Харпер Ли - Убить пересмешника
— Да, сэр. Когда мы дошли до старого дуба…
— А откуда ты в такой темноте узнала, что вы дошли до старого дуба?
— Я шла босиком, а Джим говорит, под деревом земля всегда холоднее.
— Придётся сделать его помощником шерифа. Давай дальше.
— Тогда меня вдруг что-то схватило и смяло мой костюм… Кажется, я присела и вывернулась… Слышу, под дубом вроде дерутся… как будто они всё налетали на него и стукались. Джим меня нашёл и потащил к дороге. Кто-то… мистер Юэл, наверно, дёрнул его и повалил. Они ещё подрались, потом как-то странно захрустело… Джим как закричит…
Я запнулась. Так вот что это было — у Джима сломалась рука.
— Ну вот, Джим как закричит, и больше я его не слышала, а потом… мистер Юэл, наверно, хотел задавить меня до смерти… потом кто-то его дёрнул и повалил. Я думала, это Джим подоспел. Больше я ничего не знаю…
— А дальше что было? — Мистер Тейт так и уставился на меня.
— Кто-то там ходил, и спотыкался, и всё пыхтел, и кашлял… прямо разрывался. Сперва я думала, это Джим, только по голосу было не похоже, и я стала искать Джима на земле. Я думала, это Аттикус пришёл нас выручать и очень устал…
— Кто же это был?
— Да вот он, мистер Тейт, пускай он вам сам скажет, как его зовут.
И я чуть было не ткнула пальцем в того человека в углу, но поскорей опустила руку, пока Аттикус не рассердился. Ведь показывать пальцем невежливо.
Тот человек всё стоял у стены. Он всё время так стоял, с тех пор как я вошла в комнату, — прислонился к стене и руки скрестил на груди. Когда я стала на него показывать, он опустил руки и дотронулся до стены. Руки у него были совсем белые, будто он никогда не бывал на солнце; в комнате у Джима было довольно темно, а стена кремовая, и даже удивительно, как на ней выделялись эти белые-белые руки.
После рук я посмотрела на его штаны хаки, они были все в песке, а грубая бумажная рубаха разорвана. Он был очень худой, лицо тоже совсем белое, как руки, только подбородок немножко темнее. Худые щёки ввалились; рот большой; виски впалые, как будто в них ямки; а серые глаза светлые-светлые, мне даже показалось — он слепой. И на макушке редкие бесцветные волосы, прямо как пух.
Когда я стала показывать на него пальцем, руки у него съехали по стене, и на ней остались пятна, потому что ладони вспотели, и он взял и зацепился большими пальцами за пояс. Его как-то передёрнуло, будто ножом царапнули по стеклу, а я всё смотрела на него разинув рот, и под конец лицо у него сделалось не такое деревянное. Он тихонько улыбнулся, и тогда у меня на глазах почему-то выступили слёзы, и лицо нашего соседа вдруг расплылось.
— Привет, Страшила! — сказала я.
30
— Мистер Артур, дружок, — мягко поправил меня Аттикус. — Джин Луиза, это мистер Артур Рэдли. Думаю, что ты ему уже знакома.
Уж если Аттикус мог в такой час по всем правилам представить меня Страшиле Рэдли… ну, на то он и Аттикус.
Я невольно кинулась к постели Джима. Страшила посмотрел на меня и опять тихо, робко улыбнулся. Мне от стыда стало жарко, и я сделала вид, будто хотела только поправить на Джиме одеяло.
— Нет, нет, не трогай его! — сказал Аттикус.
Мистер Гек Тейт через свои роговые очки в упор смотрел на Страшилу. Он уже хотел что-то сказать, но тут в прихожей послышались шаги доктора Рейнолдса.
— Вы все здесь, — сказал он с порога. — Добрый вечер, Артур, в первый раз я вас не заметил.
Удивительное дело, голос у него был такой же бодрый и непринуждённый, как походка, будто он вот так здоровался со Страшилой каждый день всю свою жизнь. Эхо было, пожалуй, ещё удивительней, чем то, что Страшила тут, у нас в комнате… хотя… ну да, ведь и Страшила Рэдли тоже, наверно, иногда болеет. А может быть, и нет.
Доктор Рейнолдс принёс с собой что-то большое, завёрнутое в газету. Он положил этот свёрток на письменный стол Джима и снял пиджак.
— Ну, теперь ты сама видишь, что он живой? — сказал мне доктор Рейнолдс. — Сейчас я тебе скажу, как я это узнал. Когда я начал его осматривать, он меня здорово лягнул. Пришлось его прочно усыпить, а то он не давал до себя дотронуться. Ну, брысь отсюда!
— Э-э… — начал Аттикус и покосился на Страшилу. — Пойдёмте на веранду, Гек. Стульев там сколько угодно, и ещё не так прохладно.
Почему это Аттикус приглашает нас не в гостиную, а на веранду? А, понятно: в гостиной очень яркий свет.
Мы гуськом пошли из комнаты за мистером Тейтом — Аттикус ждал его у двери и хотел было пойти первым, но передумал и пропустил его вперёд.
Странная у людей привычка — при самых удивительных обстоятельствах они ведут себя как ни в чём не бывало. И я, оказывается, тоже.
— Идёмте, мистер Артур, — вдруг сказала я. — А то как бы вам у нас тут не запутаться. Вы ведь не очень хорошо знаете дорогу. Сейчас я вас провожу на веранду, сэр.
Он посмотрел на меня сверху вниз и кивнул.
Я вывела его через прихожую, мимо гостиной, на веранду.
— Может быть, присядете, мистер Артур? Эта качалка очень удобная.
Когда-то мне почти так и представлялось: он сидит на веранде… просто прелесть что за погода, правда, мистер Артур?
Да, погода просто прелесть. Как во сне, я отвела его к той качалке, которая была подальше от Аттикуса и мистера Тейта. Она стояла в самой тени. В темноте Страшиле будет уютнее.
Аттикус сел на качели, мистер Тейт — в кресло рядом. На них падал яркий свет из окон гостиной. Я села возле Страшилы.
— Так вот, Гек, — заговорил Аттикус, — мне кажется, прежде всего нужно… о господи, никак не соберусь с мыслями… — Аттикус сдвинул очки на лоб и прижал пальцы к глазам. — Джиму ещё нет тринадцати… или уже исполнилось… никак не вспомню. Как бы то ни было, этим займётся окружной суд…
— Чем займётся, мистер Финч? — Мистер Тейт подался вперёд в своём кресле.
— Разумеется, это чистейшая самозащита, но мне надо пойти в контору и перечитать статью…
— Мистер Финч, вы что? По-вашему, Боба Юэла убил Джим? Так, что ли?
— Вы же слышали, что говорит Глазастик, тут нет никаких сомнений. Она говорит — Джим подоспел и оторвал от неё Юэла… вероятно, в темноте он как-то перехватил у Юэла нож… завтра мы это выясним.
— Стоп, мистер Финч, — сказал мистер Тейт. — Джим вовсе не ударил Боба Юэла ножом.
Минуту Аттикус молчал. Он так посмотрел на мистера Тейта, будто взвешивал его слова. А потом покачал головой.
— Это очень великодушно с вашей стороны, Гек, и я понимаю, в вас говорит ваше доброе сердце, но не вздумайте ничего такого затевать.
Мистер Тейт поднялся и подошёл к перилам. Сплюнул в кусты, потом сунул руки в карманы штанов и повернулся к Аттикусу.
— Чего не затевать? — спросил он.
— Извините мою резкость, — просто сказал Аттикус, — но я не допущу, чтобы эту историю замяли. Для меня это невозможно.
— Никто и не собирается ничего замять, мистер Финч.
Мистер Тейт говорил спокойно, но так упрямо расставил ноги, будто врос в пол. Между моим отцом и шерифом шёл какой-то непонятный поединок.
Настал черёд Аттикуса подняться и подойти к перилам. «Э-кхм!» — сказал он и тоже сплюнул во двор. Сунул руки в карманы и повернулся к мистеру Тейту.
— Вы не сказали этого вслух, Гек, но я знаю, о чём вы думаете. Спасибо вам за это. Джин Луиза… — Он обернулся ко мне. — Ты говоришь, Джим оттащил от тебя мистера Юэла?
— Да, сэр, тогда я так подумала… я…
— Вот видите, Гек? Огромное вам спасибо, но я не желаю, чтобы мой сын вступал в жизнь с таким грузом на совести. Самое лучшее — сделать всё в открытую. Пускай люди знают всё, как есть, пускай будет суд. Я не желаю, чтобы у него за спиной всю жизнь шептались, чтобы кто-то мог о нём сказать: «А, Джим Финч… Пришлось его папаше раскошелиться, чтоб вызволить его из той скверной истории». Чем скорей мы с этим покончим, тем лучше.
— Мистер Финч, — невозмутимо сказал мистер Тейт, — Боб Юэл напоролся на собственный нож. Он сам себя заколол.
Аттикус отошёл в угол веранды. И уставился на ветку глицинии. До чего они оба упрямые, каждый на свой лад! Интересно, кто первый уступит. У Аттикуса упрямство тихое, его почти никогда и не заметишь, а всё равно иногда он ужасно неподатливый, не хуже Канингемов. Мистер Тейт не такой сдержанный, он так и рубит сплеча, но он такой же упорный, как мой отец.
— Гек, — сказал Аттикус, всё ещё стоя к нам спиной, — замять это дело — значит просто-напросто закрыть для Джима дорогу, к которой я старался его подготовить. Иногда мне кажется, что я никуда не годный отец, но, кроме меня, у них никого нет. Прежде чем посмотреть на кого бы то ни было, Джим смотрит на меня, и я стараюсь жить так, чтобы всегда иметь право в ответ смотреть ему прямо в глаза… А если я пойду на такое попустительство, я уже не смогу спокойно встретить его взгляд, и с этой минуты он для меня потерян. Я не хочу терять его и Глазастика, кроме них, у меня ничего нет.
