Антон Чехов - Пьесы. 1889-1891
Это подтверждается также заявлениями самого Чехова, который говорил тогда, что согласится на публикацию пьесы только после внесения в нее дополнительных исправлений. Так, он потребовал от редакции журнала «Артист» обратно рукопись пьесы, мотивируя свой отказ от публикации необходимостью «поработать еще над „Лешим“» (Ф. . Куманину, 8 января 1890 г.). Передавая затем пьесу в «Северный вестник», он снова предупреждал, что перед этим «„Леший“ будет еще раз прочитан, исправлен…» (Плещееву, 10 февраля 1890 г.). Наконец, неизбежность внесения в пьесу поправок стала, видимо, еще более очевидной после получения Чеховым отзыва и замечаний Плещеева, которому он выслал пьесу 17 марта 1890 г. Плещеев ответил Чехову 24 марта 1890 г.: «…скажу вам прямо и откровенно, – что „Леший“ меня не удовлетворил <…> Первый акт, наполненный разговорами, на 3/4 ненужными, – очень скучен <…> Леший – не есть вовсе центральное лицо, и неизвестно почему комедия названа его именем. Он действует в ней столько же, сколько и все другие. И что это за „идеалист“, который на основании каких-то сплетен позволяет себе грубо оскорбить женщину. Он в этой сцене, по-моему, противен, так же, как и в отношениях своих с Соней <…> Войницкий – хоть убейте, я не могу понять, почему он застрелился! – Жена Серебрякова – не внушает мне, несмотря на свое жалкое положение, никакой симпатии. Ушла от мужа – затем только <…> чтоб опять хныкать всю жизнь. – Отношения ее к Войницкому – какие-то неопределенные, не то она любит его, не то нет… Орловский-сын – банален, – это какое-то водевильное лицо, которое надоедает читателю своим остроумием – армейского юнкера» (ГБЛ; Слово, стр. 279–280, с ошибочной датой: 24 апреля).
После получения рукописи от Плещеева у Чехова до отъезда на Сахалин (21 апреля 1890 г.) оставалось несколько недель. Перед отъездом он сдал пьесу на литографирование – уже с теми исправлениями, о которых неоднократно упоминал ранее как непременном условии публикации. Московский цензурный комитет утвердил «Лешего» к печати 1 мая 1890 г. – то есть после отъезда Чехова. Само литографированное издание вышло в свет еще позднее и также в его отсутствие – во второй половине августа 1890 г.
Текст литографированного издания 1890 г. существенно отличается от первоначального варианта пьесы (цензурный экземпляр 1889 г.), при этом наибольшие изменения коснулись IV акта.
В числе сделанных добавлений – романтически приподнятая декларация Лешего, его жизненное кредо: «…надо быть человеком и твердо стоять на ногах <…> Пусть я не герой, но я сделаюсь им! Я отращу себе крылья орла, и не испугают меня ни это дерево, ни сам черт! Пусть горят леса – я посею новые!» (д. IV, явл. 9). Дополнительно включены в текст также фразы Лешего, поясняющие скрытый смысл его прозвища и заглавия пьесы: «…не я один, во всех вас сидит леший, все вы бродите в темном лесу и живете ощупью», «…нет истинных героев, нет талантов, нет людей, которые выводили бы нас из этого темного леса, исправляли бы то, что мы портим…» (д. IV, явл. 8 и 9).
В то же время вычеркнуты места, где проявлялась его нервная слабость, болезненно-обостренная чувствительность: в сцене с Серебряковым – рыдания и мольбы не продавать лес (д. III, явл. 12), в сцене на пикнике – момент крайнего возбуждения, вызвавший всеобщее замешательство: «Все погибло! Бегите все, кричите…» (д. IV, явл. 5).
В сюжетном развитии IV акта мотив таинственного исчезновения Елены Андреевны перестает играть прежнюю главенствующую роль. Тайна ее местонахождения теперь открывается зрителю сразу, и появляется она на сцене уже не в самом конце пьесы, как было раньше, а с первых же реплик в начале акта. Интерес зрителя переключался на обрисовку внутреннего состояния Елены Андреевны, в характере которой на первый план выдвинуты черты социально-психологического типа женщины, обреченной играть в жизни роль «эпизодического лица» и довольствоваться «канареечным» счастьем.
Заметно преобразован образ Федора Ивановича: в окончательной редакции он предстает лишенным прежних «мефистофельских» замашек и ореола человека «роковой страсти». Изменена сцена с Еленой Андреевной, где он стремится запугать ее наглым приставаньем: ранее он уходил победителем, теперь же получает с ее стороны решительный отпор – пощечину, после которой мгновенно смиряется и отказывается от донжуанских замыслов (д. III, явл. 7).
Снят и финальный эпизод того же акта, где в первоначальном варианте Федор Иванович под занавес скандальным образом увозил падавшую к нему на руки Елену Андреевну. Соответственно с этим в начале IV акта снят рассказ Вафли о ее последующем побеге от Федора Ивановича.
Далее в IV акте вычеркнута сцена, где Федор Иванович предлагал Серебрякову «выкуп» за Елену Андреевну, исключен эпизод его ссоры с Желтухиным и затем с Лешим, двойной вызов их на дуэль и, наконец, внезапный перелом в его отношениях с окружающими, вызванный известием о смерти отца. В окончательной редакции IV акта Федор Иванович представлен совершенно иным – добродушным, подвыпившим «фараоном» и «мотыгой», влюбленным в Юленьку и делающим ей предложение.
Изменена также линия поведения Серебрякова, который после бегства жены уже не перерождается и не испытывает чувства вины и раскаяния, как это было первоначально, а остается таким же непреклонным и самонадеянным, до конца выдерживает роль «статуи командора».
В речи Желтухина выброшен ряд высказываний, повторявших избитые трафаретные образцы либерально-народнической фразеологии: тирады о «кулаках и щедринских героях», о «всеобщем невежестве», «инертности руководящих классов», исключен его тост «за лучшие времена, за лучших людей, за идеалы», декламация стихотворения Некрасова и т. д.
Сделаны сокращения и в роли Юленьки – в основном, за счет реплик, выражавших преувеличенную озабоченность хозяйственными делами: ее упоминания о гусях и индюшатах, цыплятах и карасях, телушках и бычке, мешках и «сардиночке», о «пироминдальных» тополях и т. п.
Сжаты сцены бытового плана – приезд Серебряковых в гости к Желтухиным, разговоры за столом и т. д. В то же время расширен эпизод ссоры Войницкого с Серебряковым, в котором усилена напряженность действия.
В ремарках в написании имени Марьи Васильевны в текстах рукописи и литографированного издания допущен разнобой (Мария и Марья). В настоящем издании написание это всюду в ремарках унифицировано и дано как в перечне действующих лиц («афишка»): Марья Васильевна.
2
«Леший» был впервые поставлен в Москве 27 декабря 1889 г. труппой общества драматических артистов на сцене театра Абрамовой, куда перешла часть артистов из театра Корша. Роли исполнили: В. В. Чарский (Серебряков), М. М. Глебова (Елена Андреевна), Н. Д. Рыбчинская (Соня), И. П. Киселевский (Войницкий), Н. А. Мичурин-Самойлов (Желтухин), Н. Н. Соловцов (Федор Иванович), Н. П. Рощин-Инсаров (Хрущов) и другие.
Премьера была приурочена к бенефису Соловцова и, как сообщали газеты еще в конце ноября, должна была состояться «в непродолжительном времени» («Московский листок», 1889, 25 ноября, № 328). Однако ввиду реорганизации театра переговоры с Чеховым затянулись.
После перехода руководства от Абрамовой к товариществу артистов (подписание договора состоялось 12 декабря 1889 г.) Соловцов, возглавивший труппу, обратился к Чехову с просьбой о передаче пьесы новому театру. 16 декабря, продолжая, видимо, начатый накануне разговор, он писал: «Утро вечера мудренее, и не принесет ли сегодняшнее утро мне счастливую весточку, что Вы согласитесь дать Вашего „Лешего“ и тем вывести нас, заблудившихся, из леса на широкую дорогу и тем сделаете доброе дело всему нашему товариществу. Жду с замиранием сердца весточки <…> Условия от Вас какие пожелаете» (ГБЛ).
20 декабря Соловцов встретился с Чеховым, чтобы договориться о распределении ролей и репетициях: «Сегодня пред спектаклем заеду к Вам. Вы назначите репетиции и роли <…> Привезу Вам условие, подписанное мною…» (письмо без даты – ГБЛ). По тексту этого Условия, Чехов отдавал пьесу Соловцову «в исключительное пользование <…> сроком 15 февраля 90 г.» (ГБЛ; см. т. III Писем, стр. 481).
25 декабря Соловцов пригласил Чехова на репетицию пьесы: «Пожалуйста, приезжайте, поправите, если я что-нибудь не так сделал в постановке» (ГБЛ). В тот же день Чехов сообщал Плещееву: «Был я на репетиции. Мужчины мне понравились в общем, а дам я еще не разглядел. Идет, по-видимому, бойко. Актерам пьеса нравится <…> Насколько можно судить по репетиции, пьеса шибко пойдет в провинции, ибо комического элемента достаточно и люди все живые, знакомые провинции».
В день спектакля Чехов оповестил Суворина: «Сегодня идет „Леший“. IV акт совсем новый. Своим существованием он обязан Вам и Влад<имиру> Немировичу-Данченко, который, прочитав пьесу, сделал мне несколько указаний, весьма практических. Мужчины не знают ролей и играют недурно; дамы знают роли и играют скверно. О том, как сойдет моя пьеса, напишет Вам нудный Филиппов…» (27 декабря 1889 г.).
