Сомерсет Моэм - Карусель
Они закурили, и мисс Ли подвинула к себе еще один стул.
— Вы не возражаете, если я подниму ноги? Всегда считала, что только у четвероногих длинные конечности постоянно должны болтаться.
Со слабой улыбкой она попробовала выпустить дым кольцами.
— А вы совершенно нормальная, — произнесла Лория, едва заметно кивнув. — Я рада, что вы приехали. Мне хотелось поговорить с кем-то, кто знаком с матерью Реджи. Полагаю, она в ярости. Я просила, чтобы он сказал ей заранее, но он не осмелился. Кроме того, он никогда не делает что-то прямо, если это можно провернуть окольными путями. А что касается лжи, в этом он хуже женщин. Можете сказать его матери, что мне придется потратить всю жизнь, чтобы превратить ее сына в джентльмена.
Мисс Ли сухо улыбнулась:
— Мне крайне редко встречаются женщины, которые, только выйдя замуж, столь живо реагируют на недостатки в характере супруга.
— На самом деле Реджи — неплохой парень. — Лория пожала плечами. — Но его нужно привести в форму.
— Интересно, почему вы вышли за него замуж? — поинтересовалась мисс Ли, задумчиво стряхивая пепел.
Лория испытующе посмотрела на нее, колеблясь, потом решила говорить откровенно.
— Похоже, вы хороший человек и к тому же светская женщина. В конце концов, я уже замужем, и вам придется со мной мириться. Реджи красив, не правда ли? — Она бросила взгляд на фотографию на каминной доске. — И он мне нравится. Знаете, я на сцене уже восемь лет. Я начала, когда мне было шестнадцать. Значит, сколько лет мне сейчас?
— Двадцать семь, вероятно, — решительно ответила мисс Ли.
Лория добродушно улыбнулась:
— Некоторые противные личности утверждают, что мне двадцать восемь. Но как бы там ни было, мне это до смерти надоело, и я хочу уйти.
— Я думала, вы собираетесь играть Джульетту в тандеме с Ромео — Реджи.
— Да, так и вижу этот кошмар! Прежде всего Реджи совершенно не умеет играть, и абсолютно все в начале творческого пути жаждут исполнить роль Гамлета. Что ж, я никогда не видела статиста, который бы расхаживал с плакатом в пантомиме и при этом не думал: будь у него шанс, он стал бы новым Ирвингом[54]. О, я так часто это слышала! Каждая знакомая девушка подходила ко мне и говорила: «Лория, я чувствую, во мне это есть, и мне нужен только шанс». Меня уже от всего этого тошнит. Не хочу колесить по провинциям и работать, как рабыня, всю неделю, и куда-то ездить по воскресеньям, и скитаться по грязным квартирам, и все остальное. Я просто разрешила Реджи позабавиться, к тому же разучивание ролей спасает его от неприятностей. Я думала, его мать появится у нас месяца через три и к тому времени ему все надоест. Мне нравится Реджи, и, после того как он пробудет у меня в руках пару месяцев, я сделаю из него приличного человека. Но я ни на мгновение не стану притворяться, что вышла бы за него, если бы у его матери не было денег.
— Вы мудрая женщина. В первую очередь я и представить не могу, как вы заставили его жениться в принципе. Я никогда не думала, что он на это согласится.
— Моя дорогая мисс Ли, я полагала, вы много вращаетесь в обществе. Неужели не знаете, что если девушка моего возраста решает выйти замуж за мужчину, он должен быть неимоверно изворотлив, чтобы спастись?
— Признаюсь, я давно об этом подозревала, — улыбнулась мисс Ли.
— Разумеется, своего мужчину еще надо выбрать. Увидев, что Реджи без ума от меня, я взяла инициативу на себя. Знаете, у актрис репутация дурных девушек, но это все ерунда. Мы не хуже остальных, только перед нами больше соблазнов, и когда что-то случается, газеты тут же раздувают скандал, только потому, что у нас такая профессия. Но я знала, как о себе позаботиться, и просто дала господину Реджи понять: меня голыми руками не возьмешь. Две недели я лебезила перед ним, а потом сказала, что больше не хочу его видеть. К тому времени он совершенно заболел сценой и в итоге сделал мне предложение.
— Как просто! А как вам удалось его приручить?
— Я всего лишь втолковала ему, что если он хочет прилично проводить время, то должен хорошо ко мне относиться, и вскоре он с этим согласился. Может, так сразу и не скажешь, но в гневе я просто отвратительна. Он уважает меня, как никого другого, и знает, что я не потерплю никакой чепухи. О, через полгода он исправится.
— И что прикажете передать его матери?
— Просто скажите, чтобы она не вмешивалась. Что касается денег, пока мы и так проживем. А когда она успокоится, возможно, назначит нам содержание. Шести сотен в год будет вполне достаточно, и мы заберем дом в Борнмуте. Я не хочу жить в Лондоне, до тех пор пока не буду уверена в Реджи.
— Отлично, — ответила мисс Ли, — это я передам. А еще скажу: она должна благодарить небо, что Реджи нашел приличную женщину. Я не сомневаюсь: через некоторое время вы сделаете из него вполне респектабельного члена общества.
— А вот и он возвращается с молоком!
Вошел Реджи, и они вместе принялись готовить чай. Когда мисс Ли собралась домой, Лория отправила мужа вниз проводить ее.
— Разве она не сокровище? — воскликнул он. — И вот что я вам скажу, мисс Ли: она человек действительно хорошего круга. Скажите матушке, что ее никак нельзя считать недостойной меня.
— Недостойной вас?! Мой дорогой мальчик, да она достойна шести таких, как вы. И осмелюсь сказать, под ее руководством, вы в конце концов превратитесь в сносное подобие джентльмена.
Реджи посмотрел на нее с трагическим выражением лица, откинул голову и прижал обе руки в своей мужественной груди.
— «Какой злодей, какой я раб презренный!»[55] — завопил он.
— Ради всего святого, придержите язык! — быстро перебила его она.
Она протянула ему руку, и, сжав ее, он наклонился вперед и доверительно прокричал ей:
— «Мне нужно основание потверже.Злодею зеркалом пусть будет представленье —И совесть скажется и выдаст преступленье».
12
У Бэзила и Дженни между тем дела становились еще хуже. Их примирение оказалось невластно над тем, чтобы избежать дальнейших ударов судьбы, и наконец еще одна яростная ссора подтвердила: ни при каких обстоятельствах они не способны жить без раздоров. Бэзил, приучившийся по большей части молчать, несмотря на любые провокации жены, старался сохранять сдержанность, но это весьма его раздражало, и в его груди постепенно росла слепая и яростная ненависть к Дженни, ведь именно она заставляла его терпеть невыразимые муки. Они совершенно перестали сочувствовать друг другу, и он не сознавал, что она страстно любит его до сих пор и причиняет ему боль только по этой причине. Так прошло лето. Бэзилу, увязшему в долгах, пришлось весь отпуск просидеть в адвокатской конторе, хватаясь за каждую возможность взять на себя какую-нибудь заблудшую записку, которой некому было заняться.
Его поглотила глубокая депрессия, и он без надежд размышлял о будущем. Что оно могло предложить ему, кроме непрекращающейся боли? Он вглядывался в грядущие годы, полные уныния, и жизнь в подобных условиях казалась ему невозможной. Лишь страсть к Хильде Мюррей поддерживала его, давала ему мужество смело смотреть на мир и в то же время усмиряла. Он научился просить у богов немного и довольствовался любовью без надежды на воздаяние. Он был неимоверно благодарен за ее дружбу и чувствовал, что она понимает его горе и сочувствует ему.
Миссис Мюррей провела лето за границей, но часто писала, и ее письма на целые дни наполняли его счастьем. Во время одиноких прогулок Бэзил бесконечно анализировал свои чувства, говоря себе, что они исключительно чисты. И лишь потому, что так много думал о ней, он считал, что становится лучше и проще.
В октябре она вернулась, и через два дня Бэзил нанес ей визит, но испытал горчайшее разочарование, увидев у нее в гостях мистера Фарли. Бэзил презирал викария Церкви всех душ, видя в нем соперника, находящегося отнюдь не в таком невыгодном положении, как он сам. Мистер Фарли все еще оставался привлекательным мужчиной, имея наружность человека весьма важного. Его манера разговора позволяла предположить, что он часто ужинал в гостях и умел вежливо дискутировать на любые темы в обществе благовоспитанных особ. Он был интересен и вел себя непринужденно, прекрасно зная, как ввернуть тонкое суждение в каждом разговоре, а в его отношении к миссис Мюррей проскальзывала неуловимая, но многозначительная лесть. Бэзила страшно раздражала его раскованность в обращении с женщиной, к которой он сам относился с благоговением. Хильда принимала участие в неких благотворительных мероприятиях викария Церкви всех душ, и, заливаясь смехом, они с Фарли обменивались всякими курьезными историями по этому поводу.
Бэзил отправился домой в мрачном негодовании, весь вечер думая о Хильде, которую оставил с мистером Фарли, и не успокоился, даже когда лег в постель. Он слышал, как часы отбивают один удар за другим, и беспокойно ворочался с боку на бок и с ума сходил от тоски и боли. Он приказывал себе не думать о Хильде, но ежеминутно возвращался к мысли о ней и в безнадежной печали задавался вопросом, как жить дальше. Бэзил пытался вразумить себя, мысленно повторяя, что столь сильная страсть может быть только временной и что через пару месяцев он будет с иронией вспоминать теперешнее сумасшествие. Чтобы успокоить ноющее сердце, он решил изложить свои чувства на бумаге. Когда часы пробили пять, он обрадовался, что только три часа осталось до того времени, когда он сможет встать, чтобы нарушить наконец сладкую горечь своих размышлений. Утром за завтраком Дженни заметила, что его глаза опухли от недостатка сна, а выглядел он усталым и изможденным. Она могла только гадать о причине его бессонницы, но интуитивно ревновала и пыталась разозлить его, и, когда представлялась возможность, вставляла язвительные замечания. Но Бэзил оставался безучастным и не отвечал ей. После завтрака он, в тяжелом расположении духа, отправился на привычную работу.
