Валентин Рыбин - Разбег
— Что толку-то? — усомнилась мастер цеха. — Станки дополнительные введем, а рук все равно лишних нет.
— Есть руки, — возразила Пронина и посмотрела на Гульчехру. — Вот у Гули, после встречи с моряками-балтийцами, еще одни руки выросли. Гуля решила ежедневно выполнять две нормы.
— Хов, Гульчехра! — удивленно окликнул ее Чары-ага. Он сидел у самой двери и привстал, чтобы она его увидела. — Ты же берешься за двойную норму! Смотри, чтобы не получилось у тебя, как с паровозом, который хотел увезти сто вагонов!
Присутствующие засмеялись.
— Ничего, как-нибудь справимся, — парировала Гульчехра. — Я — не паровоз, я — женщина. К тому же — твоя дочь.
Вновь все засмеялись, и Чары-ага, посрамленным, махнул рукой: ладно, мол, поступай, как знаешь — тебе виднее. Пронина положила руку на плечо Гульчехре:
— Молодец, подружка. Будем надеяться, что ты не одна такая. Найдутся еще ткачихи, которые не захотят уступить тебе первенства. Если пустим в ход все простаивающие станки, да удвоим старания всех текстильщиков, то выйдем на довоенную норму. Сорок тысяч метров бязи за сутки выпускала фабрика в тридцать девятом. Вот так-то. Ну ладно, к делу, товарищи.
Погруженный в заботы и занятый делами, Чары-ага совсем забыл о своем письме в горком. А если и вспоминал, то с безнадежностью: «Ай, до меня ли им!» Но вот директору позвонили, чтобы Пальванов зашел в горком, в десять утра. Сообщили Чары-аге об этом вечером, и он почти всю ночь не мог уснуть, строил догадки — уважат просьбу или откажут?
Ровно в десять он был в приемной и, по-военному, минута в минуту был приглашен секретарем.
— Здравствуйте, товарищ Пальванов. — Секретарь горкома вышел из-за стола, подал руку. — Не стану испытывать ваше терпение, скажу сразу: просьба ваша удовлетворена. Дней через десять отправляется в подшефный нам город Ельню и дальше, на фронт, большая делегация. Мы включили вас в состав этой делегации. Вы остановитесь в Воронеже — там строятся самолеты для фронта, встретитесь с руководством завода и совместно решите вопрос о вручении самолета вашему сыну. Заранее мы списались с авиазаводом. Администрация не возражает, даже приветствует нашу просьбу, но затрудняется — возможно ли будет пригласить на завод вашего сына, ведь он в действующей армии. Словом, дорогой Чары-ага, мы сделали все возможное — в остальном полагаемся на вас.
— Есть, товарищ секретарь! Я постараюсь добиться встречи. Адрес сына у меня всегда с собой.
— Тогда не стану вас задерживать. Идите и начинайте готовиться в дорогу. Компания у вас будет интересная: партийные и советские работники, писатели, артисты — скучать не придется. Желаю вам, Чары-ага, всяческой удачи.
— Спасибо, товарищ секретарь.
Чары-ага вылетел из горкома, словно на крыльях. Грудь его переполнилась восторгом. Ему захотелось кричать и хвастаться от радости, но человек преклонного возраста, он огляделся, взмахнул победно рукой и выговорил вполголоса:
— Пусть знают все — кто такой Пальванов!
XVII
В Красноводской бухте, обнесенной полукружьем гор, на пятнадцати морских причалах и железнодорожной станции, загроможденной множеством составов, каждодневный труд тысяч людей проходил с неутомимой деловитостью пчел. Один за другим подкатывали к пристани товарные поезда. Гигантские портальные краны доставляли на палубы пароходов всевозможные грузы для фронта. Большие остроносые суда с черными коптящими трубами и суда помельче — свинцово-серые сейнеры с баржами на прицепе беспрерывно покидали синюю, сверкающую гладь залива. Навстречу им шли, возвращаясь из очередных рейсов — из Баку, Махачкалы и Астрахани — такие же суда.
Порт, взятый под особое внимание с первых дней войны Государственным Комитетом Обороны и ЦК партии Туркменистана, за два года увеличил пропускную способность десятикратно. И теперь, к весне сорок третьего, когда основные грузы для фронта с Урала и Сибири вновь пошли дорогами Центральной России — Красноводск успешно справлялся со всеми планами и срочными заданиями. Более того, уже сотни портовых рабочих были переведены на другие участки: на нефтеперегонный завод, на буровые вышки Небит-Дага, на Челекен — в озокеритовые карьеры.
Юра Каюмов — теперь уже старший лейтенант, появлялся со своей техротой на самых напряженных объектах. Дел было много — хоть отбавляй: рядом с Туапсинским нефтеперегонным намечался монтаж еще одного завода. Но все-таки уже не было того чудовищного напряжения, которое довелось ощутить сердцем и измерить мускулами Юре Каюмову в первый год войны.
Тогда, весной сорок второго, добравшись после бомбежки до Туапсе, он со своей полуротой монтажников в течение четырех месяцев, почти без отдыха, работал в цехах нефтеперегонного и на его объектах. Демонтировали технические установки ТЭЦ и почти все электростанции. Пришлось расклепывать почти сто тысяч кубометров резервуаров. Выкапывали из земли трубопроводы и кабели. Все это маркировали, упаковывали и грузили в вагоны. Почти восемьсот вагонов с оборудованием Туапсинского нефтеперегонного завода были переброшены через Кавказ на эвакобазы. Восемьдесят человек туапсинцев — лишь одна десятая часть довоенного штата завода — остальные ушли на фронт — участвовали в эвакуации. Боевая каюмовская полурота, приданная в помощь туапсинцам, выполняла труд сотен людей, ушедших на фронт. В августе сорок второго развернулись работы между Красноводском и бухтой Соймонова. Сложное технологическое оборудование, переброшенное на баржах с западного берега Каспия, теперь тянули волоком трактора от Соймоновской бухты. Площадка вновь строящегося завода гремела и гудела днем и ночью. На строительстве не хватало рабочих рук — и на стройку прибывали комсомольцы. Весной сорок третьего заработали парокотельная на четырнадцать котлов, дизельэлектростанция, береговая насосная. Проложили несколько ниток трубопроводов от завода к нефтебазе Уфра… Вошла в строй первая крекинг-установка: из Красноводского порта ежедневно уходили в море танкеры с автомобильным бензином… И вот теперь еще один завод — фирмы «Баджер». Снова монтажники участвовали в его сооружении. И не только там… Юра Каюмов, взяв с собой нескольких специалистов, отправился на Челекен, чтобы организовать четкую поставку озокерита. Вернувшись оттуда, он зашел в расположение роты, и крайне был удивлен, прочитав врученную ему дежурным телеграмму: «Буду Красноводске пятого мая, проездом на фронт. Отец». Сегодня было пятое. Юра, облегченно вздохнув, поблагодарил судьбу, что подтолкнула она его выехать с Челекена именно вчера, а не завтра, иначе бы опоздал и не встретился с отцом. Тотчас он позвонил дежурному вокзала — справился, когда прибывает воинский эшелон. Ему сказали — вечером, и он отправился в комендатуру, чтобы взять «джип» и съездить на нефтеперегонный, к жене. Таня уже второй год работала в лаборатории завода.
Спустя полчаса он уже раскачивался в вездеходе по неухоженной пока еще дороге к заводу. В воздухе стояла горьковатая пыль, июльский зной неприятно обжигал лицо — по вискам и щекам скатывался липкий грязный пот. Юра то и дело вытирал платком лицо, чертыхался на жару, но это, как говорится, слова ради — настроение у него было хорошее.
Жену Юра застал в лаборатории среди сотрудниц.
— Что-нибудь случилось? — спросила она, выходя с ним во двор.
— Иди, сними халат и переоденься, — торопливо попросил он. — Отец едет… Может быть, на день, другой задержится в Красноводске.
— Что ты говоришь! — обрадовано удивилась Таня. — Вот неожиданность.
— Отец едет с воинским эшелоном. Может быть, едет целый полк. Переправляться в Баку будут на «Ленкорани», а его в порту пока нет. Пока придет, пока разгрузится, — пройдут сутки, а то и больше.
— Тогда, я думаю, мне надо — прямо домой и приготовить ужин. — Она вышла на перекрестке улиц. Юра поехал на вокзал.
Отпустив шофера, он зашел в диспетчерскую узнать — скоро ли прибывает воинский эшелон. Ему сказали, что вот-вот подойдет. Юра спустился на перрон и стал ждать. Прождал около двух часов, прежде чем состав с двумя паровозами подошел к вокзалу. И едва он остановился, как из него, словно горошины из переспелых стручков, посыпались красноармейцы. Защитные гимнастерки мгновенно затопили перрон. Юра растерянно посмотрел на толпящихся солдат, и пошел сквозь толпу, разглядывая всех подряд. Он уже стал досадовать на эту суетливую обстановку, и тут над перроном разнесся голос диспетчера:
— Старший лейтенант Каюмов, зайдите к диспетчеру!
Отец — в полевой амуниции, при зеленых полевых погонах майора встретил его посреди кабинета. Сбоку, на стуле, сидела женщина в широкополой шляпе. Не узнав ее, Юра стиснул в объятиях отца.
— Да погоди ты меня тискать, — стесненно высвободился Ратх. — Мать сначала поприветствуй… Мать к тебе тоже приехала!
