Гарриет Бичер-Стоу - Хижина дяди Тома
Мари при этих словах закрыла лицо платком и, рыдая, поднесла к носу флакон с нюхательной солью.
— Все, все против меня! — заныла она. — Никто не щадит меня. Я никак не подумала бы, что вы так безжалостно напомните мне о моих бедных умерших. Это так жестоко, так жестоко… Никто меня не жалеет! О, как я несчастна! У меня была единственная дочь — я потеряла ее! У меня был муж, который вполне подходил мне, и мужа тоже уносит смерть! А вы так бессердечны, что напоминаете мне о них, хотя знаете, что эти воспоминания меня убивают… Да, конечно, у вас были добрые намерения, но вы поступили неосторожно, очень неосторожно!
И Мари, рыдая, позвала Мэмми, чтобы та распахнула окно, подала бы ей флакон с камфарой.
Воспользовавшись начавшейся суматохой, мисс Офелия вернулась к себе. Она понимала, что все ее старания напрасны. У Мари всегда был наготове неистощимый запас нервных припадков и обмороков. К ним она теперь прибегала всякий раз, лишь только мисс Офелия пыталась упомянуть о предсмертных желаниях ее мужа или Евы. Мисс Офелия прибегла к единственному выходу, остававшемуся ей: она написала миссис Шельби письмо, в котором, рассказав о несчастии, постигшем Тома, просила прийти ему на помощь и прислать как можно скорее деньги на его выкуп.
Глава XXX
Склад живого товара
Склад невольников! Одно это выражение, возможно, вызовет перед глазами некоторых из наших читателей страшную картину. Им будет мерещиться какое-то мрачное подобие ада, лишенное воздуха и света.
Но нет, наивный читатель! В наши дни люди научились совершать преступления с большой ловкостью, без шума и так, чтобы не оскорблять зрения и слуха утонченных зрителей. Человеческий товар высоко ценится на рынке. Поэтому принимают меры, чтобы он был достаточно упитан, прилично одет, чтобы за ним был хороший уход и с ним хорошо обращались. Тогда он появится на рынке в таком виде, который произведет наиболее выгодное впечатление. Склад невольников в Новом Орлеане ничем не отличается по внешнему виду от любого другого дома. Он содержится в чистоте. Только с наружной стороны на каком-то подобии крытой галереи ежедневно можно видеть выставленных напоказ мужчин, женщин и детей — образцы товара, имеющегося в продаже на том складе.
Вас учтиво приглашают войти и осмотреть товар. Вам сообщают, что вы найдете здесь большой выбор мужей, жен, братьев, сестер, отцов, матерей и малолетних детей, которых вы можете приобрести вместе или порознь, в полной зависимости от желания покупателя. Человека продают, закладывают, отдают внаем, обменивают в случае надобности на бакалейные товары или на любые другие, как пожелает торговец или как того потребуют его коммерческие интересы.
Дня через два после разговора между мисс Офелией и миссис Сен-Клер Том, Адольф и еще с полдюжины невольников, принадлежавших мистеру Сен-Клеру, были поручены вниманию и заботам некоего мистера Скеггса, содержателя склада невольников по улице Н*** в Новом Орлеане. Предполагалось, что они будут поставлены на аукцион на следующий день.
У Тома, как и у некоторых других рабов, был с собою сундучок с его личными вещами.
Вновь прибывших рабов поместили на ночь в длинной комнате, где находилось уже много мужчин самого различного возраста, роста и оттенков кожи. Весь вечер оттуда доносились взрывы хохота.
— Ага, отлично! Продолжайте, ребята! Продолжайте! — произнес мистер Скеггс, входя в помещение. — У меня неграм всегда весело… О господи! Да это Сэмбо производит такой шум!
Сэмбо был долговязый негр с подвижным лицом, веселивший остальных своими шутками.
Легко себе представить, что Том не был расположен разделять общее веселье. Он выбрал место подальше от шумной компании, собравшейся вокруг Сэмбо, и уселся на свой сундучок, прислонившись головой к стене.
Торговцы людьми всячески стараются поддерживать среди рабов веселое настроение; это — лучший способ заставить их забыть о своей судьбе и сделать нечувствительными к страданиям. С первой минуты, как только торговец приобрел на северном рынке негра и доставил его на Юг, он задается целью убить в нем всякую чувствительность, развить грубость и тупое безразличие. Торговец пополняет свою партию в Виргинии и Кентукки, затем везет ее в какую-нибудь здоровую местность, чтобы его негры поправились и растолстели. Их кормят до отвала, и, чтобы никто из них не затосковал, торговец достает скрипку и дает им возможность поплясать. На того же, кто не хочет веселиться, кто слишком упорно вспоминает жену, детей и свой дом, смотрят как на опасного хитреца. На него обрушиваются все издевательства, какие только способен изобрести бессердечный и жестокий хозяин, который ни перед кем не отвечает за свои действия. Беззаботность, веселье, бодрость — вот что требуется от раба, особенно при посторонних. Таким путем он может надеяться найти хорошего покупателя, угодить торговцу и избежать наказания.
— Что тут делает этот негр? — воскликнул Сэмбо, сразу же после ухода Скеггса направляясь к Тому.
Кожа Сэмбо по цвету напоминала черное дерево. Это был парень высокого роста, весельчак, способный без умолку болтать и сопровождавший свою болтовню уморительными гримасами и ужимками.
— Что ты тут делаешь? — обратился он к Тому, толкая его, в виде шутки, кулаком в бок. — Размечтался, что ли?
— Меня завтра продадут с аукциона, — спокойно ответил Том.
— Продадут с аукциона! Эй, мальчики, вот так штука! Хотел бы я быть на его месте! Эй, мальчики, поглядите, какой потешный! А вот этот тоже из вашей компании? — спросил Сэмбо, фамильярно кладя руку на плечо Адольфа. — И его тоже завтра ставят на аукцион?
— Прошу вас оставить меня в покое! — проговорил Адольф, с явной брезгливостью отодвигаясь от него.
— Эй, мальчики, полюбуйтесь! Перед вами настоящий образец белого негра! Белый, как сливки, а надушен-то как! — добавил он, подходя еще ближе к Адольфу и принюхиваясь. — Господи помилуй! Ему место в табачной лавочке: он весь товар продушил бы своими духами… Вся лавочка пропахла бы, честное слово!
— Я уже сказал вам, чтобы вы оставили меня в покое! Слышите? — в ярости крикнул Адольф.
— Скажите, пожалуйста, какие вы нежные, вы, белые негры! Дотронуться не смей до вас! Подумать только!
И Сэмбо грубо передразнил Адольфа.
— Подумаешь, сколько важности! — восклицал он. — Сразу видно, что мы из хорошего дома!
— Да, да, у меня был хозяин, который мог всех вас скупить, как железный лом!
— Неужели?! Какой это, верно, был джентльмен!
— Я принадлежал дому Сен-Клер, — с гордостью заявил Адольф.
— В самом деле? — протянул Сэмбо. — Он, должно быть, очень счастлив, что избавился от тебя, твой хозяин! Он, верно, продаст тебя с целой партией битой посуды! — закончил Сэмбо, сопровождая свои слова пренебрежительной гримасой.
Взбешенный таким оскорблением, Адольф бросился, размахивая кулаками, на своего обидчика.
Вокруг послышался громкий хохот и аплодисменты. На шум появился хозяин.
— Что такое? Тише, тише, мальчики! — закричал он, размахивая бичом.
Невольники разбежались, спеша укрыться по углам. Один только Сэмбо, рассчитывая на свои преимущества всеми признанного шута, остался непоколебимо стоять на месте, втягивая голову в плечи, когда бич слишком близко свистел вокруг него.
— Это не мы, хозяин, не мы! — твердил он. — Мы вели себя мирно. Это новенькие… Они пристают к нам! Покоя от них нет!
Хозяин повернулся к Тому и Адольфу и, не давая себе труда разобраться, кто являлся истинным виновником шума, наградил вновь прибывших здоровыми затрещинами, после чего удалился, приказав всем ложиться спать и не шуметь.
Заглянем теперь в комнату женщин.
Они лежали на полу в самых различных позах. Здесь были негритянки всех цветов и оттенков — от темного цвета черного дерева до матовой белизны слоновой кости, всех возрастов — от детского и до самого преклонного. Вот прелестная десятилетняя девочка. Ее мать продана вчера, и она уснула в слезах и горе, что некому больше оберегать ее сон. Вот старая, очень старая негритянка. Ее исхудалые плечи и мозолистые руки свидетельствуют о долгих годах тяжелого труда. Завтра ее отдадут, в придачу при какой-нибудь покупке, за любую цену. Не менее сорока или пятидесяти других женщин лежат где попало, закутавшись в тряпье.
В стороне от других сидят две женщины.
Одна из них — мулатка с мягким взором и привлекательным лицом. Ей лет сорок пять, а то и пятьдесят. На голове ее тюрбан из индийской ткани. Она одета чисто и опрятно. Очевидно, ее хозяева бережно относились к ней. Подле нее, прижавшись будто птенчик в гнезде, полулежит молоденькая, пятнадцатилетняя девушка, ее дочь. Она белее матери, сразу видно, что она квартеронка. Все же чертами лица она очень похожа на мать: те же кроткие, черные глаза, только ресницы длиннее. Вьющиеся волосы отливают золотистым блеском. Она тоже одета очень чисто. Ее маленькие белые ручки, по-видимому, незнакомы с черной работой. Обе они — мать и дочь — поступят в продажу завтра вместе с невольниками Сен-Клера.
