Льюис Уоллес - Бен-Гур
– Я со своей стороны на все согласен, – сказал Бен-Гур.
– А ты, дочь Рахили, говори! – сказал Симонид, снимая ее руку со своего плеча.
Эсфирь отошла от отца и стояла с минуту в нерешительности, то краснея, то бледнея. Затем, направившись к Бен-Гуру, сказала ему с той женственностью, которая так полна прелести:
– Я не лучше матери, а так как ее уже нет, то, молю тебя, господин, дозволь мне служить моему отцу.
Бен-Гур взял ее руку и, отведя Эсфирь обратно к креслу, сказал:
– Ты доброе дитя. Делай так, как желаешь.
Симонид снова положил ее руку к себе на плечо, и на время в комнате водворилось молчание.
8. Жребий брошен
Симонид приподнял голову и, окинув всех взором господина, спокойно сказал:
– Ночь близится, а нам еще предстоит поговорить. Вели же, Эсфирь, принести нам подкрепиться.
Она позвонила. В ответ появилась прислуга с хлебом и вином и обнесла ими всех присутствующих.
– С моей стороны, добрый господин, – продолжал Симонид, когда все закусили, – высказано еще не все. Отныне наши жизни должны течь вместе, подобно встретившимся и слившимся потокам. Я полагаю, что они будут течь лучше, если в небе над ними не будет ни малейшего облачка. Прошлый раз ты оставил мой дом, предполагая, что я отрицаю твои права, признанные мной теперь без малейшего сомнения, но в действительности я и тогда признал тебя. Свидетельница этого – Эсфирь, а Маллух может подтвердить, покидал ли я тебя с тех пор.
– Маллух! – воскликнул Бен-Гур.
– Человек, прикованный к креслу, как я, если хочет двигать миром, от которого он так жестоко удален, должен иметь много длинных рук. Одной из таких, и при том лучшей, является Маллух. Иногда, – он с благодарностью взглянул на шейха, – я пользуюсь и другими добрыми сердцами, подобно великодушному Ильдериму, доброму и храброму. Пусть он скажет себе, отвергал ли я или забывал ли я тебя когда-нибудь.
Бен-Гур взглянул на араба.
– Итак, это он, добрый Ильдерим, сказал вам обо мне?
Глаза Ильдерима заблистали, и он в знак подтверждения кивнул головой.
– Как, не испытав, можем мы узнать человека? – сказал Симонид. – Я узнал тебя, господин мой, и тотчас же признал в тебе сходство с твоим отцом, но что ты за человек, я не мог знать. Есть люди, для которых богатство служит проклятием. Принадлежишь ли ты к их числу? Чтобы узнать это, я послал Маллуха, и он был в данном случае моими глазами и ушами. Не осуждай его за это. Все, что он сообщил, было в твою пользу.
– Я и не думаю осуждать его, – заметил Бен-Гур. – В твоей доброте заключалась и мудрость.
– Твои слова радуют меня, – сказал купец, – очень радуют. Таким образом рассеялись все мои опасения относительно могущих встретиться недоразумений, и наши воды могут свободно течь одной рекой по направлению, которое укажет им Господь Бог.
После перерыва он продолжал:
– Мне хочется теперь поговорить по душам. Ткач сидит и ткет; челнок движется, размер ткани все увеличивается, рисунок обозначается ярче, а ремесленник тем временем дремлет и дремлет. Так возрастало в моих руках богатство, и я часто сам удивлялся успеху. Казалось, кто-то помимо меня покровительствовал всем моим предприятиям и охранял их. Самумы[49], губившие караваны в пустыне, как бы обходили мои. Бури, разбивавшие корабли, только быстрее пригоняли мои к пристани. Удивительнее же всего было то, что я, зависящий от других, прикованный к одному месту, как неживое существо, никогда не терпел ни малейшей потери ни от одного из помощников. Стихии как бы склонялись служить мне, и все слуги были донельзя верны.
– Это удивительно, – сказало Бен-Гур.
– Так шли дела, и я, наконец, пришел к тому же заключению, что и ты, мой господин: такова Божья воля, и, подобно тебе, задавал себе вопрос "Ради чего?" Разум всегда имеет цель. Верховный же разум всегда проявляет себя во имя чего-нибудь. Все эти годы я носил этот вопрос в своем сердце, дожидаясь ответа. Я был вполне уверен, что если успехом моих предприятий руководит Бог, то Он в надлежащее время проявит свойственным Ему образом ту цель, во имя которой Он содействует мне, и пути Его станут так же ясно видны, как выбеленный дом, стоящий на вершине холма. И мне кажется, что цель Его ясна мне теперь.
Бен-Гур слушал, напрягая все свое внимание.
– Много лет прошло с тех пор, как однажды я вместе с твоей матерью, Эсфирь, – она была еще со мной, прекрасная, как утро над старой оливой, – сидел у дороги на север от Иерусалима, близ гробницы царей. И вот на громадных белых верблюдах появились три всадника, каких я никогда еще не видел в Священном Городе. Люди же были чужестранцы из далеких стран. Первый из них остановился и задал мне вопрос: "Где родившийся Царь Иудейский?" и как бы для того, чтобы еще более усилить мое удивление, добавил: "Мы видели Его звезду на востоке и пришли поклониться Ему". Я не мог понять, чего они хотят, но последовал за ними до Дамасских ворот. И к каждому встречному, даже к страже у ворот, они обращались с тем же вопросом. И все, слышавшие его, удивлялись подобно мне. Со временем я забыл это обстоятельство, хотя о нем много говорили как о предзнаменовании Мессии. Увы, увы! Что мы за дети, даже мудрейшие из нас! Часто проходят столетия, прежде чем Бог открывает Себя людям. Ты видел Валтасара?
– Да, и слышал его рассказ, – отвечал Бен-Гур.
– Чудо, истинное чудо! – воскликнул Симонид. – Когда он передавал его мне, добрый господин, казалось, что я слышу столь долго ожидаемый ответ: Божья цель прояснилась мне. Беден будет Царь при Своем появлении – беден и без друзей, без свиты, без войска, не имея ни городов, ни крепостей, явится Он водворить царство и стереть с лица земли Рим. Смотри, смотри, господин мой! Ты силен, владеешь оружием, одарен богатством. Пользуйся дарами, ниспосланными тебе Богом. Разве Его дело – не твое? И разве может быть для человека слава превыше этой?
– Но Его царство, – горячо возразил Бен-Гур, – есть, по словам Валтасара, царство душ.
Национальная гордость была сильно развита в Симониде, и потому улыбка презрения появилась на его устах.
– Валтасар был свидетелем дивных дел, и когда он говорит о них, я вынужден верить ему. Но он сын Мизраима и даже не прозелит. Трудно предположить, что он имеет ясные познания о том, как Бог явит Себя Израилю. Пророки получали непосредственные откровения с неба, и если даже его откровение от Бога, то оно – одно, а у пророков их было много. Бог всегда неизменен, и потому я должен верить пророкам. Эсфирь, принеси Тору.
Он продолжал, не дожидаясь ее возвращения:
– Можно ли пренебрегать, господин мой, свидетельством моего народа? Пройди от Тира, лежащего на севере у моря, до столицы Эдома на юге пустыни, и любой человек, хотя бы едва знакомый с псалмами, каждый, подающий милостыню в храме, каждый, вкусивший когда-либо пасхального агнца, скажет тебе, что царство, которое Царь явится устроить для нас, сынов завета, – есть царство, подобное царству отца нашего Давида. "Откуда же у них эта уверенность?" – спросишь ты.
Эсфирь вернулась с большим количеством свертков, бережно завернутых в темно-коричневое полотно с изящными золотыми надписями.
– Подержи их, дочка, пока я не спрошу, – сказал он ей нежным голосом и продолжал. – Было бы долго повторять имена тех святых людей, которые, по Божьему промыслу, следовали за пророками, писали и поучали со времени пленения, тех мудрецов, что заимствовали свой свет от Малахии, последнего из числа пророков, великие имена которых вечно повторяют нам в синагогах Гиллель и Шемайя. Хочешь ли ты вопросить их о царстве? Царь стада в книге Еноха – кто? Очевидно, Тот, о Котором мы ведем речь? И Ему воздвигнут престол, и Он потрясет землю, и остальные цари свергнуты будут с престолов, а бичи Израиля – ввергнуты в печь огненную, где столбы пламени пожрут их. Псалмопевец говорит о Соломоне: "Боже! даруй царю Твой суд и сыну царя Твою правду, да судит праведно людей Твоих... <...> ...и поклонятся ему все цари; все народы будут служить ему... и благословятся в нем все племена земные; все народы ублажат его". Послушай теперь одного из величайших пророков, Ездру, этого второго Моисея, вопроси, кто в ночных его видениях тот лев, что человеческим языком говорит орлу, то есть Риму: "Ты судил землю не по правде; ты утеснял кротких, обижал миролюбивых, любил лжецов, разорял жилища тех, которые приносили пользу, и разрушал стены тех, которые не делали тебе вреда. <...> Поэтому исчезни ты... чтобы отдохнула вся земля и освободилась от твоего насилия, и надеялась на суд и милосердие своего Создателя". И вслед за этим орел исчез. Конечно, господин мой, и этих свидетельств достаточно! Но путь к вершине источника открыт. Эсфирь, дай вина и затем Тору.
– Веришь ли ты, господин, в пророков? – спросил он, испив вина. – О, конечно, да, ибо такова была вера всего твоего рода. Подай же мне, Эсфирь, Книгу пророчеств Исаии.
