Иван Савин - Стихотворения. Избранная проза
«Это было в прошлом на юге…»
Это было в прошлом на юге,Это славой теперь поросло.В окружённом плахою кругеЛебединое билось крыло.Помню вечер. В ноющем гулеПтицей нёсся мой взмыленный конь.Где-то тонко плакали пули.Где-то хрипло кричали: «Огонь»!Закипело рвущимся эхомНебо мёртвое! В дымном огнеСмерть хлестала кровью и смехомКаждый шаг наш. А я на коне.Набегая, как хрупкая шлюпкаНа девятый, на гибельный вал,К голубому слову — голубка —В чёрном грохоте рифму искал.
1924Завтра
Настоящего нет у нас. РазвеЭто жизнь, это молодость – стытьВ мировой окровавленной язве?Разве жизнь распинать – это жить?Наше прошлое вспахано плугомБольной боли. В слепящей пылиАдским кругом, по зноям, по вьюгамДруг за другом мы в бездну сошли.Только в будущем, только в грядущемОправдание наше и цель.Только завтра нам в поле цветущемО победе расскажет свирель.Громче клич на невзорванной башне!Выше меч неплененный и щит!За сегодняшней мглой, за вчерашнейНаше завтра бессмертно горит.
1924У последней черты
И. БунинуПо дюнам бродит день сутулый,Ныряя в золото песка.Едва шуршат морские гулы,Едва звенит Сестра-река.Граница. И чем ближе к устью,К береговому янтарю,Тем с большей нежностью и грустьюРоссии «Здравствуй» говорю.Там, за рекой, всё те же дюны,Такой же бор к волнам сбежал.Всё те же древние ПеруныВыходят, мнится, из-за скал.Но жизнь иная в травах бьётся,И тишина ещё слышней,И на кронштадтский купол льётсяОгромный дождь иных лучей.Черкнув крылом по глади водной,В Россию чайка уплыла –И я крещу рукой безроднойПропавший след её крыла.
1925«Я был рождён для тихой доли…»
Я был рождён для тихой доли.Мне с детства нравилась играМечты блаженной. У костраВ те золотые вечераЯ часто бредил в синем поле,Где щедрый месяц до утраБросал мне слитки серебраСквозь облачные веера.Над каждым сном, над пылью малойГлаза покорные клоня,Я всё любил, равно храняИ траур мглы, и радость дняВ душе, мерцавшей небывало.И долго берегла меняОт копий здешнего огняНеопалимая броня.Но хлынул бунт. Не залив взора,Я устоял в крови. И вот,Мне, пасечнику лунных сот,Дано вести погибшим счетИ знать, что беспощадно скороВселенная, с былых высотУпав на чёрный эшафот,С ума безумного сойдёт.
1925«В смятой гимназической фуражке…»
В смятой гимназической фуражкеЯ пришел к тебе в наш белый дом;Красный твой платок в душистой кашкеКолыхался шелковым грибом.Отчего, не помню, в этот вечерКосы твои скоро расплелись.Таял солнечный пунцовый глетчер,Льдины его медленно лились.
Кто-то в белом на усадьбуБросил эху наши имена…Ты сказала вдруг, что и до свадьбыТы уже совсем моя жена.
«Я пометила тайком от мамыКаждый венчик вензелем твоим!»Припадая детскими губамиК загоревшим ноженькам твоим,Долго бился я в душистой кашкеОт любви, от первого огня…В старой гимназической фуражкеУ холма похорони меня!
1925-1926«Мне больно жить. Играют в мяч…»
Мне больно жить. Играют в мячДва голых мальчика на пляже.Усталый вечер скоро ляжетНа пыльные балконы дач.
Густым захлебываясь эхом,Поет сирена за окном…Я брежу о плече твоем,О родинке под серым мехом…Скатился в чай закатный блик,Цветет в стакане. Из беседкиМне машут девушки-соседкиМохнатым веером гвоздик:
«Поэт закатом недоволен?Иль болен, может быть поэт?Не знаю, что сказать в ответ,Что я тобой смертельно болен!»
1925-1926Буря
В парче из туч свинцовый гробНад морем дрогнувшим пронёсся.В парчу рассыпал звёздный снопСвои румяные колосья.Прибою кланялась сосна,Девичий стан сгибая низко.Шла в пенном кружеве волна,Как пляшущая одалиска.Прошелестел издалека,Ударил вихрь по скалам тёмным —Неудержимая рукаВзмахнула веером огромным,И чёрную епитрахильНа гору бросив грозовую,Вдруг вспыхнул молнии фитиль,Взрывая россыпь дождевую…Так серые твои глазаТемнели в гневе и мерцалиСияньем терпким, как слезаНа лезвии чернёной стали.
1925-1926«Был взгляд ее тоской и скукой…»
Был взгляд ее тоской и скукойПогашен. Я сказал, смеясь:«Поверь, взойдет над этой скукойБылая молодость». ЗажгласьУлыбка жалкая во взгляде.Сжав руки, я сказал: «Поверь,Найдем мы в дьявольской оградеЗаросшую слезами дверьВ ту жизнь, где мы так мало жили,В сады чуть памятные, гдеСадовники незримые, растилиДля каждого по розовой звезде».Она лицо ладонями закрыла,Склонив его на влажное стекло.Подумала и уронила:«Не верю», — медленно и зло.И от озлобленной печали,От ледяной ее струи,Вдруг покачнулись и увялиИ звезды, и сады мои.
Гельсингфорс, 1926«Блажен познавший жизнь такую …»
Блажен познавший жизнь такуюИ не убивший жизнь в себе…Я так устал тебя былуюИскать в теперешней тебе.Прощай. Господь поможет сладитьМне с безутешной думой той,Что я был изгнан правды радиИ краем отчим, и тобой.На дни распятые не сетуй:И ты ведь бредила — распни!А я пойду искать по светуЛелеющих иные дни,Взыскующих иного хлебаЗа ласки девичьи свои…Как это все-таки нелепо —Быть Чацким в горе от любви!
1927«Когда судьба из наших жизней…»
…Когда судьба из наших жизнейПасьянс раскладывала зло,Меня в проигранной отчизнеГлубоким солнцем замело.Из карт стасованных суровоДля утомительной игрыЯ рядом с девушкой трефовойУпал на крымские ковры.В те ночи северного горяНе знала южная земля,Неповторимый запах моря,Апрельских звезд и миндаля.
… Старинное очарованьеПоет, как памятный хорал,Когда ты входишь в дымный зал,Роняя медленно сиянье.Так ходят девушки святыеНа старых фресках. В темный прудТак звезды падают. ПлывутТак ночью лебеди немые.И сердце, бьющееся тише,Пугливей лоз прибрежных, ждет,Что над тобой опять сверкнетПрозрачный венчик в старой нише.
1927Александрийский стих
«Когда мне говорят — Александрия…»
М.Кузмин
Когда мне говорят — Россия,Я вижу далёкие южные степи,Где был я недавно воином былым,И где ныне в безвестных могилахОтгорели мигающим светомНаши жертвы вечерние — четверо братьев…Когда говорят мне — Россия,Я вижу глухой, незнакомый мне город.В комнате бедной с погасшей лампойСидит, наклоняясь над дымной печуркой,И плачет бесслёзно так страшно, так быстроОсиротевшая мама…Когда говорят мне — Россия,Я вижу окно деревянного флигеля,Покрытого первым сверкающим снегом,И в нем — Твой замученный, скованный взгляд Твой,Который я вижу и тогда,Когда не говорят мне — Россия…
«Как близок этот день вчерашний…»
Как близок этот день вчерашний:Часовня, ветер, василькиИ ход коня вдоль пестрой пашни,Вдоль долгой шахматной доски.
Течет густая струйка зеренС лениво едущей арбы.Косится вол на черный корень,Сожженной молнией вербыИ машет пыльными рогами.Во ржи кричат перепела.Как старый аист, млин над намиУстало поднял два крыла.Вдали залаял пес кудлатый.Клокочут куры на шестах.Квадратным глазом смотрят хатыИз-под соломенных папах.Вся в смуглом солнце, как ржаная,Как жаркая моя земля,Смеется дивчина босаяУ стонущего журавля…
С какою верой необъятнойЖилось и думалось тогда,Что это солнце — незакатно,Что эти хаты — навсегда.
1927«Иногда мне бывает тихо…»
