустами лещины и шиповника, так густо посаженных, что, даже еще не покрывшись листвой, они образовывали плотную изгородь.
Тетушка и Виктуар медленно шли среди заброшенных могил, которых еще не коснулось дыхание весны; куда ни глянь - голые ветки, только возле самой церкви зеленела тенисто-влажная полянка, поросшая фиалками. Виктуар нагнулась, торопливо нарвала букетик, и когда мгновенье спустя Шах и госпожа фон Карайон показались на главной дороге, пошла им навстречу и протянула матери фиалки.
Девчушка между тем отперла тяжелую дверь и, дожидаясь посетителей, присела на пороге, но когда обе пары приблизились, вскочила и первой вошла в церковь, где скамьи стояли так же косо и беспорядочно, как кресты на кладбище. Все здесь было убого и запущено, но близившийся к закату солнечный шар за окнами, смотревшими на запад, вдруг залил стены красноватым сиянием, обновляя, пусть только на миг, давно поблекшую позолоту старых святых на алтаре, что еще с католических времен влачили здесь свое смиренное существование. Верная женевскому реформатству, тетушка, конечно же, перепугалась, увидев этих «идолов», а Шах, среди многих пристрастий которого была и генеалогия, спросил девочку, нет ли здесь старинных надгробий.
- Одно есть,- ответила та.- Вот.- И указала на обветшавший, но все еще четко различимый барельеф, вмурованный в столб у самого алтаря. По-видимому, то был рейтарский полковник.
- Кто это? - спросил Шах.
- Тамплиер,- ответила девочка,- рыцарь фон Темпельгоф. Это надгробие он велел сделать с себя еще при жизни, хотел, чтобы было на него похоже.
Тетушка одобрительно кивнула: стремление, которым был одержим почивший рыцарь, затронуло какие-то родственные струны в ее душе.
- Он и церковь эту построил,- продолжала девочка,- а потом еще и деревню и назвал ее Темпельгоф, его-то самого ведь Темпельгоф звали. Берлинцы говорят «Темплов», только это неправильно.
Дамы задумчиво ее слушали, а Шах, в котором пробудилось любопытство, спросил, не знает ли она еще каких-либо подробностей из жизни рыцаря.
- Нет, из жизни ничего не знаю. Только после смерти. Все встрепенулись, тетушку даже дрожь пробрала, а девочка спокойно продолжала:
- Уж не знаю, правда или нет, что люди говорят, только старый бобыль Мальтуш все это своими глазами видел.
- Что именно, детка?
- Рыцарь лежал вот здесь, перед алтарем, больше ста лет, а потом подосадовал, что крестьяне и конфирманты вечно на нем толпятся и уже истоптали ему все лицо. Старик Мальтуш, ему уже скоро девяносто стукнет, рассказывал нам с отцом, что своими ушами слышал, как под полом что-то стучало и перекатывалось, словно гроза гремела над соседней деревней.
- Вполне возможно.
- Но они не понимали, что это стучит и перекатывается,- рассказывала девочка,- и так продолжалось, покуда один русский генерал, никак не упомню его фамилию, не пал под Темпельгофом. Как-то раз, в субботу, пришел прежний служитель и хотел стереть с доски номера псалмов и проставить новые, на воскресенье. Он ваял в руки мел и вдруг все увидели, что прежние цифры уже стерты и там стоят новые, и еще цифры, обозначающие главу и стих библейского изречения. Все написано по-старинному, очень неясно, едва-едва можно прочесть. Ну, они, конечно, постарались и отыскали: «Ты должен воздавать почести своему покойнику, а не топтать его лицо». Тут уж им ясно стало, кто писал цифры, они подняли камень и вмуровали его в этот столб.
- Я считаю,- заявила тетушка Маргарита, она чем больше боялась привидений, тем ажитированнее отрицала их существование,- что правительство должно больше заботиться о борьбе с суеверием.- С этими словами она боязливо отвернулась от зловещего надгробия и вместе с госпожой фон Карайон, которая по части суеверия могла бы поспорить с тетушкой, направилась к выходу.
Шах, держа под руку Виктуар, последовал за ними.
- Интересно, он и вправду был тамплиер? - спросила она.- Все, что я знаю о тамплиерах, сводится к одному-единственному, в «Натане», но если в наших театрах не слишком произвольно трактуется вопрос о костюмах, то тамплиеры должны выглядеть совсем по-другому. Или я не права?
- Вы всегда правы, милая моя Виктуар.- Тон, каким были сказаны эти слова, проник ей в сердце и долго звучал в нем, хотя Шах этого даже не заподозрил.
