Пэлем Вудхауз - Том 6. Лорд Эмсворт и другие
— Заберите эту собаку! — жалобно вскричал граф. Фредди встал.
— Это собака Руперта, — сказал он. — Руперт придет и разберется.
Гертруда вздрогнула.
— Придет?
— Вроде бы да, — ответил Фредди. Ему надоели родственники. Он решил съездить на станцию, посмотреть какой-нибудь фильм, выпить пива, а там уж вернуться и заснуть.
Гертруда растерялась. Она не думала, что отвергнутый жених придет так скоро.
— Не знала, что он придет… — проговорила она.
— Придет, придет, — радостно заверила ее леди Олсоп.
— Пода-а-рен судь-бой — а-а-а, а-а-а, и-и-и-ю-унь с то-обой! — пел Орло Уоткинс. — Про-ойду-ут го-о-да, но на-все-е-гда-а-а…
Взглянув на него, Гертруда поняла, что лучше бы он не пел, мешает думать.
Бутыль исследовал янтарную комнату. Собаки мудры, они легко забывают, не тратя время на все эти «если бы…». Примирившись с обстоятельствами, бессловесный друг шнырял туда и сюда. Увидев лорда Эмсворта, он захотел его понюхать, но передумал и пошел к окну. За окном, в кустах, что-то шуршало, это было интересно, и все же он решил сперва подышать леди Констанс на ногу.
Когда он направлялся к хозяйке замка, эрдель ее сестры, закопавший в кустах хорошую кость, вошел (окно было до пола), чтобы вернуться к светским обязанностям. Увидев дворнягу, он остановился.
Они двинулись по кругу, медленно, словно омары. Ноздри у них дрожали, глаза — вращались, и остальные услышали тихий, странный звук, словно где-то вдалеке храпит очень старый человек с больным горлом.
Звук резко взмыл ввысь. Собаки начали битву.
Леди Олсоп ошибалась, недооценив дворнягу. Одно дело — мопс, да еще девица, совсем другое — настоящий, отборный пес. Боевые качества Бутыля славились по всей округе, преподобный Руперт им гордился.
Сейчас к тому же на его стороне было право. Да, приняли его холодновато, но все же он решил, что работает именно в этой комнате и должен защищать этих людей.
Хорошим борцом был и эрдель. Он славился в Гайд-парке. Силу его испытали псы из Бейзуотера, из Кенсингтона, что там — из Бромтона. Бутыль напомнил ему собаку с Понт-стрит, с которой они неплохо сражались у пруда; и он охотно начал бой.
Реакция на собачью драку в гостиной бывает разная, смотря какой человек. Леди Олсоп, от долгого общения с собаками как бы причисленная к ним, спокойно глядела на них сквозь лорнет в черепаховой оправе, удивляясь тому, что Бутыль явственно сильнее. Особенно нравилось ей, как он действует задними лапами. Видимо, в корме Доналдсона все-таки что-то есть…
Остальным зрителям такое спокойствие не давалось. Собаки почему-то были сразу во всех местах, приходилось уворачиваться. Леди Констанс, прижавшись к стене, неудачно бросила подушку. Лорд Эмсворт, сидя в углу, жалел, что пропали очки, без которых он никуда не годится.
А что же Гертруда? Она смотрела на Уоткинса, который с неожиданным здравомыслием взобрался на старинный шкаф, где стоял фарфор. Ступни его были вровень с ее глазами.
И в тот самый миг, когда она заглянула в свою душу, открылась дверь.
— Мистер Бингэм, — сказал Бидж.
Такие крупные люди, как преподобный Руперт, тоже соображают без особой прыти. Но и полный дурак, войдя в янтарную комнату, понял бы, что идет собачий бой. Бингэм это понял — и действовал быстро.
Много есть способов разнять собак. Одни льют воду, другие кидают им в глаза перец. Можно сунуть горящую спичку к тому из носов, который ближе. Туше было не до этих тонкостей. Сколько он себя помнил, точнее — с тех пор, как он стал пастырем, половину времени он отрывал свою собаку от собак, принадлежавших прихожанам. Опыт — хороший учитель. Одной огромной рукой Туша схватил за шкирку эрделя, другой — дворнягу, и дернул. Раздался чмокающий звук.
— Руперт! — вскричала Гертруда.
Глядя на него, она вспомнила древних героев. И впрямь, он был величествен и прекрасен, когда стоял перед нею, а в каждой его руке крутилась собака. Он походил на изваяние Добра, побеждающего Зло. Конечно, вы давно читали эту книгу, но если забыли не все, то он напомнил бы вам что-то такое из «Пути паломника».
Во всяком случае, Гертруде он это напомнил, и она очнулась от греховного сна. Она понять не могла, как едва не променяла благородного рыцаря на жалкое созданье, которое способно стать разве что альпинистом.
— Руперт! — вскричала она.
Пастырь по имени Туша уже закончил свой подвиг. Свою собаку он вышвырнул в сад и закрыл за нею дверь. Чужую опустил на ковер, где она и сидела, зализывая раны. Сам он вытирал носовым платком багровый лоб.
— О, Руперт! — вскричала невеста, кидаясь в его объятия. Пастыри слов не тратят. Он ничего не сказал. Не сказал и тенор. Вероятно, он видел со шкафа, что в глазах Гертруды — именно тот блеск, который велит слезть вниз, выйти из комнаты и уложить вещи, сообщив, что тебя срочно вызывают в Лондон. Во всяком случае, он исчез.
Когда младший сын графа поздно ночью вернулся в отцовский замок и стал раздеваться, он услышал несмелый стук.
То была тетя Джорджиана. Лицо ее светилось, как светится оно у матерей, чья дочь выходит замуж за достойнейшего священнослужителя, дядя которого очень богат и холост.
— Фредди, — сказала она, — ты все время говоришь про этот ваш корм…
— Доналдсон, «Собачья радость», — сказал Фредди. — Маленький пакет — пенни, большой — полкроны. Гарантия — в каждом пакете. Содержит…
— Возьму для начала тонны две, — сказала леди Олсоп.
Сви-и-оу-оу-эй!.
Благодаря любезной рекламе самых важных газет все знают в наши дни, что серебряную медаль на 87-й сельскохозяйственной выставке получила свинья графа Эмсворта, Императрица Бландингская.
Но почти никто не знает, как близка она была к поражению.
Сейчас мы вправе об этом рассказать.
Эта глава Тайной Истории началась в ночь на восемнадцатое июля, когда свинарь лорда Эмсворта Джордж Сирил Бурбон, двадцати девяти лет, был арестован за бесчинства в пьяном виде. Арестовал его констебль Ивенс в кабачке «Козел и Утка», и на следующий день, сообщив, что он пировал по случаю дня рождения, и даже попытавшись доказать алиби, несчастный был приговорен к двум неделям заключения без права обжалования и замены штрафом.
Двадцатого июля Императрица, до сих пор отличавшаяся прекрасным аппетитом, отказалась от еды. Утром двадцать первого ветеринар признался лорду Эмсворту, что этот странный случай выходит за пределы его медицинских познаний.
Проверим даты, чтобы ничего не спутать:
18 VII — Пир по случаю дня рождения Джорджа Сирила Бурбона.
19 VII — Арест Дж. С. Б.
20 VII — Внезапная аскеза свиньи Императрицы
21 VII — Растерянность ветеринара. Так. Все правильно.
Лорд Эмсворт себя не помнил от горя. Суета и беды нашей сложной жизни обычно не задевали рассеянного, кроткого графа — ему хватало солнечного света, простой еды и полной свободы от младшего сына. Тогда он жил тихо и счастливо; но и в его латах были щели. В одну из них вонзилась стрела. Потрясенный новостями, он стоял у окна огромной библиотеки, глядя на свои сады невидящим взором.
Пока он стоял, открылась дверь. Он обернулся, поморгал — и узнал в прекрасной и властной даме свою сестру. Она, как и он, очень волновалась.
— Кларенс! — вскричала она. — Какой ужас! Лорд Эмсворт печально кивнул.
— Да, мне уже сказали.
— Как? Он был здесь?
— Сейчас ушел.
— Зачем ты его отпустил? Я бы с ним поговорила.
— Какой от этого прок?
— Я бы ему сказала, что мы его очень любим.
— За что? — спросил лорд Эмсворт. — Он дурак.
— Ничего подобного! Для своих лет он чрезвычайно умен.
— Лет? Ему не меньше пятидесяти.
— Ты в себе? Это Хичему?
— Нет, Смитерсу.
Леди Констанс показалось, что все кружится. Это бывало при разговорах с братом.
— Ты не скажешь, Кларенс, о чем мы говорим?
— Об Императрице. Она не ест, а он ничего не может сделать. И это — ветеринар!
— Значит, ты ничего не слышал? Кларенс, случилась беда. Анджела разорвала помолвку с Хичемом.
— А выставка в пятницу, на той неделе!
— При чем тут выставка?
— Как это при чем? Осталось меньше десяти дней, отбор — огромный, приедут самые лучшие свиньи, а она…
— Оставь свою дурацкую свинью! Сказано тебе, Анджела разорвала помолвку с лордом Хичемом и собирается выйти за этого бездельника.
— За какого?
— За Джеймса Белфорда.
— Это сын пастора?
— Да.
— Она не выйдет. Он в Америке.
— Нет, в Лондоне.
Лорд Эмсворт покачал головой.
— Ты не права. Я встретил пастора в прошлом году, и он мне ясно сказал — в Америке.
— Неужели ты не можешь понять? Он вернулся.
— Вернулся? А… вон как… Куда он вернулся?
— Господи! Так вот, если ты помнишь, у них с Анджелой были какие-то глупости, но год назад она обручилась с Хичемом. Я думала, все наладилось. А сейчас она ездила в Лондон, встретила этого Белфорда — и пожалуйста! Написала Хичему.
