Оскар Уайльд - Кентервильское привидение (сборник)
– Господи, дитя мое, где ты была? – довольно сердито спросил мистер Отис, полагая, что она подшутила над ними. – Сесил и я объездили все графство, разыскивая тебя, а твоя мать чуть не умерла от горя. Не смей больше так шутить над нами.
– Только над призраком! Только над призраком! – завопили близнецы, прыгая вокруг них.
– Милая моя, слава богу, ты нашлась! Никогда не покидай меня больше! – шептала миссис Отис, целуя дрожащую девочку и разглаживая ее спутанные золотистые волосы.
– Папа, – тихо сказала Вирджиния, – я была у призрака. Он умер, и вы должны пойти взглянуть на него. Это был очень дурной человек, но он раскаялся во всем, что совершил, и перед смертью подарил мне вот эту шкатулку с драгоценностями.
Все семейство воззрилось на нее в немом изумлении, но Вирджиния была совершенно серьезна. Она спокойно повернулась и повела их через отверстие в стене по уходившему вниз узкому потайному коридору, освещаемому только свечой, которую замыкавший шествие Вашингтон успел захватить со стола. Наконец они подошли к массивной дубовой двери, сплошь забитой ржавыми гвоздями. Едва Вирджиния дотронулась до нее, как тяжелые петли заскрипели, дверь подалась назад, и они оказались в тесной каморке с низким сводчатым потолком и с узким оконцем, заделанным решеткой. В стену было вмуровано огромное железное кольцо, а к нему прикован гигантский скелет, который во весь рост распростерся на каменном полу. Казалось, он тянется длинными костлявыми пальцами к старинному кувшину и блюду, поставленным так, чтобы он не смог их достать. По-видимому, в кувшине когда-то была вода, потому что внутри он весь позеленел; на блюде же не было ничего, кроме горсти пыли. Опустившись подле скелета на колени, Вирджиния сложила руки и молча начала молиться, а все остальные с удивлением глядели на следы страшной трагедии, открывшейся им так внезапно.
– Смотрите! – воскликнул вдруг один из близнецов, выглянув в окно, чтобы узнать, в каком крыле замка они находятся. – Смотрите! Старое миндальное дерево зацвело, цветы ясно видны при луне!
– Бог простил его, – торжественно произнесла Вирджиния, поднявшись с колен, и лицо ее словно озарилось светом.
– Вы настоящий ангел! – вскричал юный герцог, обнял девочку за шею и поцеловал ее.
7
Спустя четыре дня после этих удивительных событий около одиннадцати часов вечера из ворот Кентервильского замка выехала похоронная процессия. Катафалк везли восемь черных лошадей, на головах у которых покачивались пышные султаны из страусовых перьев, а на свинцовый гроб был накинут роскошный пурпурный покров, украшенный золотым гербом Кентервилей. По бокам катафалка и следовавших за ним экипажей шли слуги с горящими факелами, и весь кортеж производил необыкновенно величественное впечатление.
Процессию возглавлял лорд Кентервиль, специально прибывший из Уэльса, чтобы присутствовать на похоронах. Он ехал в первом экипаже с маленькой Вирджинией. За ними следовали посол с женой и Вашингтон с тремя мальчиками, а последний экипаж занимала миссис Амни. Все решили, что она имеет право проводить привидение в последний путь, раз оно более пятидесяти лет держало ее в страхе. В углу кладбища под старым тисом была вырыта глубокая могила, и преподобный Огастас Дампьер проникновенным голосом прочел заупокойную молитву. Когда церемония окончилась, слуги, следуя обычаю Кентервилей, потушили факелы, и, прежде чем гроб начали опускать в могилу, Вирджиния вышла вперед и возложила на крышку большой крест, сплетенный из белых цветов миндаля. В этот момент луна выплыла из-за туч, маленькое кладбище озарилось спокойным серебристым светом, а в соседней роще запел соловей. Вирджиния вспомнила, как призрак рассказывал про Сад Смерти, и глаза ее наполнились слезами. По дороге домой она почти не разговаривала.
На следующее утро, перед отъездом лорда Кентервиля в город, мистер Отис обсудил с ним вопрос о драгоценностях, которые призрак подарил Вирджинии. Украшения были великолепны, в особенности рубиновое ожерелье в старинной венецианской оправе – настоящий шедевр ювелирного искусства шестнадцатого века. Однако стоили они так дорого, что мистер Отис сомневался, вправе ли он разрешить дочери принять этот подарок.
– Милорд, – сказал он. – Я знаю, что у вас в стране принцип неотчуждаемости недвижимого имущества, принадлежащего роду, распространяется не только на землю, но и на драгоценности, и для меня совершенно ясно, что эти украшения являются или должны быть предметами, передаваемыми в вашей семье по наследству. Поэтому прошу вас увезти их в Лондон и считать их просто частью вашего имущества, возвращенного при несколько странных обстоятельствах. Что касается моей дочери, то она еще ребенок, и мне приятно видеть, как мало ее интересуют подобные атрибуты праздной роскоши. Кроме того, по мнению миссис Отис, эти камни представляют большую ценность, и за них можно выручить изрядную сумму. А моя супруга, должен вам сказать, неплохо разбирается в искусстве – до замужества она провела несколько зимних сезонов в Бостоне. Вы, верно, согласитесь со мной, лорд Кентервиль, что, исходя из этого, я не могу позволить кому-нибудь из моей семьи принимать такие подарки. К тому же эти пустые побрякушки, может быть, вполне подходят и даже необходимы почтенным британским аристократам, но совершенно неуместны для нас, воспитанных в строгих и, я убежден, в бессмертных принципах республиканской простоты. Пожалуй, следует вам сказать, что Вирджиния очень хотела бы оставить себе шкатулку на память о вашем несчастном, заблудшем предке. Поскольку шкатулка старая и никуда не годится, вы, может быть, не откажетесь выполнить ее просьбу. Я же, признаюсь, очень удивлен таким пристрастием моей дочери к средневековью в каких бы то ни было его проявлениях и могу объяснить это только тем, что Вирджиния родилась в одном из пригородов Лондона, где миссис Отис пришлось задержаться после поездки в Афины.
Лорд Кентервиль с большой серьезностью выслушал почтенного американского посла, время от времени подкручивая усы, чтобы скрыть невольную улыбку. Когда мистер Отис кончил, он сердечно пожал ему руку и сказал:
– Дорогой сэр, ваша очаровательная дочь оказала очень важную услугу моему несчастному предку сэру Саймону, и поэтому я и все члены моей семьи чувствуем себя глубоко обязанными ей за поразительное мужество и смелость. Драгоценности, бесспорно, принадлежат ей, а кроме того, черт возьми, я уверен, что, если бы у меня хватило жестокости забрать их у нее, и двух недель бы не прошло, как старое чучело покинуло бы свою могилу и принялось отравлять мне существование. Что же касается права наследования, то ни одна вещь не входит в наследство, если она не упомянута в завещании или в других юридических документах, а об этих драгоценностях не говорится нигде. Уверяю вас, что я имею на них не больше прав, чем ваш дворецкий, и смею надеяться, что, когда Вирджиния вырастет, ей будет очень приятно носить такие прелестные украшения. А потом, не забудьте, мистер Отис, что вы приобрели привидение в придачу к обстановке и, следовательно, все, принадлежащее ему, перешло в ваши руки. Ведь сколько бы сэр Саймон ни бродил ночью по коридорам, с точки зрения закона он мертв, а все его имущество – ваша собственность.
Отказ лорда Кентервиля весьма расстроил мистера Отиса, и он просил его еще раз подумать над этим вопросом, но добродушный пэр твердо стоял на своем, и в конце концов послу пришлось разрешить дочери принять подарок призрака. Когда весной 1890 года молодую герцогиню Чеширскую после свадьбы представляли королеве, драгоценности вызвали всеобщее восхищение. Как видите, Вирджиния вышла замуж за своего юного поклонника, едва он достиг совершеннолетия, и получила титул – награду всех примерных американских девушек. Оба они были так очаровательны и так влюблены друг в друга, что все радовались их браку, кроме старой маркизы Дамблтонской, которая надеялась женить герцога на одной из своих семи незамужних дочерей и даже устроила в его честь не менее трех весьма разорительных обедов. Вторым недовольным был, как ни странно, сам мистер Отис. Он очень любил молодого герцога, но был принципиальным противником титулов и, выражаясь его собственными словами, опасался, «как бы пагубное влияние привыкших к роскоши аристократов не заставило нас забыть истинные принципы республиканской простоты». Однако он преодолел свои сомнения, и я могу с полной уверенностью заявить, что, когда он под руку с дочерью входил в церковь Святого Георгия на Ганновер-сквер, никто с севера на юг и с запада на восток Англии не выглядел более горделиво.
Когда кончился медовый месяц, герцог и герцогиня Чеширские вернулись в Кентервильский замок и на другой же день отправились к уединенному кладбищу у сосновой рощи. В свое время было много споров относительно надписи на могиле сэра Саймона, но в конце концов решили высечь на каменной плите только инициалы старого джентльмена и стихи, начертанные на окне в библиотеке. Герцогиня принесла на кладбище великолепные розы и положила их на могилу. Постояв некоторое время в молчании, они медленно прошли к полуразрушенному алтарю старого монастыря. Здесь герцогиня присела на упавшую колонну, а молодой супруг прилег у ее ног и закурил, глядя в прекрасные глаза своей жены. Вдруг он отбросил сигарету в сторону, взял жену за руку и сказал:
