Чарльз Диккенс - Лавка древностей. Часть 1
— Позвольте, сударь, вамъ сказать два слова, началъ старикъ торопливо, когда мы остались съ нимъ вдвоемъ:- меня смутили ваши слова, помните, тогда, ночью. Я могу только одно сказать въ свое оправданіе: все, что я дѣлалъ, я дѣлалъ для ея же блага. Вернуться назадъ мнѣ уже невозможно, даже если бы я этого желалъ; да я еще надѣюсь на успѣхъ. Я самъ былъ въ страшной нищетѣ и хочу избавить ее отъ тѣхъ лишеній, которыя преждевременно свели въ могилу ея бѣдную мать, — мою единственную дочь. Я хочу оставить ей не какія нибудь ничтожныя средства, а цѣлое состояніе, которое обезпечило бы ее на всю жизнь. Вы понимаете, что я хочу сказать? Больше вы отъ меня никогда ничего не услышите. Тсс, она идетъ.
Онъ прошепталъ мнѣ все это на ухо си такой поспѣшностью, онъ такъ судорожно сжималъ мнѣ руку своей дрожащей рукой, онъ смотрѣлъ на меня такими испуганными глазами, что я рѣшительно не зналъ, что мнѣ думать объ этомъ человѣкѣ, Судя по его собственному признанію и по тому, что мнѣ довелось слышать и видѣть въ его домѣ, я вывелъ заключеніе, что онъ долженъ быть богатъ. Но какимъ образомъ онъ нажилъ себѣ состояніе и чѣмъ онъ занимался — это оставалось для меня неразрѣшимой загадкой. Ужъ не принадлежитъ ли онъ, думалось мнѣ, къ разряду тѣхъ людей, которые, нажившись всякими средствами, день и ночь дрожатъ надъ своимъ добромъ, боясь каждую минуту его лишиться? Чѣмъ больше я вдумывался въ его слова, чѣмъ больше я соображалъ, тѣмъ правдоподобнѣе казалось мнѣ это послѣднее предположеніе.
Возвратившись въ комнату въ сопровожденіи Кита, Нелли заставила его писать — она давала ему уроки два раза въ недѣлю и эти занятія, насколько я могъ замѣтить, доставляли большое удовольствіе какъ учительницѣ, такъ и ученику. Но надо было видѣть, какихъ трудовъ ей стоило уговорить своего застѣнчиваго ученика, чтобы онъ сѣлъ въ гостиной въ присутствіи незнакомаго человѣка. Усѣвшись, наконецъ, какъ слѣдуетъ, онъ отвернулъ рукава, разложилъ локти на столъ и, нагнувшись надъ самой прописью, сталъ косить на нее глазами. Не успѣлъ онъ обмакнуть перо въ чернильницу, какъ уже не только вся тетрадь его оказалась въ пятнахъ, но и самъ онъ весь испачкался и измазалъ себѣ лицо и руки. Если ему удавалось правильно написать одну букву, онъ непремѣнно стиралъ ее рукавомъ, принимаясь за слѣдующую. При каждой новой ошибкѣ и ученикъ, и учительница разражались громкимъ, веселымъ смѣхомъ, не смотря на то, что и онъ, и она какъ нельзя болѣе серьезно относились къ своему занятію. Словомъ сказать, урокъ продолжался весь вечеръ. Съ наступленіемъ ночи старикъ опять заволновался и засуетился, опять въ извѣстный часъ ушелъ изъ дому, и опять его маленькая внучка осталась одна-одинешенька въ этомъ неприглядномъ домѣ.
Познакомивъ читателя съ главными дѣйствующими лицами разсказа, я удаляюсь со сцены, предоставляя имъ самимъ говорить за себя.
IV
Супруги Квильпъ жили въ Тоуеръ-Гиллѣ. Въ тотъ день, когда Квильпъ отправился въ Лавку Древностей, чтобы передать деньги старику, жена его оставалась дома и, если вѣрить его словамъ, скучала по своемъ благовѣрномъ.
Трудно сказать, какое было главное занятіе у Квильпа. Онъ занимался всѣмъ понемногу: собиралъ деньги съ жильцовъ, ютившихся въ грязныхъ кварталахъ по берегу Темзы, ссужалъ деньгами матросовъ и шкиперовъ купеческихъ кораблей, участвовалъ въ разныхъ рискованныхъ предпріятіяхъ въ компаніи съ боцманами остъ-индскихъ кораблей, курилъ контрабандныя сигары подъ носомъ у таможенныхъ надсмотрщиковъ и чуть не каждый день назначалъ свиданія на биржѣ какимъ-то молодцамъ въ матросскихъ курткахъ и кожаныхъ фуражкахъ.
На другомъ берегу Темзы у него былъ заброшенный дворъ — излюбленное мѣстопребываніе крысъ, — который онъ называлъ громкимъ именемъ «Пристани Квильпа». Тутъ же находилась и его контора — старая деревянная, покривившаяся на бокъ и вросшая въ землю лачуга. На дворѣ валялись обломки заржавленныхъ якорей, нѣсколько громадныхъ желѣзныхъ колецъ, полусгнившія доски, да двѣ-три кучи никуда негодной мѣди съ кораблей. Здѣсь онъ слылъ за скупщика старыхъ судовъ на сломъ, но, судя по наличному имуществу, дѣла его шли не очень-то бойко, если только онъ не разбивалъ корабли на такіе мелкіе кусочки, что отъ нихъ не оставалось ничего. Вся дѣятельность на этой пристани сводилась къ тому, что единственный ея обитатель, мальчикъ-сторожъ, котораго можно было бы, по мѣсту жительства, причислить къ разряду земноводныхъ, одѣтый въ неизмѣнную парусиновую куртку, то бросалъ камни въ илистое дно рѣки, сидя на кучѣ досокъ во время отлива, то, заложивъ руки въ карманъ, лѣниво слѣдилъ за суетливой жизнью на рѣкѣ во время прилива.
Вмѣстѣ съ супругами Квильпъ жила и его теща, — она занимала крохотную комнатку въ его квартирѣ и постоянно вела войну съ зятемъ, хотя и побаивалась его. Надо отдать справедливость м-ру Квильпу: своимъ ли безобразіемъ или жестокимъ обращеніемъ, или же хитростью, онъ съумѣлъ внушить страхъ всѣмъ окружающимъ. Но больше всѣхъ отъ него терпѣла его жена — миніатюрная, хорошенькая голубоглазая женщина, очень кроткаго нрава. По какому-то непонятному ослѣпленію — подобные случаи нерѣдки — она вышла за урода-карлика и денно и нощно каялась въ своемъ безумномъ поступкѣ.
Какъ мы уже сказали, м-съ Квильпъ скучала въ отсутствіи своего мужа. У нея были гости. Кромѣ матери, у нея сидѣло пять-шесть сосѣдокъ. По странной случайности, — вѣрнѣе сговорившись — онѣ пришли, одна за другой, какъ разъ къ чаю. Это было самое удобное, подходящее время для интимной бесѣды. Въ комнатѣ было прохладно и уютно. Растенія, стоявшія на открытыхъ окнахъ, ограждали собесѣдницъ отъ уличной пыли и скрывали отъ ихъ глазъ непривѣтливое, мрачное зданіе тюрьмы. На столѣ былъ приготовленъ чай, горячій хлѣбъ, свѣжее масло, креветки и крессъ-салать. Неудивительно, что дамы были въ самомъ пріятномъ настроеніи и собирались трещать безъ умолку.
Разговоръ, естественнымъ образомъ, вскорѣ же перешелъ на любимую тему — о деспотизмѣ мужчинъ, которому женщины обязаны всѣми силами противостоять, выказывая какъ можно больше твердости характера и чувства собственнаго достоинства. Да иного разговора и быть не могло. Судите сами: во-первыхъ, всему собравшемуся обществу было доподлинно извѣстно, что Квильпъ жестоко обращается съ своей молоденькой женой; ну, какъ не постараться возстановить ее противъ этого изверга, тѣмъ болѣе, что ея мать не изъ податливыхъ — она не признавала мужского авторитета и, слѣдовательно, можно было вполнѣ разсчитывать на ея поддержку. Кромѣ того, ни одной изъ присутствовавшихъ дамъ не хотѣлось упустить удобнаго случая похвастать передъ всей компаніей: я, молъ, куда выше всѣхъ васъ въ этомъ отношеніи. Да и что было имъ дѣлать? Въ интимной бесѣдѣ, съ глазу на глазъ, барыни всегда съ наслажденіемъ перемываютъ косточки своихъ пріятельницъ; здѣсь же всѣ онѣ были налицо и, стало быть лишены были этого удовольствія: имъ ничего не оставалось дѣлать, какъ общими силами напасть на общаго врага.
Атака была начата одной дородной кумушкой. Прежде всего она съ большимъ участіемъ освѣдомилась о здоровьѣ м-ра Квильпъ. На это его теща язвительно отвѣтила, что онъ совершенно здоровъ; съ нимъ, молъ, никогда ничего не дѣлается: худое споро, не сживешь скоро.
Сосѣдки вздохнули, многозначительно покачивая головой: онѣ съ состраданіемъ поглядывали на м-съ Квильпъ, какъ на истую мученицу.
— Да, миссисъ Джиникинъ — жена Квильпа была урожденная Джиникинъ;- вамъ не мѣшало бы поучить дочь, какъ ей слѣдуетъ вести себя въ отношеніи мужа, продолжала кумушка. — Вамъ лучше, чѣмъ кому либо, должно быть извѣстно, какъ много зависитъ отъ насъ самихъ.
— Совершенно вѣрно, мадамъ! подтвердила м-съ Джиникинъ, — если бы мой покойный мужъ, ея отецъ, осмѣлился при жизни мнѣ перечить, я бы ему… она не кончила фразы, но съ такой злостью оторвала шейку рака, что это движеніе было краснорѣчивѣе всякихъ словъ. Собесѣдница отлично поняла, что она хотѣла выразить этимъ жестомъ, и поспѣшила высказать ей свое одобреніе.
— Я совершенно съ вами согласна, ма'амъ, и я сдѣлала бы то же самое.
— Но вѣдь вамъ, кажется, нѣтъ надобности прибѣгать къ такимъ мѣрамъ, какъ и я, въ мое время, въ нихъ не нуждалась, возразила м-съ Джиникинъ.
— Если бы всѣ женщины вели себя съ достоинствомъ, въ подобныхъ мѣрахъ не было бы никакой надобности.
— Вотъ видишь, Бетси, сколько разъ я тебѣ говорила то же самое и чуть не на колѣняхъ умоляла тебя слушаться моихъ совѣтовъ, обратилась м-съ Джиникинъ къ дочери.
При послѣднихъ словахъ матери, молодая женщина, все время безпомощно глядѣвшая то на одну, то на другую гостью, покраснѣла, улыбнулась и недовѣрчиво покачала головой. Это послужило сигналомъ къ всеобщему нападенію. Вначалѣ еще слышались одиночныя, сколько нибудь сдержанныя восклицанія, но затѣмъ все слилось въ какой-то гулъ: всѣ заговорили разомъ, каждой хо тѣлось сказать свое слово и чѣмъ нибудь уколоть бѣдную женщину. И чего только тутъ не было наговорено: она, дескать, слишкомъ молода и не имѣетъ права противорѣчить тѣмъ, кто поопытнѣе ея; напрасно она не хочетъ слушать совѣтовъ, которые ей даютъ отъ чистаго сердца; это только доказываетъ ея неблагодарность. Если не изъ уваженія къ себѣ, по крайней мѣрѣ ради другихъ женщинъ, она не должна компрометировать себя такой безхарактерностью, иначе ей придется горько раскаяться. Выливъ весь этотъ ушатъ на голову хозяйки, почтенныя гостьи еще съ большей энергіей набросились на чай и закуски, хотя это не мѣшало имъ въ то же время повторять, что онѣ такъ возмущены ея поведеніемъ, что кусокъ становится имъ поперекъ горла.
