Виктор Гюго - Ган Исландец
— Но отчего вы сами не допросили его, спросила графиня.
— Странный вопросъ, Эльфегія; у меня и безъ того по горло хлопотъ съ самаго моего пріѣзда. Я поручилъ все это дѣло Мусдемону, который не меньше моего заинтересованъ въ немъ. Впрочемъ, милая моя, этотъ человѣкъ самъ по себѣ равно ничего не значитъ, это какой-то несчастный бродяга. Мы можемъ воспользоваться имъ, выставивъ его агентомъ Левина Кнуда, и такъ какъ онъ взятъ вмѣстѣ съ бунтовщиками, не трудно будетъ доказать преступное соумышленіе между Шумахеромъ и мекленбуржцемъ, который если не будетъ отданъ подъ судъ, то по крайней мѣрѣ попадетъ въ немилость.
Графиня, повидимому, что-то обдумывала.
— Вы правы, графъ… Но эта роковая страсть барона Торвика къ Этели Шумахеръ…
Канцлеръ снова хлопнулъ себя по лбу, но потомъ пожалъ плечами.
— Послушайте, Эльфегія, мы съ вами уже немолоды, не новички въ жизни, а между тѣмъ совсѣмъ не знаемъ людей! Когда Шумахеръ во второй разъ будетъ обвиненъ въ измѣнѣ и взведенъ на эшафотъ, когда дочь его, свергнутая ниже послѣднихъ подонковъ общества, будетъ запятнана на всю жизнь публичнымъ позоромъ отца, неужели вы думаете, что Орденеръ Гульденлью не распростится тотчасъ же съ своимъ юношескимъ увлеченіемъ, которое вы, основываясь на экзальтированныхъ словахъ взбалмошной дѣвочки, величаете страстью; неужели вы думаете, что онъ хоть минуту станетъ колебаться въ выборѣ между обезславленной дочерью преступника и знатной дочерью канцлера? Объ людяхъ, милая моя, надо судить по себѣ; гдѣ вы видѣли такихъ идеальныхъ людей?
— Дай Богъ, чтобы вы были правы… Однако, надѣюсь вы одобрите, что я потребовала отъ синдика, чтобы дочь Шумахера присутствовала на процессѣ отца въ одной ложѣ со мною. Мнѣ хочется покороче узнать это созданіе.
— Нельзя пренебрегать ничѣмъ, что только можетъ выяснить намъ это дѣло, — равнодушно замѣтилъ канцлеръ, — но, скажите мнѣ, извѣстно ли, гдѣ находится теперь Орденеръ?
— О немъ нѣтъ ни слуху, ни духу; этотъ достойный воспитанникъ стараго Левина такой же странствующій рыцарь. Должно быть онъ теперь въ Вард-Гутѣ…
— Ну, наша Ульрика сумѣетъ приковать его къ мѣсту. Однако пора, я забылъ, что судъ ждетъ моего прибытія…
Графиня остановила великаго канцлера.
— Одно слово, графъ. Я вчера спрашивала васъ, но вы были такъ заняты, что не удостоили меня отвѣтомъ. Гдѣ Фредерикъ?
— Фредерикъ! — печально повторилъ графъ, закрывая лицо руками.
— Да, скажите мнѣ, гдѣ Фредерикъ? Его полкъ вернулся въ Дронтгеймъ безъ него. Поклянитесь мнѣ, что Фредерикъ не участвовалъ въ страшной рѣзнѣ въ ущельяхъ Чернаго Столба. Отчего вы измѣнились въ лицѣ при его имени? Я смертельно безпокоюсь о немъ.
Канцлеръ снова принялъ хладнокровный видъ.
— Успокойтесь, Эльфегія. Клянусь вамъ, его не было въ ущельяхъ Чернаго Столба… Притомъ, уже обнародованъ списокъ офицеровъ, убитыхъ или раненыхъ въ этой рѣзнѣ.
— Въ самомъ дѣлѣ, - сказала Графиня, успокоившись, — убито только два офицера, капитанъ Лори и молодой баронъ Рандмеръ, который проказничалъ съ моимъ бѣднымъ Фредерикомъ на копенгагенскихъ балахъ! О! Увѣряю васъ, я читала и перечитывала списокъ; но въ такомъ случаѣ значитъ онъ остался въ Вальстромѣ?..
— Да, онъ тамъ, — отвѣтилъ графъ.
— Другъ мой, — сказала мать съ принужденной нѣжной улыбкой: — сдѣлайте для меня одну милость, прикажите вернуть Фредерика изъ этой отвратительной страны…
Канцлеръ съ трудомъ освободился изъ ея объятій.
— Графиня, судъ ждетъ меня. Прощайте, я не властенъ исполнить вашу просьбу.
Съ этими словами онъ поспѣшно вышелъ изъ комнаты.
Графиня осталась одна въ мрачномъ раздумьи.
— Не властенъ! — прошептала она, — когда ему достаточно одного слова, чтобы вернуть мнѣ моего сына! О!
Недаромъ я считала моего мужа самымъ безсердечнымъ человѣкомъ.
XLIII
По выходѣ изъ башни Шлезвигскаго Льва стража разлучила испуганную Этель съ отцомъ и по мрачнымъ, невѣдомымъ ей коридорамъ привела ее въ темную келью, дверь которой тотчасъ же затворилась за нею. Напротивъ двери кельи находилось рѣшетчатое отверстіе, пропускавшее мерцающій свѣтъ факеловъ и свѣчей.
Передъ отверстіемъ на скамьѣ сидѣла женщина въ черной одеждѣ подъ густымъ вуалемъ. При входѣ Этели она сдѣлала ей знакъ сѣсть рядомъ съ ней. Изумленная дѣвушка молча повиновалась.
Глаза ея тотчасъ же устремились на рѣшетчатое отверстіе и мрачная величественная картина явилась предъ ними.
Въ глубинѣ обширной, обитой трауромъ комнаты, слабо освѣщаемой мѣдными свѣтильниками, привѣшанными къ своду, возвышалась черная трибуна въ видѣ лошадиной подковы, занимаемая семью судьями въ черной одеждѣ. Грудь одного изъ нихъ, сидѣвшаго посрединѣ на высокомъ креслѣ, изукрашена была брильянтовыми цѣпями и блестящими золотыми орденами. Судья, помѣщавшійся вправо отъ него, отличался отъ прочихъ бѣлою перевязью и горностаевой мантіею. Это былъ главный синдикъ округа. Вправо отъ трибуны на эстрадѣ подъ балдахиномъ возсѣдалъ старецъ въ одеждѣ первосвященника, влѣво стоялъ столъ, заваленный бумагами, въ которыхъ рылся приземистый человѣкъ въ огромномъ парикѣ и длинной черной одеждѣ со складками.
Передъ судьями находилась деревянная скамья, окруженная алебардщиками, державшими факелы, свѣтъ которыхъ, отражаясь отъ копій, мушкетовъ, и бердышей, мерцающими лучами падалъ на головы многочисленной толпы зрителей, тѣснившихся за желѣзной рѣшеткой, отдѣлявшей ихъ отъ трибуны.
Какъ бы пробудившись отъ сна, Этель смотрѣла на открывшееся передъ нею зрѣлище, сознавая, что такъ или иначе она причастна тому, что происходило у ней передъ глазами. Какой то тайный, внутренній голосъ побуждалъ ее напрячь все свое вниманіе, убѣждалъ въ близости рѣшительнаго переворота въ ея жизни.
Сердце молодой дѣвушки волнуемо было двумя противоположными стремленіями; ей хотѣлось или сразу узнать въ какой степени заинтересована она происходившимъ у ней на глазахъ, или же не знать этого никогда. Въ послѣднее время мысль, что Орденеръ навсегда потерянъ для нея, внушяла ей отчаянное желаніе разомъ покончить съ существованіемъ, однимъ взглядомъ прочесть книгу своей судьбы. Вотъ почему, сознавая, что пробилъ рѣшительный часъ ея жизни, она разсматривала мрачную обстановку залы не столько съ отвращеніемъ, сколько съ нетерпѣливой, отчаянной радостью.
Наконецъ увидѣла она, что предсѣдатель поднялся съ своего мѣста и именемъ короля провозгласилъ засѣданіе суда открытымъ.
Низкій человѣкъ въ черной одеждѣ сталъ по лѣвую руку отъ трибунала и тихимъ, но быстрымъ голосомъ сталъ читать длинный докладъ, въ которомъ имя отца Этели то и дѣло повторялось въ связи съ словами заговоръ, бунтъ рудокоповъ, государственная измѣна.
Этель вспомнила въ это мгновеніе слова роковой незнакомки, которая въ крѣпостномъ саду сообщила ей, что отцу ея грозитъ какое то обвиненіе. Она вздрогнула, когда человѣкъ въ черномъ платьѣ кончилъ докладъ, сдѣлавъ удареніе на послѣднемъ словѣ — смерть.
Съ ужасомъ обратилась она къ женщинѣ подъ вуалемъ, къ которой, сама не зная почему, чувствовала какой-то страхъ:
— Гдѣ мы? Что это значитъ? — робко освѣдомилась она.
Таинственная незнакомка сдѣлала знакъ, приказывавшій молчать и слушать. Молодая дѣвушка снова устремила свой взглядъ на залу трибунала.
Почтенный старикъ въ епископскомъ одѣяніи поднялся между тѣмъ съ своего мѣста и Этель не проронила ни слова изъ его рѣчи:
— Во имя всемогущаго, милосерднаго Создателя, я, Памфилъ Элевтеръ, епископъ королевскій Дронтгеймской области, привѣтствую уважаемое судилище, творящее судъ именемъ короля, нашего монарха и повелителя.
«Видя въ узникахъ, предстоящихъ предъ судилищемъ, людей и христіанъ, не имѣющихъ за себя ходатая, я заявляю уважаемымъ судьямъ о моемъ намѣреніи предложить имъ мою слабую помощь въ жестокомъ положеніи, въ которомъ очутились они по волѣ Всевышняго.»
«Молю Бога, да укрѣпитъ онъ своей силою мою дряхлую слабость, да просвѣтитъ мою глубокую слѣпоту.»
«Съ такимъ намѣреніемъ я, епископъ королевской епархіи, рѣшаюсь предстать передъ уважаемымъ и праведнымъ судилищемъ.»
Съ этими словами, епископъ сошелъ съ своего первосвященническаго сѣдалища и опустился на деревянную скамью, предназначенную для обвиняемыхъ. Одобрительный шепотъ пронесся въ толпѣ зрителей.
Предсѣдатель всталъ и сказалъ сухимъ тономъ:
— Алебардщики, наблюдайте за тишиной!.. Владыко, судилище отъ лица обвиняемыхъ благодаритъ ваше преосвященство. Жители Дронтгеймскаго округа, будьте внимательны, верховное королевское судилище должно произнести безапеляціонный приговоръ. Стражи, введите подсудимыхъ.
Толпа зрителей стихла въ ожиданіи и страхѣ; только масса головъ волновалась въ тѣни, подобно мрачнымъ волнамъ бурнаго моря, надъ которымъ готова разразиться гроза.
