Юзеф Крашевский - Древнее сказание
Оба вздохнули. Старик по-прежнему утверждал, что лучше возиться с пчелами, чем с людьми. Наконец хозяин и гость распрощались. Пяст с корзиной за плечами направился в лес, Стибор поспешил на вече.
Отовсюду стекались кметы к княжескому замку. Прибыли и Лешки, слегка потрухивавшие, но не желавшие уступить своего права другим. Втайне они надеялись, что в конце концов выбор-таки падет на кого-либо из них.
Трудно было придумать для сборища место удачнее избранного: развалины, грустный вид свежего пепелища, остатка низверженного могущества, все наводило на мысль, что медлить с избранием князя не следует, так как с каждым мгновением близился час ожидаемой мести за Пепелка.
На городище было уже много владык, жупанов и кметов, а новые все прибывали. Все предугадывали, что Мышки, уничтожившие Хвоста, займут по праву на выборах первое место; не всем, однако, это приходилось по вкусу…
— Хоть в жилах у них течет такая же кровь, как и в наших, — рассуждали иные, — но, забрав власть в свои руки, пожалуй, начнут обходиться с нами не лучше Хвостка, от которого только что мы избавились.
Тут же виднелся и недавно оправившийся Доман с Людеком, сыном Виша, и много других, прибывших из самых отдаленных окраин. Незаметно лишь было Пяста.
— Жаль, что нет старика, пригодился б он нам теперь, — слышались голоса, — человек он прямой, со светлым умом, говорить много не любит, а дело куда лучше других знает, к тому же ни с кем не связан, всем желает добра…
Пошли расспросы о Пясте. Стибор объяснил, что старик занят работой по хозяйству в лесу…
Солнце высоко уже поднялось на небе, а кметы все продолжали прибывать. Видя, что дело затягивается, ранее прибывшие обратились с заявлением к старшинам, что пора бы и начинать.
Старший летами на съезде оказался Жула, из рода Яксов, богатый кмет, житель дальних лесов, любивший мир и мало привыкший к войне и к вечам. Слыл он за человека строгого, но притом справедливого, особенно если приходилось ему исполнять роль судьи. Расправив рукою усы и бороду, он проговорил:
— Приступим к избранию князя, к чему нам время терять? Дома у каждого и без того много дела! Вздумалось вам завести себе нового господина?… Попробуйте… Больше мне нечего вам сказать, замечу разве вот кстати, что вижу отсюда я много князей, а нужен нам лишь один… За князем дело не станет, повиноваться ему будет труднее… Отчего хоть бы и мне не быть вашим князем?…
Мышки, подобно другим родам, держались вместе… Полагаясь на свою многочисленность, они так шумели, что невольно обращали на себя общее внимание.
Каждая семья таила надежду, что выбор падет на одного из принадлежавших к ней членов. Никто, по-видимому, не хотел уступать, особенно такие рода, как Лешки, Бумиры, Яксы, Кани, Пораи, Визилиры, Старжи…
— Мышка выбрать, — послышалось из его семьи, — Кровавую шею! Он уж нам дал доказательство, что умеет при случае быть вождем… нам такого и нужно!..
— Мышка?! А почему ж бы не Каня, — заметил кто-то в ответ, — Кани не хуже владеют оружием, а кроме того, нам богатый надобен князь, чтобы не было вечных на пользу его поборов…
— Так и Виши — семья богатая, — оспаривал чей-то голос, — старый Виш первый жизнь положил за вече.
Крики усиливались, грозя перейти в беспорядок. Лешки бешено волновались, доказывая свое первенство относительно права стать во главе народа.
— Лешков не надо! Было у нас их довольно! — поднялась буря криков. — Долой их! Мстить еще вздумают нам!..
Слово за словом — доходило чуть не до драки. Заметив это, Стибор обратился к спорщикам с увещанием, что на вече не кулак, а доброе слово решает дело!
Людек, сын старого Виша, поднялся с места и начал:
— Слухи ходят, что отец княгини и молодые князья знают уже о смерти Хвоста. Говорят, что в самый тот день, как мы впервые зажгли огни, сыновья князя, гостившие в замке, отправлены были матерью к деду звать немцев на помощь… Одновременно известили о том же и Кашубов с Поморцами… Эти долго ждать себя не заставят: не сегодня завтра нагрянут на нас… Земли опустошат, дома обратят в пепел… Мы вот спорим, да ссоримся — кого бы, дескать, над собою поставить князем, а о том забываем, что будь нас хоть вдвое больше против действительности, без главы оборона немыслима!..
Сказав, Людек сел; тогда привстал Добек. Это был богатый жупан: все его знали и относились к нему с уважением, как к умному, хитрому, но вместе с тем и великодушному человеку. Лет ему было около сорока, хотя на вид казалось не более тридцати. Он обладал громадной физической силой: душил медведей, словно котят, и часто, сломав копье, вырывал с корнем небольшое деревце, причем наносил им удары лучше, чем иной копьем или мечом. Непокорную лошадь Добек ногами задавливал до смерти. С людьми он тоже церемониться не любил, а уж что касалось того: предводительствовать ли в битве, водворить ли порядок где, — в этом равного ему и сыскать было трудно. Немцев он выносить не мог; бывало, попадется какой из них ему в руки, он сейчас же запряжет его в плуг или в соху. В мирное время Добек отличался веселым, словоохотливым нравом и, раз привязавшись к кому, отдавался ему всею душою. Такова была личность, обратившаяся к вечу со следующими словами:
— Нам нужен князь, но только один, сватается же их более сорока… За каждого из них стоит его род… Уступить никому не хочется… Все это неново… Давно ведь рассказывают, что когда в прежнее время приходилось выбирать старшин, Лешки, не зная, как придти к соглашению, взапуски бежали к столбу… Теперь нам не ноги нужны; нужны головы… Что ж… по старому обычаю… кинем жребий… Авось выйдет что-либо путное… Не умеем сами решить, предоставим решать богам…
Наступило молчание: предложение, видимо, не понравилось.
— Не добьемся согласия, — сказал наконец Мышко-Кровавая Шея, — тогда и будет время подумать о жребии… А с этого начинать не стоит, пока у нас еще своя воля есть.
Доман привстал.
— Чем же худо по жребию? — спросил он. — По крайности, времени напрасно бы не теряли. Положим копья наши на землю, приведем белого коня, чье копье он прежде других тронет ногою, тому и быть князем, тот, значит, избранник богов!
— Или пошлем на Ледницу, на священный остров, пригласим оттуда женщину, положим перед нею наши колпаки, чей она первым поднимет, того мы и выберем князем, — сказал Загорелец.
Ни одно из предложенных средств не приняло вече. Шум продолжался, согласия не было. Между тем наступил вечер.
Кметы расходились, ничего не решив. Одни отправились по дворам, другие полегли отдыхать на соседнем лугу. Одни стояли за Лешка, другие за Мышка, у Виша тоже немало было сторонников; нашлись и желающие избрать Добека; последние хотели тут же провозгласить его князем, но он удержал их от подобного намерения словами:
— Не хочу! Я скорее готов подчиняться, чем повелевать… При настоящих условиях лучше жить на свободе, нежели служить многим господам… Я предпочту уйти на край света, лишь бы избежать такой неволи…
Мышки, обманувшиеся в расчетах, поспешили разъехаться. С каждой минутой росло число недовольных и честолюбцев.
— Чем же мы хуже других, — говорили многие, — богаты мы столько же, если еще не богаче, земли у нас много, родня немалая… мы также сумеем княжить, как и другие.
Так и разошлись все, недовольные друг другом. Пяст возвращался с пчельника, когда к его усадьбе подъехал Добек и соскочил с лошади.
— Отец Пяст, — обратился он к старику, — ты вместо того, чтобы придти к нам, отправился к пчелам, а будь ты на вече, авось бы сумел прекратить наши споры добрым советом. Пчелы и без тебя живут хорошо да согласно…
— А что у вас там случилось? — спросил хозяин.
— Ничего особенного… Говорят только, что сыновья Хвостека ведут на нас Кашубов… а мы между тем не им, а друг другу грозим кулаками. Вече ни к чему не пришло… А так как самим нам выбрать князя не удается, то нам и предлагают разные средства: кто лошадь, кто женщину, наконец, как водилось когда-то, хотят, чтобы мы взапуски бежали к столбу…
— Стало быть, я и прав, — усмехнулся Пяст, — отдав предпочтение пчелам: в лесу-то я знаю, что сделал, среди вас же мне, бедному человеку, делать было бы нечего… Ведь вот вы уж и разбежались?!
— Одни, рассердившись, совсем уехали, другие остались, но сильно ворчат… Некоторые, как я, например, ищут ночлега… А все-таки надо же выбрать кого-нибудь, того и гляди, незваный-то гость на плечи нам сядет!..
На следующий день рано утром явился Доман с поклоном. Старого Пяста все уважали.
— Что это ты так бледен? — спросил у него хозяин, который давно уж не видел Домана и ничего о нем не слыхал.
— Потерял много крови, ножом мне в бок угораздили, — отвечал Доман.
— Кто ж тебя это?
— Стыдно признаться… женщина… Я хотел увезти Вишеву дочь, потому она сильно мне полюбилась… Я ее и в руках уж держал, как она, выхватив у меня из-за пояса нож, вонзила его в мою грудь…
