Данте Россетти - Прерафаэлиты: мозаика жанров

Сирену встречают лишь однажды — и только тогда, когда человек один. И тот, кто ее увидел, пропадает навеки.

Однажды на охоте мои собаки загнали в долину оленя — он забился под большую яблоню, и собаки отказывались подходить к нему. Когда я приблизился, он заглянул мне в глаза, как бы спрашивая: «Ты сам умрешь здесь — так неужели ты убьешь меня?» Казалось, на меня смотрела моя душа; я отозвал собак, которые охотно последовали за мной, и позволил оленю скрыться.

Я знаю, что непременно пойду туда, услышу песню и возьму яблоко. Пока что я участвую в забавах, которые пристали молодому рыцарю, веду в бой своих вассалов и храбро сражаюсь. Но все кажется сном, кроме того, что мне, одному лишь мне, предстоит увидеть. Кто знает? Может быть, среди моих друзей есть такой же обреченный — но он, как и я, молчит. Мы не встретимся в долине, поскольку каждый приходит туда в одиночку; но в овраге мы повстречаемся — и, возможно, узнаем друг друга.

Всякий мужчина, на которого пал выбор сирены, видит тот же сон, и ему непременно снится знакомое место, где бы он ни жил — именно там он и найдет волшебницу, когда придет пора. Но когда его поглотит овраг, там будут лежать все, убитые ею, целая свита, ибо они следуют за сиреной и довершают ее триумф. Где их души? Может быть, тела по-прежнему служат им пристанищем и душе суждено оставаться добычей сирены до Судного дня?

Нас было десять братьев. Одного уже не стало. Однажды мы ждали его возвращения из набега, но воины прискакали домой без него, сказав, что он отправился на поиски своей возлюбленной, которая поехала навстречу ему другой дорогой; но эту девушку воины встретили по пути, и она не знала, где он. Ночью она внезапно проснулась и отправилась к волшебной долине — и на краю лежали его шлем и меч. Поутру ее стали искать и нашли мертвой. Никто и никогда не рассказывал об этом моей дорогой возлюбленной — моей невесте.

Как-то за столом она протянула мне яблоко. Когда я взял его, она рассмеялась и сказала: «Не ешь, это плод из волшебной долины». Но я рассмеялся и откусил; в середине яблока было красное пятно, похожее на губы женщины, и когда я коснулся его, то ощутил на своих устах поцелуй.

В тот же вечер я гулял с моей возлюбленной по долине, и мы сели под яблоней, на которой, по слухам, стояла сирена. Моя возлюбленная встала в развилку дерева, сорвала яблоко, протянула мне и начала было петь, но тут же вскрикнула и сказала, что листья нашептывали ей иные слова и называли мое имя. Она швырнула яблоко вниз и следила, как оно летело, пока не скрылось в спутанных ветвях. И тут же, между ними, у нас на глазах, проползла змейка.

Потом мы пошли помолиться в церковь, где покоились наши предки; моя возлюбленная обвела глазами статуи и сказала: «Скоро ли и мы будем лежать тут вместе, высеченные из камня?» А мне показалось, что это ветер среди яблоневых ветвей шепнул: «Скоро ли?..»

Поздно вечером, когда все заснули, я вернулся в долину и тоже спросил: «Скоро ли?..» И на мгновение как будто показалась рука, которая протягивала яблоко из гущи ветвей того самого дерева, где прежде стояла моя возлюбленная. Но тут же видение пропало; я срывал яблоки, надкусывал их и швырял в яму, а потом сказал: «Приди».

Я говорю вам о моей возлюбленной; она любит меня, но я люблю ее не более, чем камень, несущийся в бурном потоке, любит сухой лист, который плывет, пристав к нему, пока их обоих не поглотит водоворот.

Вчера ночью, наконец, мне приснилась смерть, и теперь я знаю, что она близка. И меня постигнет та же участь.

Во сне я гулял с моей возлюбленной среди холмов, ведущих к долине. Она сказала: «Уже поздно», но ветер дул в сторону долины и звал: «Сюда». Она сказала: «До дома далеко», но камни скатывались в долину и звали: «Сюда». Она сказала: «Вернемся», но солнце уже зашло, и над долиной появилась луна и позвала: «Сюда». И душа сказала во мне: «Пора». Мы стояли на краю склона, и под нами росли яблони; луна, развеяв облака, восседала на своем троне, подобная солнцу в яркий полдень, и, хотя стояла поздняя осень, деревья не были наги — их покрывали цветы и плоды. Они росли так густо, что сквозь них ничего не было видно, но, глядя вниз, я заметил белую руку, которая протягивала яблоко, и услышал первые звуки чудесной песни. Возлюбленная приникла ко мне и зарыдала, но я начал спускаться по склону, продираясь сквозь стену ветвей, плодов и цветов и разбрасывая их в стороны, как сильный ветер разбрасывает сухую листву, ибо сердце мое желало лишь этого яблока. Возлюбленная цеплялась за меня, но ветви, которые я отталкивал, смыкались за моей спиной и раздирали ей лицо и руки; напоследок я увидел, как она воздевает руки к небу и громко плачет — а я продолжал идти дальше. Песнь сирены звучала все ясней. Наконец она пропела: «Любовь зовет тебя» и еще пела о том, как любовь прекрасна. После она пропела: «Жизнь зовет тебя», и прекрасна была жизнь в ее устах. Но еще прежде чем я приблизился, сирена поняла, что я полностью в ее воле; и тогда голос колдуньи зазвучал нежнее прежнего и она пропела: «Смерть зовет тебя», и имя смерти показалось мне слаще всего на свете. И путь передо мною расчистился, и она, сияя в свете луны, возвышалась надо мною в развилке дерева, которое я так хорошо знал. И я поцеловал волшебницу в губы и принял протянутое мне яблоко. Но едва я откусил его, как голова закружилась, ноги подогнулись, и я полетел вниз сквозь переплетенные ветви и увидел белые лица мертвецов, которые приветствовали меня. Я проснулся в холодном поту; но долго еще мне чудилось, что я лежу среди тех, кто стал моими товарищами навеки, и по-прежнему держу яблоко в руке.

Стихи

Астарта Сирийская

(к картине)

Мистерия: меж солнцем и луной —Сирийская Астарта, АфродитыПредвестница; из серебра отлитыПлетенья пояса, их ряд двойнойТаит восторг небесный и земной,Изогнут стебель шеи, приоткрытыУста; вглядись — и вышних сфер сюитыВ биенье сердца зазвучат струной.

Пылают факелы в руках у жриц.Все троны света, суть земных материй,Власть талисманов, тайный смысл поверий —Все в ней сокрыто. Так падите ницПред Красотой, не знающей границ,Меж солнцем и луной — венцом мистерий.

Детство Марии

(к картине)

Здесь Приснодева изображена:Святой Марии с отроческих летБыл домом галилейский Назарет.Вверялась воле Божией она,Мудра печалью, кротостью сильна;В ней крепли веры и надежды свет,Терпенья неизбывного обетИ мысли простота и глубина.

Она взрастала, утвердясь в добре,Так лилия, что Господом пригрета,Тиха, цветет меж ангелов. Но вотОна, проснувшись дома на заре,В смятении проплакала до света.Се! Пробил час: Благая Весть грядет.

Вот — символы. В багрянце лоскута —Узор из трех лучей; творец убавилДлину второго, не нарушив правил,Поскольку мир не знал еще Христа.Вот книги — Добродетелей цветаВ них запечатлены: апостол ПавелЛюбовь златую выше прочих ставил;Вот — Лилия, что значит — Чистота.

Семь листьев пальмы, семь шипов у терна —Ее скорбей и радостей залог.До срока мир о Господе ЕдиномЛишь слышал. Вскорости она покорноБлагую весть воспримет. Вскоре БогОбъявит — Божий Сын ей станет сыном.

Внезапный свет

Да, я здесь был когда-то.Когда? — припомнить не могу.Лишь помню трав весенних ароматыНа берегу,Огни вдали и шумных волн раскаты.

Я был с тобой когда-то.Когда? Не помню, вот беда.За ласточкой вспорхнул твой взгляд крылато —И понял я тогда,Что был там прежде и не ждал возврата.

Все было так когда-то.А может, нет? А может, вновьЗакружит время нас, и, пережив утрату,Взойдет любовь,Чтоб нам светить до нового заката?

Потерянные дни

Мои бесплодно прожитые дни,Где их искать, в какой неясной дали?Где, словно зерна, что с возов упали,Затоптаны в пыли, лежат они?Или монетам, тем, что у родниИ у друзей мы без отдачи брали?Иль каплям тем, что жаждущей печалиВ аду не утолят, они сродни?

Мне не найти их… Но наступит срок,И я расстанусь с жизнью быстротечной —И вот тогда меня поставит БогПред каждым днем, что я сгубил беспечно.И каждый закричит мне: «Как ты мог?!Я — часть тебя. Ты сам погиб навечно!»

Уильям Моррис