Шарль Нодье - Нодье Ш. Читайте старые книги. Книга 2
Однако я охотно признаю, что та безумная наука, то обманчивое вдохновение, что именуются пророчествами, — вещь довольно любопытная{49}; они свидетельствуют, что самые абсурдные заблуждения нашего ума иногда ненароком приближаются к истине; для истории случая сочинения такого рода предоставляют превосходный материал — по этой-то причине я жадно разыскивал их, хотя редко находил оправдания своему любопытству.
Всякий может оценить по заслугам ”Предсказания Нострадамуса”{50} — виртуознейший образец подобных сумасбродств; они настолько темны, что прекрасно подходят к самым разным событиям. Ни одно из этих предсказаний, кроме тех, что достаточно определенно относятся к Карлу I, Бирону и лондонскому пожару{51}, не может быть истолковано удовлетворительно (пророчество о де Ту и Сен-Маре{52} бесспорно является позднейшей вставкой). Так вот, если кого-то удивляет, что хотя бы некоторые из многоликих гипотез знаменитого мага, допускающих столько толкований, сколько в них слов и слогов, подтвердились, то меня гораздо сильнее удивляет другое: почему сбылось так мало предсказаний, почему их не сбылось больше, почему, наконец, они не сбылись все до одного? Если бы сегодня некий остроумный человек взялся сочинять предсказания на манер Нострадамусовых, он без всякого труда добился бы еще более поразительного эффекта; приведу в пример хотя бы ”Тюрготину”{53}, дата написания которой известна. Чтобы предсказывать будущее народов с многолетней историей, нужно только одно — быть немного знакомым с их прошлым; все, что происходило некогда, обязательно произойдет еще раз, ибо все, что делалось тогда, будет сделано снова, а из всех вещей, которым свойственно вечно повторяться, ничто не повторяется с такой неотвратимостью, как глупость.
Любопытно, что наши ясновидцы охотнее всего ссылаются на предсказание, вычитанное у Антуана Куйяра, сьера дю Павийона, который, будучи человеком просвещенным, по тогдашним временам едва ли не философом, яростно нападал на Нострадамуса. В своих ”Возражениях”, напечатанных в 1560 году в Париже, у Ланжелье, он упоминает пророчество, согласно которому небесная сфера, символизирующая государство и общество, переживет в 1789 году огромное потрясение, последствия которого будут устранены лишь спустя четверть века. Вот даты и факты, с которыми может сравниться лишь Lilium in Spinis [Лилия в терновом венце. — Лат.], открывающая ”Предсказания” Парацельса{54} и словно предрекающая судьбу нашей монархии.
Я уже сказал, что во всех пророческих книгах, от ”Оракулов Сивиллы”[16] до ”Занимательных оракулов” сьера де ла Коломбьера[17], очень мало по-настоящему глубоких прозрений. ”Чудесная книга”[18], не являющаяся, как можно было бы думать, переводом ”Mirabilis liber”, но не менее знаменитая, была, по-видимому, написана специально для того, чтобы заставить духовенство задуматься над неотвратимыми последствиями его распутства и припугнуть его грядущим расколом, который вскоре после того времени, когда, по-видимому, была сочинена эта книга, и в самом деле произошел по вине распутных католиков и развратной римской курии. Гораздо более любопытна ”Песнь французского петуха”[19] где, в частности, предсказано разрушение Оттоманской империи в царствование монарха, который присоединит Испанию к Франции, — предположение, которое однажды вполне может осуществиться. ”Предсказание Лихтенберга”{55} привлекательно по другой причине. Это издание[20] — самая редкая и прелестная из книжечек такого рода, и я рискну причислить его к величайшим сокровищам своей библиотеки; его украшают 44 гравированные виньетки, не считая фронтисписа и гравированной концовки, изображающей пророка; каждая глава начинается инициалом серого цвета. Книга великолепно набрана и прекрасно оформлена. <…> Впрочем, и это”Предсказание” не вовсе лишено странных, потрясающих воображение совпадений, о которых я только что рассказывал, и, будь я более впечатлителен, я без труда привел бы вам изумительнейшие их образцы. Вот один из них, который даже не нуждается в чрезмерно доверчивом читателе, на которого рассчитывают обманщики; я переписываю его слово в слово со страницы с сигнатурой Liij, заверяя всех маловеров в готовности предъявить им свой экземпляр, по всей вероятности, единственный в Париже.
”В тот год прибудет Орел{56} в восточную страну с огромным множеством птенцов своих на помощь сыну человеческому, и крылья его закроют солнце, и разрушат они крепость, и большой страх станет в мире… Лилия утратит корону, а получит ее Орел, впоследствии же коронован ею будет сын человеческий и так далее” (лат.).
Признаюсь, это изумительное ”и так далее” выглядит так, будто написано сегодня; мало того, лишь это словечко позволило мне без опаски переписать фразу целиком — иначе я рисковал бы прослыть мятежником.
Нет ничего легче, чем объяснить пристрастие всех народов к чтению гадательных книг. Пристрастие это — естественный результат естественнейших из наших склонностей — любви к чудесному и любопытства. С другой стороны, мало из чего так часто и так грубо извлекали пользу шарлатаны; но если обманщикам, подвизавшимся на этом поприще, несть числа, то справедливости ради следует признать, что философы в этом неповинны, ибо делали все возможное, чтобы подорвать доверие к пророкам. Кроме ”Предсказаний Пантагрюэля”{57} Рабле, напечатанных на полвека раньше, чем ”Предсказание” Нострадамуса, и являющихся, безусловно, самой остроумной и меткой сатирой на этот смехотворный недуг человеческого ума, наша старинная поэзия может похвастать также ”Предсказанием о предсказаниях”[21], достойным внимания читателей. Название этой книги объясняется тем, что ее автор предсказывает судьбу всем предсказаниям:
Прими же, мир безумный, в назиданьеМое единственное прорицанье:Все прорицатели (простой тут сказ)Иль сами дурни, иль дурачат нас.
Тебя я уверяю без обмана,Что в их речах нет истины ни грана;Что в этот год, как в прошлые года,Все лгут они — и будут лгать всегда.
Разве не удивительно, что разум народов, в ту далекую пору столь трезвый, по прошествии ста восьмидесяти лет опустился до бездарных выдумок Леру[22]{58} и Гюйно[23]? Не оттого ли человечество движется к истине столь неровным шагом, что государственная мудрость не поспевает за народной смекалкой?
Диалактическая и потенциальная Секстэссенция, извлеченная новейшим способом посредством священной магии и заклинаний Демоном, советником Амьенского суда, для лечения кровотечений, ран, опухолей и венерических язв у французов, а равно и для того, чтобы обращать вещи, почитаемые вредными и ужасными, в добрые и полезные. Отпечатано в Париже, у Этьенна Преото, 1595. 8°. Очень редкая книга.
На первой странице переднего форзаца этого тома выведено от руки: ”Сия книга принадлежит вдове покойного господина Демона, бывшего советника, проживающего на Льняной улице, возле Башни”. Вторая страница переднего форзаца исписана латинскими и французскими стихами, под которыми стоит имя Демона. Тем же почерком написаны несколько строк без подписи на обороте этой страницы.
Слова владелицы, придающие книге особую ценность, навели меня на след потомков автора, которые до сих пор мирно живут в Амьене, чуть ли не в том же самом доме на Льняной улице. Оки, быть может, и не ведают, что род их восходит к одному из самых необычных наших авторов и что в глазах собирателя роскошнейшее издание Грессе или прекраснейший экземпляр ”Глоссария” дю Канжа{59} не стоят редчайшей старой книги, название которой я привел в начале этой главы. Вначале Демон выпустил другую книгу; ее нет в моей библиотеке, поэтому я заимствую сведения, которые могут мне пригодиться, из ”Учебника” господина Брюне{60}; итак, первая книга Демона именовалась:
Демонстрация четвертой части ничего, чего-то и всего, а также Квинтэссенция четвертой части ничего и его составляющих и т. д., извлеченная, дабы изыскать причину бедствий Франции и лекарства от оных. Париж. 1594. 8°. 78, [1] (список опечаток).
Господин Брюне полагает — на мой взгляд, совершенно справедливо, — что ”Секстэссенция” не что иное, как переиздание поэмы о ”Квинтэссенции” с присовокуплением пространного ее толкования, и предположение это подтверждается посвящением королю, в котором Демон изъясняется следующим образом: ”Помимо описания чудес Господних через их причины, рождение мое в сем месте вынудило меня, натурально, в начале наших смут наслать на сие королевство то действие, какого ожидал я от своего имени, отчего составил я магическое заклинание Демона, дабы изыскать причину бедствий Франции и лекарства от оных, а равно сочинил краткую квинтэссенциозную демонстрацию, научную и темную, ибо на французском, латинском, греческом и древнееврейском языках составленную, каковую некогда, в разгар наших бедствий, принес я в дар драгоценному и почтенному моему родителю, городу Вашему Амьену, откуда я родом: рассудивши, что, по правде и справедливости, ему принадлежат темнота и смутность, кою многие ему указывали или, лучше сказать, отказывали, я же в рассуждении своем, словно в древнем сумрачном хаосе (сумрачными же словами), изобразил лик Господень… Поелику же сегодня, Ваше Величество, яркий свет Вашей отваги и милосердия Вашего разогнал в умах ваших подданных дымные и смрадные испарения, скрывавшие солнце… решился я… посвятить Вам сие изъяснение измысленных мною загадок касательно происхождения французских бедствий и лекарств от оных” и т. д. Поскольку, дабы извлечь эту квинтэссенцию из ”Секстэссенции” Демона, я вынужден был продираться через четыре страницы вводных предложений, я ничуть не удивляюсь тому, что ученый аббат Сен-Леже счел эту книгу принадлежащей к разряду мистической теологии. Дабы убедиться в обратном, ему пришлось бы ее прочесть, а на такую самоотверженность способны далеко не все библиоманы. Однако, поскольку мирной и невинной страсти, каковой является библиомания, суждено, по-видимому, тревожить сердца еще не одного поколения, а в вопросе о том, к какому разряду сочинений принадлежит ”Диалактическая секстэссенция”, до сих пор так мало ясности, что аббат де Сен-Леже считает ее, как уже говорилось, трудом по ”мистической теологии”, старые библиографы — вкладом в ”историю Франции”, а господин Брюне относит ее — что не лишено оснований — к разделу ”Поэзия”, я скажу несколько слов об этой книге и ее месте в литературе, чтобы покончить с этим вопросом раз и навсегда.
