На вашем месте. Веселящий газ. Летняя блажь - Пэлем Грэнвилл Вудхауз
– Ты! – воскликнула она непривычно резким тоном. – Что ты здесь делаешь?
Я перестал хохотать и подкрепился глотком виски.
– Мне нужно обсудить вопрос чрезвычайной важности, – торжественно начал я, с раздражением отметив, что слова во фразе почему-то слились в одно. – Мне… нуж-но… об-судить… во‐прос… чрез-вы-чай-ной… важности.
– Он принес вам очень милые цветы, – встряла в разговор мисс Уичерли.
Хозяйка дома встретила эту новость без особого восторга. Я не чувствовал себя в силах поднять букет и подвинул его в сторону Эйприл ногой. Она взглянула на цветы, как мне показалось, несколько отстраненно. Только сглотнула раз-другой, будто старалась подавить какие-то сильные чувства.
– Ты не можешь оставаться здесь, – проговорила, наконец, она с некоторым усилием. – Мисс Уичерли пришла взять у меня интервью.
Я сразу заинтересовался.
– Так вот вы кто, стало быть!
– Да, – кивнула гостья. – Я репортер «Лос-Анджелес кроникл». Вы позволите мне вас сфотографировать?
– Валяйте.
– Нет-нет, не ставьте бокал, пусть будет как есть! – засуетилась она. – И сигарета пусть будет во рту. Вот так, просто замечательно!
Эйприл тяжело перевела дух.
– Может быть, – осведомилась она, – вы предпочли бы остаться вдвоем.
– О нет, не уходите, – гостеприимно улыбнулся я.
– Нет, что вы! – подхватила мисс Уичерли. – Я возьму интервью у вас обоих. Не каждый день удается застать вас вместе.
– Вот именно! – воскликнул я. – Убить двух зайцев, отличная идея! Чертовски удачно придумано! Давайте, валяйте…
Я уселся поудобнее и прикрыл глаза, чтобы лучше слышать. В следующий момент, когда я их открыл, мне показалось, что голова моя в значительной степени прояснилась, и надоедливый гул практически исчез. Надо полагать, я задремал на минутку-другую. Эйприл Джун что-то рассказывала.
– Нет, – произнесла она тихим нежным голосом, – я не из тех девушек, кто думает только о себе и о своей карьере. Для меня кинематограф – это все. Я тружусь исключительно ради его успехов, не заботясь о собственной выгоде. Многие на моем месте возмутились бы, когда во время последних съемок режиссер в открытую продвигал нашего любимца Джо Кули и отдавал ему лучшие сцены… – Она замолчала, бросив в мою сторону нежный взгляд. – Ты уже проснулся? Да-да, я о тебе говорю, милый мой воришка! – От ее очаровательной лукавой улыбки я готов был пасть на колени. – Противный, противный воришка!
– Да, в последний раз все это заметили, – кивнула репортерша с лошадиной физиономией.
– Еще бы не заметили! – Эйприл рассмеялась звонким серебристым смехом. – Я с самого начала поняла, к чему клонит режиссер, но сказала себе: «Мистер Бульвинкль обладает огромным опытом, и он лучше знает, что делать. Если ему нужно, чтобы я ушла в тень для пользы дела, то я с удовольствием выполню его желание». Успех картины – это единственное, что имеет значение. Надеюсь, вы понимаете, что я хочу сказать?
Мисс Уичерли ответила, что прекрасно понимает, и добавила, что такие чувства делают ей честь.
– О нет! – воскликнула Эйприл. – Просто я артистка, вот и все. Настоящий артист не может позволить себе быть личностью, он должен стать частью картины.
На этом ее роль в представлении, в общем, и закончилась. Репортерша, убедившись, что последние остатки сна покинули меня, повернулась и попросила высказаться о том, как обстоят дела в кинематографе. Я же, со своей стороны, имея довольно четкие соображения по поводу фильмов, охотно подхватил нить разговора и больше уже ее не терял. Изложил подробно, что, по моему мнению, в них плохо, а что хорошо, отпустил несколько критических замечаний в адрес известных актеров – иногда резких, но вполне справедливых, – одним словом, разошелся вовсю. Мне импонировала возможность выразить, наконец, свои взгляды, поскольку прежде все попытки поговорить на эту тему в «Трутнях» наталкивались на сопротивление аудитории и попытки заткнуть мне рот.
Примерно за десять минут мне удалось выстроить логически вполне связную речь, после чего мисс Уичерли сказала, что все было крайне интересно и теперь она располагает великолепным материалом для завтрашнего номера, но должна спешить в редакцию, чтобы успеть написать текст. Эприл пошла ее провожать, в то время как я, обнаружив, что во время давешней гонки на выживание у меня развязался шнурок, встал из кресла и наклонился его завязать.
Все еще находясь в соответствующей позе, я услышал позади себя легкие шаги Эйприл.
– Минуточку, – сказал я, – мне только…
Дальнейшие слова застряли у меня в глотке. В тот момент, когда я собирался их произнести, мой организм испытал сильнейшее болезненное потрясение, я стремительно полетел головой вперед и со всего маху врезался в диван. В первый момент мне показалось, что произошел один из тех подземных толчков, которые, как известно, представляют собой неотъемлемую часть жизни калифорнийцев, но ужасная правда тут же вспыхнула в моем сознании.
Женщина, которую я любил, дала мне пинка в зад!
22
Поднявшись на ноги, я чувствовал себя так, словно в меня на полном ходу врезался сзади почтовый экспресс. Эйприл Джун стояла подбоченившись и молча мерила меня взглядом, скрипя зубами. Мой ответный взгляд выражал упрек и изумление. Наверное, точно так же смотрел в свое время Юлий Цезарь на Брута.
– Эй! – ошеломленно воскликнул я.
Впрочем, описать мое состояние как ошеломление означало бы передать лишь слабую тень того, что творилось под оборками моей детской рубашки. Я растерялся до такой степени, что едва помнил себя. Да и мало кто в подобной переделке смог бы сохранить олимпийское спокойствие.
К тому времени я уже достаточно освоился с мыслью, что любой бедолага, которого угораздило напялить на себя шкуру малыша Джо Кули, должен быть готов к любой неожиданности. Упорные попытки нанести мне телесные увечья со стороны всяких там Т. Мерфи и О. Флауэров вполне укладывались в привычный порядок вещей. Если бы мне вот так наподдала мисс Бринкмайер, я прекрасно понял бы ее и, возможно, даже посочувствовал. Однако новый поворот событий совершенно выбил меня из колеи. Эпизод с Эйприл Джун в роли раздавательницы пинков, как выразился бы мистер Бринкмайер, решительно не желал укладываться ни в какой сценарий.
– Эй! За что?
Вдобавок к глубокому душевному потрясению мое физическое состояние также оставляло желать лучшего. Шишка на голове болезненно пульсировала, и мне пришлось ощупать ее, чтобы убедиться, не торчит ли оттуда позвоночник. Таких оказий я не мог припомнить с раннего детства, когда избыточная подвижность натуральным образом способствовала столкновениям с различными предметами обихода.
– Эй! Что такое, черт
