Чарльз Диккенс - Домби и сын
— Это моя мама! — закричала дѣвочка, вскочивъ съ мѣста и обиимая кормилицу.
— И сердце этого дитяти, — говорила Полли, прижимая Флоренсу къ своей груди, — сердце этой маленькой дочки наполнилось такою нѣжностью, такою вѣрою, что даже когда она услышала объ этомъ отъ чужой посторонней женщины, не умѣвшей хорошенько разсказывать, но которая сама была бѣдная мать и больше ничего, — она нашла утѣшеніе въ ея словахъ, перестала чувствовать себя одинокою, зарыдала и прижалась къ груди этой женщины, нѣжно прильнула къ младенцу, что на ея колѣняхъ, и — тогда, тогда, тогда, — продолжала Полли, лаская кудри дѣвочки и обливая ихъ слезами, — тогда, мое милое, бѣдное дитя…
— Эй, миссъ Флой? Куда вы затесались? Развѣ не знаете, какъ папаша будетъ сердиться? — закричалъ y дверей громкій, пронзительный голосъ, и вслѣдъ за тѣмъ вошла низенькая, смуглая, курносая дѣвочка лѣтъ четырнадцати, съ выразительными черными глазами, сверкавшими какъ бусы. — Вѣдь вамъ крѣпко-накрѣпко запрещено сюда таскаться! Зачѣмъ вы тормошите кормилицу?
— Она нисколько не безпокоитъ меня, — отвѣчала изумленная Полли, — я очень люблю дѣтей.
— Не въ томъ дѣло, не въ томъ дѣло, м-съ Ричардсъ, — возразила черноглазая дѣвчонка съ такимъ колкимъ видомъ, какъ будто хотѣла проглотить свою жертву, — прошу извинить — какъ бишь васъ? — м-съ Ричардсъ; я, вотъ видите ли, м-съ Ричардсъ, очень люблю бисквиты, да вѣдь мнѣ не подаютъ ихъ къ чаю.
— Не въ этомъ дѣло, — сказала въ свою очередь Полли.
— A въ чемъ же этакъ, по вашему, любезная моя м-съ Ричардсъ? Не худо бы вамь зарубить хорошенько на носъ, что вы ходите за м-ромъ Павломъ, a миссъ Флой подъ моимъ надзоромъ.
— Къ чему же намъ ссориться? — возразила Полли.
— Не къ чему, совершенно не къ чему, несравненная моя м-съ Ричардсъ, вотъ-таки рѣшительно не къ чему, — скороговоркой отвѣчала Выжига, — я вовсе не желаю ссориться; миссъ Флой y меня всегда, м-ръ Павелъ y васъ на время.
Выжига выражалась сжато и сильно, употребляя по-видимому, только запятыя, и выстрѣливая одной сентенціей, не переводя духу, все, что вертѣлось у нея на языкѣ.
— Миссъ Флоренса только что воротилась домой: не правда ли? — спросила кормилица.
— Ну, да, м-съ Ричардсъ, она только что воротилась домой, a вы, миссъ Флой, не успѣли повернуться, и ужъ нашли время выпачкать дорогое траурное нлатье, которое м-съ Ричардсъ носитъ по вашей матери.
Съ этими словами Выжига, которой настоящее имя было Сусанна Нипперъ, оторвала дѣвочку отъ ея новаго друга съ такимъ сильнымъ и крутымъ порывомъ, какъ будто вырывала зубъ. Но все это, казалось, дѣлала она не столько по обдуманной злости, сколько отъ усерднаго желанія выполнить свою обязанность надзирательницы.
— Теперь, когда миссъ Флоренса воротилась домой, — сказала Полли, бросая ободрительную улыбку на здоровое лицо дѣвочки, — она будетъ совершенно счастлива и увидитъ нынче своего милаго папеньку.
— Что-оо? Что вы сказали, м-съ Ричардсъ? — закричала во все горло Сусанна Нипперъ. — Она увидитъ милаго папеньку? Вотъ новости! Хотѣла бы я посмотрѣть, какъ она его увидитъ!
— Почему же нѣтъ? — спросила Полли.
— Да потому… ахъ, какая вы странная, м-съ Ричардсъ! У папеньки ея теперь есть кого видѣть; да и прежде, какъ никѣмъ онъ не былъ занятъ, миссъ Флой никогда не была его любимицей, такъ какъ, вотъ видите ли, м-съ Ричардсъ, женщина въ этомъ домѣ ничего не значитъ, право ничего.
Дѣвочка быстро взглянула на собесѣдницъ, какъ будто понимала и чувствовала этотъ разговоръ.
— Вы удивляете меня! — сказала Полли. — Неужели м-ръ Домби не видалъ ее съ тѣхъ поръ?
— Не видалъ, не видалъ, — прервала Сусанна Нипперъ. — Да и прежде того онъ не видалъ ее мѣсяцевъ пять-шесть, и если бы передъ тѣмъ онъ встрѣтился съ ней на улицѣ, онъ не угадалъ бы въ ней миссъ Флой, да и что тутъ толковать? Встрѣть онъ ее хоть завтра, право, не узнаетъ, что это его дочь. Такъ-то, м-съ Ричардсъ! Ну, и что касается до меня, — продолжала Выжига, не переводя духу и помирая со смѣху, — бьюсь объ закладъ, м-ръ Домби вовсе не знаетъ, что живетъ на свѣтѣ Сусанна Нипперъ Выжига, его покорная слуга.
— Бѣдненькая! — сказала Ричардсъ, думая о маленькой Флоренсѣ.
— Такъ-то, любезная моя Ричардсъ! — продолжала Сусанна Нипперъ. — Нашъ хозяинъ настоящій великій моголъ, который живетъ отъ насъ за тридевять земель въ тридесятомъ царствѣ, право, такъ. Ну, прощайте, Ричардсъ! A вы, миссъ Флой, идите-ка со мной, да смотрите, впередъ ведите себя хорошенько, не такъ, какъ невоспитанная, глупая дѣвчонка, что всѣмъ вѣшается на шею.
Ho, несмотря на строгій выговоръ, несмотря даже на опасность вывихнуть правое плечо, если Сусанна Нипперъ по-прежнему рванетъ за руку, маленькая Флоренса вырвалась отъ своей надзирательницы и нѣжно поцѣловала кормилицу.
— Прощайте, — говорила дѣвочка, — прощайте. моя добрая! Скоро я опять къ вамъ приду, a не то вы приходите ко мнѣ. Сусанна намъ позволитъ видѣться: не правда ли, Сусанна?
Собственно говоря, Выжига въ сущности была довольно добрая дѣвушка и вовсе не злого характера; только она принадлежала къ разряду тѣхъ воспитателей юношества, которые думаютъ, что надобно толкать и трясти дѣтей, какъ звонкую монету, чтобы они сохранили свой первоначальный блескъ. Когда Флоренса обратилась къ ней съ умоляющимъ и кроткимъ взоромъ, она сложила свои коротенькія руки, покачала головой, и большіе, открытые черные глаза ея приняли ласковое выраженіе.
— Напрасно вы объ этомъ просите, миссъ Флой. Отказать вамъ, вы знаете, я не могу, вотъ мы посмотримъ съ кормилицей, что надобно дѣлать; мнѣ бы хотѣлось съѣздить въ Чансю, да только не знаю, какъ оставить Лондонъ; хорошо, если бы м-съ Ричардсъ на это время согласилась за вами смотрѣть.
Полли согласилась на предложеніе.
— Въ этомъ домѣ веселье никогда не ночевало, — продолжала Выжига, — и намъ было бы глупо съ своей стороны дичиться другъ друга и увеличивать скуку. Если бы какая-нибудь Токсъ, или какая-нибудь Чиккъ вздумала для потѣхи вырвать y меня два переднихъ зуба, я была бы дура, когда бы подставила ей всю свою челюсть.
Полли не сочла нужнымъ опровергать этой сентенціи.
— И выходитъ, — заключила Сусанна Нипперъ, — что мы должны жить но пріятельски, м-съ Ричардсъ, пока вы возитесь y насъ съ маленькимъ Павломъ, только, разумѣется, не надо нарушать порядка, который тутъ заведенъ. Эй, миссъ Флой, вы еще по сю пору не раздѣлись? Ахъ, вы глупое, неразумное дитя, ступайте домой!
Съ этими словами Выжига схватила свою воспитанницу и вышла изъ комнаты.
На лицѣ и во всѣхъ движеніяхъ бѣдной сиротки выражалось столько грусти и кроткаго, безропотнаго самоотверженія, что кормилица маленькаго Домби почувствовала глубокое состраданіе, когда осталась опять одна. Сердце несчастной дѣвочки горѣло пламеннымъ желаніемъ любви — и некого было любить ей! Ея душа проникнута была болѣзненной тоскою — и никто не раздѣлялъ ея горя! Никто не брался облегчить бремя ея страданій! Все это какъ нельзя лучше постигало материнское сердце м-съ Ричардсъ, и она почувствовала, что съ этой поры между ней и безпріютной сироткой утверждается родъ довѣренности, важной и необходимой для обѣихъ. Флоренса, въ свою очередь, инстинктивно поняла это искреннее участіе, такъ неожиданно встрѣченное въ незнакомой женщинѣ.
Несмотря на высокое мнѣніе кочегара о своей супругѣ, его Полли, такъ же, какъ и онъ, не имѣла никакого понятія о житейскомъ благоразуміи. Но она представляла изъ себя простой, безыскусственный образецъ тѣхъ женскихъ натуръ, которыя въ общей массѣ живѣе, благороднѣе, вѣрнѣе, возвышеннѣе чувствуютъ и гораздо долѣе сохраняютъ въ душѣ всю нѣжность и сожалѣніе, самоотверженіе и преданность, нежели грубыя натуры мужчинъ. Быть можетъ, при всей необразованности, ей удалось бы своевременно забросить лучъ сознанія въ черствую душу м-ра Домби, и это сознаніе впослѣдствіи не поразило бы его подобно яркой молніи.
Но мы удаляемся отъ предмета. Полли въ это время думала только о томъ, какъ бы потѣснѣе сблизиться съ бойкой Сусанной и повести дѣла такъ, чтобы можно было видѣться съ маленькой Флоренсой безъ бунта и на законномъ основаніи. Случай представился въ тотъ же вечеръ.
Въ обыкновенное время кормилица, по звону колокольчика, явилась въ стеклянную комнату и начала ходить взадъ и впередъ съ младенцемъ на рукахъ, какъ вдругъ, къ величайшему ея изумленію и страху, м-ръ Домби нечаянно вышелъ изъ своей засады и остановился передъ ней.
— Добрый вечеръ, Ричардсъ.
И теперь это былъ тотъ же суровый, угрюмый, неподвижный джентльменъ, какимъ она видѣла его въ первый день. Онъ уставилъ на воспитательницу своего сына холодный и безжизненный взоръ, и бѣдная женщина, въ одно и то же время, по невольному движенію, потупила глаза и сдѣлала книксенъ.
— Здоровъ ли м-ръ Павелъ, Ричардсъ?
