Марк Твен - Приключение Гекльберри Финна (пер. Ильина)
А после вышли из хижины и замок на дверь повесили. Я-то надеялся, что они додумаются хоть пару цепей с него снять, уж больно тяжелые были эти цепи, или добавят к воде и хлебу мяса с овощами, однако такое им в голову не пришло, и я решил, что лучше сам этим займусь, поскорее передав тете Салли рассказ доктора, — после того, конечно, как получу причитавшуюся мне взбучку, ну, то есть, объясню, почему это я, рассказывая, как мы с Сидом гонялись в ту чертову ночь за фермерами, искавшими сбежавшего негра, запамятовал сообщить, что Сида подстрелили.
Однако поскорее не получилось. Тетя Салли просидела в комнате Тома весь день и всю ночь, а, увидев дядю Сайласа, я всякий раз старался от него улизнуть.
На следующее утро мне сказали, что Тому стало гораздо лучше, а тетя Салли прилегла вздремнуть. Ну я и прокрался в его комнату, подумав, что, если он не спит, мы сможем сочинить какую-нибудь небылицу, которой вся семья поверит. Однако он спал, и спал очень мирно, и лицо у него было бледное, не горело, как было, когда его принесли. Я присел и стал дожидаться, когда он проснется. А через полчаса, примерно, в комнату тихо вошла тетя Салли — ну, думаю, попал! Однако тетя только приложила палец к губам, села рядом со мной, и стала шептать, что теперь нам лишь радоваться и осталось, потому что симптомы все замечательные, и он давно уже вот так спит, и выглядит все лучше, все спокойнее, и она готова поставить десять к одному, что проснется Сид в здравом рассудке.
Ну, сидим мы, смотрим на него и, в конце концов, он зашевелился, открыл глаза, проморгался, как самый что ни на есть нормальный человек, и говорит:
— Смотри-ка! — да я же дома! Как это я сюда попал? А плот где?
— С ним все в порядке, — говорю я.
— А с Джимом?
— И с ним тоже, — отвечаю я, немного, правда, замявшись.
Однако Том заминки моей не заметил и говорит:
— Хорошо! Отлично! Значит, все обошлось и опасаться нам нечего! Ты тетушке-то рассказал?
Я хотел сказать «да», но не успел, потому что тетя спросила:
— О чем рассказал, Сид?
— Ну как же, о том, как мы все это устроили.
— Что устроили?
— Да все же! Как будто у вас тут много чего происходит! О том, как мы беглого негра освободили — я и Том.
— Милость господня! Освободили беглого… Что это бедное дитя говорит? Боже, Боже, у него опять рассудок мутится!
— Ничего у меня не мутится! Я знаю, о чем говорю. Это мы освободили его — мы с Томом. Задумали освободить и освободили. Да как красиво все проделали!
И начал он рассказывать, и тетя Салли ни разу его не перебила, только смотрела на Тома во все глаза, не мешая ему похваляться, да и я мигом понял, что мне даже и пытаться слово вставить не стоит.
— Подумайте сами, тетушка, какая это была работа — недели работы, час за часом, каждую ночь, пока все вы спали. Нам же пришлось и свечи украсть, и простынку, и рубашку, и ваше платье, и ложки, и жестяные тарелки, и столовые ножи, и медную грелку, и жернов, и муку, — конца-края не видать, — вы и вообразить не можете, сколько трудов пошло на изготовление пил и перьев, на надписи, на то, на другое, и не можете даже вполовину представить себе, как это было весело. А пришлось еще гробы рисовать и все остальное, и писать ненанимные письма от грабителей, вставать по ночам и спускаться по громоотводу, и рыть подкоп, и веревочную лестницу вязать, и запекать ее в пирог, и посылать Джиму ложки и прочие инструменты в кармане вашего передника…
— Милость Господня!
— …и поселить в хибаре крыс, змей и другую живность, чтобы у Джима компания была, а потом вы продержали здесь Тома с маслом в шляпе так долго, что у нас едва все не сорвалось, потому что, когда фермеры прибежали к хибарке, мы из нее выбраться еще не успели, пришлось спешить, а они услышали нас и погнались за нами, и я получил пулю, а после мы соскочили с тропы и пропустили фермеров мимо себя, а когда прибежали собаки, мы их не заинтересовали, собаки на шум понеслись, а мы добрались до нашего челнока и поплыли к плоту, и оказались вне опасности, и Джим стал свободным человеком, и все это мы сделали, только мы — ну разве не роскошь, тетушка?!
— Отродясь ничего подобного не слышала! Стало быть, это вы, мелкие вы пройдохи, учинили все безобразия, от которых у нас ум за разум заходил, вы перепугали нас только что не до смерти! Так и хочется выдрать вас обоих сию же минуту. Подумать только, я места себе не находила ночь за ночью, а вы… Ну погоди у меня, вот только поправься, маленький ты негодяй, тогда я из вас обоих душу вытрясу!
Однако Тома распирала такая радость и гордость, что остановиться он не мог, и продолжал молоть языком, а тетя Салли то и дело перебивала его, изрыгая пламя и дым, и делали они это одновременно, точно кошки на ихнем молитвенном собрании и, наконец, она говорит:
— Ну ладно, можешь наслаждаться вашими похождениями, сколько душе твоей угодно, но смотри у меня, если я тебя хоть раз вблизи от него поймаю…
— От кого? — сразу посерьезнев, удивленно спрашивает Том.
— От кого? От беглого негра, конечно. А ты думал, от кого?
Том грозно взглянул на меня и говорит:
— Том, ты же сказал, что с ним все в порядке, так? Разве он не скрылся?
— Он? — переспрашивает тетя Салли. — Это негр-то беглый? Никуда он не скрылся. Его опять сюда привели, живого-здорового, и сидит он, весь в цепях, в той же хибарке на хлебе да на воде, и будет сидеть, как миленький, пока за ним хозяин не явится, а не явится, так мы его продадим!
Том даже сел в кровати — глаза горят, ноздри раздуваются и сжимаются, совершенно как перепонки у жабы, — и закричал на меня:
— Они не имеют права держать его под замком! Беги! — не теряй ни минуты! Выпусти его! Он не раб, он так же свободен, как любой, кто ходит по этой земле!
— Что такое говорит это дитя?
— Чистую правду я говорю, тетя Салли, вот что! и если никто к нему сейчас же не пойдет, так я сам пойду! Я же его всю жизнь знаю, и Том тоже. А старая мисс Ватсон умерла два месяца назад, и ужасно стыдно ей было, что она хотела Джима в низовья продать, сама так говорила, ну и освободила его в завещании.
— Тогда зачем же, Господи прости, ты-то его освобождал, если он уже свободный был?
— Ну, знаете ли! Хорошенький вопрос, совершенно женский! Зачем — да приключений мне хотелось, и я готов был по горло в крови ходить, лишь бы… о Господи, тетя Полли!
И если именно она не стояла на пороге, добрая и довольная, точно ангел, пирогов наевшийся, так считайте, что я и на свет еще не родился!
Тетя Салли подскочила к сестре и обвила ее шею руками, да так, что чуть голову ей не оторвала, и заплакала, а я, решив, что уж больно жарко тут становится для нас обоих, умелся под томову кровать, места мне там как раз хватило. Выглянул недолгое время спустя, смотрю, томова тетя Полли из объятий сестры уже вывернулась, стоит и смотрит на Тома поверх очков — да так, знаете, точно в порошок его стереть очень хочет. А потом и говорит:
— Ты бы лучше отвел глаза-то — на твоем месте, Том, я так и поступила бы.
— О, Господи! — говорит тетя Салли, — неужто он так изменился? Это же не Том, это Сид, а Том… Том… погодите, а Том-то куда подевался? Минуту назад здесь был.
— Ты хочешь сказать — куда подевался Гек Финн! Я, знаешь ли, не для того растила столько лет такого безобразника, как мой Том, чтобы не узнавать его, когда он мне на глаза попадается. Хорошенькое было бы дело! А ну-ка, Гек Финн, вылезай из-под кровати.
Я вылез. Без особой, впрочем, спешки.
Такого растерянного, изумленного лица, какое было тогда у тети Салли, я до той поры еще не видал — правда, дяде Сайласу, когда он вошел к комнату, и ему все рассказали, удалось ее по этой части перещеголять. Вы бы, наверное, его за пьяного приняли — он весь день слонялся по дому, как очумелый, а вечером произнес на молитвенном собрании проповедь, которая обеспечила ему громкую рупетацию, потому как и самый старый старик на свете ничего бы в ней не понял. Ну а томова тетя Полли рассказала, конечно, кто я и что, а когда я сам стал рассказывать, как попал в эту передрягу из-за того, что миссис Фелпс приняла меня за Тома Сойера… она перебила меня и говорит: «Ох, перестань, зови меня тетей Салли, я уж привыкла к этому, зачем нам что-то менять?»… да, так когда тетя Салли приняла меня за Тома Сойера, мне пришлось выдавать себя за него, деваться-то некуда было, а к тому же я знал, что он возражать не станет, только обрадуется — тайна же, загадка, Том непременно превратил бы ее в приключение и от души повеселился бы. Так оно и вышло, и пришлось ему стать Сидом, чтобы мне все с рук сошло.
А еще его тетя Полли сказала, что насчет завещания старой мисс Ватсон, по которому Джим свободу получил, Том нисколько не соврал, так что сами видите, Том Сойер взвалил на себя столько забот и хлопот, чтобы освободить свободного негра! — а я-то до той минуты, до того разговора, в толк взять не мог, как это человек, получивший его воспитание, и вдруг помогает негру сбежать.
