Жорж Санд - Деревенские повести
И в волнении ступил туда. Все время его преследовала мысль, которую высказала мать, что Сильвинэ находится в таком состоянии, что мог покончить с собой. Ландри пробирался меж кустами, пригибал все травы, звал брата, свистом призывал собаку, которая, наверно, следовала за Сильвинэ, так как со времени ухода ее молодого хозяина и ее не было дома. Но сколько Ландри ни звал и ни искал, он никого не находил в вырезе. Ландри всякое дело делал с толком и умел найтись в трудную минуту; он внимательно исследовал все берега, высматривал следы ног или обвал земли, которого там раньше не было. Печальные это были розыски и очень затруднительные, так как Ландри уже около месяца не был в этом месте; правда, он знал его, как свои пять пальцев, но за это время там могли произойти какие-нибудь изменения. Весь правый берег порос дерном, а все дно выреза так густо поросло камышом и хвощем, что там нельзя было отыскать незаросшего местечка, где бы мог запечатлеться след ноги. Но Ландри так внимательно осмотрел все вдоль и поперек, что нашел в каком-то углублении след собаки и даже мятую траву, как если б там лежал, свернувшись клубочком, Фино или какая-нибудь другая собака такой же величины. Это заставило мальчика призадуматься, и он стал изучать откос берегов у воды. Ему показалось, что он напал на глубокую ямку, которая могла быть недавно сделана ногой человека, либо прыгнувшего, либо скатившегося вниз; все это было очень неопределенно: ведь ямка могла быть делом какой-нибудь большой водяной крысы, которые копаются, роются обычно в подобных местах. Но Ландри почувствовал себя таким несчастным, что у него подкосились ноги, и он бросился на колени, как бы отдаваясь во власть божью.
Некоторое время он оставался в таком положении, не имея сил и смелости пойти рассказать кому-нибудь о своих опасениях. Он только смотрел на реку глазами, полными слез, и как бы требовал у нее отчета в том, что она сделала с его братом. А река тем временем текла спокойно, набегая на спускавшиеся вдоль всего берега в воду ветви деревьев, и с легким шумом, напоминавшим смешок человека, ударялась о землю.
Мысль о несчастии всецело овладела бедным Ландри; у него помутилось в уме, и он, на основании ничего не стоящих данных, создал себе картину беды, отчаявшись в помощи бога.
«Эта злая река не говорит ни слова, — думал он, — и не вернет мне брата, если бы даже я тут проплакал целый год. Как раз здесь она очень глубокая, и с тех пор, как она подтачивает поле, в нее упало столько ветвей, что кто туда ступит, должен неминуемо там увязнуть. Господи, может быть мой бедный близнец лежит там, на дне реки, в двух шагах от меня, и я не могу его увидеть, не могу найти его среди всех этих веток и камышей, даже если бы я туда спустился».
И он оплакивал своего брата и упрекал его. Никогда в жизни у него не было еще такого горя.
Наконец, ему пришло в голову посоветоваться с одной вдовой, которую звали «бабушка Фадэ». Она жила там, где кончались камыши, возле дороги, которая вела к броду. Эта женщина имела только маленький домик с садиком, а кроме этого ни земли, ни какого другого имущества, но ей не приходилось бегать и искать заработка, так как она обладала большими познаниями насчет болезней и напастей людских и со всех сторон к ней приходили за советом. Она владела таинственными средствами, при помощи которых излечивала раны, ушибы и другие увечья. Случалось, что она и обманывала: так она иногда лечила от болезней, которых у человека никогда не было. Я, со своей стороны, никогда не питала особого доверия к ее чудесам, вообще ко всему, что о ней рассказывали, например, о том, что она превращала скверное молоко старой и изнуренной коровы в хорошее.
Но она знала отличные лекарства, которые применяла при простуде, имела превосходные пластыри против порезов и ожогов и также питье. Она, несомненно, не зря зарабатывала деньги и действительно вылечивала много больных, которых доктора своими лекарствами залечили бы до смерти. По крайней мере она так говорила, и те, кого она вылечивала, предпочитали верить ей и не обращаться к врачам.
В деревне знания всегда почитаются за колдовство, и многие думали, что бабушка Фадэ знала много больше, чем выказывала; между прочим, ей приписывали дар отыскивать потерянные вещи и даже пропавших людей. А так как она была и умна, и рассудительна, и часто помогала советом выпутываться из трудных обстоятельств, то из этого сделали вывод, что она может сделать многое такое, чего она на самом деле делать не могла.
Дети охотно слушают рассказы. В Прише, где люди были и легковерней и проще, Ландри слышал, что бабушка Фадэ при помощи семени, которое она с приговариваниями бросала в воду, могла указать, где найти утопленника. Семя всплывало на поверхность и плыло дальше, и там, где оно останавливалось, там должны были найти тело. Многие думают, что такую же силу имеет освященный хлеб, и потому его хранили для этой цели на каждой мельнице. Но у Ландри такого хлеба не было, а бабушка Фадэ жила вблизи камышей, — горе же не позволяет, как известно, долго рассуждать.
И вот Ландри побежал к бабушке Фадэ, рассказал ей о своем горе и просил пойти с ним к вырезу, чтоб старушка там испробовала свое уменье и нашла его брата — живого или мертвого.
Но бабушка не любила, чтоб ее славу раздували и неохотно выкладывала даром свои знания; к тому же она была недовольна, что в Бессониер для помощи роженицам призывали не ее, а Сажету; вследствие этого она высмеяла мальчика, а потом довольно сурово прогнала его.
Ландри, гордый по природе, в другое время стал бы жаловаться или сердиться; но он был так подавлен, что, не говоря ни слова, пошел назад к вырезу, решив спуститься на поиски в воду, хотя он не умел ни нырять, ни плавать. Он шел, опустив голову и устремив глаза на землю, как вдруг почувствовал, что кто-то хлопает его по плечу; он обернулся и увидал внучку бабушки Фаде, которую прозвали Маленькой Фадетой, отчасти оттого, что такова была ее фамилия, отчасти оттого, что считали ее маленькой ведьмой.[8] Всем известно, что лешие и домовые, а многие причисляют сюда и блуждающие огоньки, — славные малые, но только злые. Сюда относятся и феи, в которых, впрочем, у нас не очень верят. Быть может, Фадету считали маленькой феей или какой-нибудь русалкой, да и всякий, кто видел ее, мог думать, что это нечистый дух, — такая она была маленькая, худая, всклокоченная и дерзкая. Она была болтушка и насмешница, быстрая, как бабочка, любопытная, как красношейка, и черная, как полевой сверчок. Ясно, что маленькая Фадета не была хороша собой, если ее сравнивали с полевым сверчком, так как этот маленький полевой крикун еще безобразнее сверчка, живущего за печками. Но, вместе с тем, если вы вспомните свое детство и вспомните, как вы играли со сверчком, прятали его в свой башмак, где он пищал и раздражался, то вы признаете, что у него неглупый вид и что над ним можно смеяться, но не сердиться на него. Дети в Коссе не глупее других детей и не хуже других замечают сходство и находят удачные сравнения; именно они и называли Маленькую Фадету Сверчком, когда хотели ее подразнить, а иногда они звали ее так и вполне дружелюбно. Они боялись немного ее хитростей девочки, но любили ее, так как она рассказывала им сказки и учила их новым играм, выдумывать которые она была большая мастерица.
Но при перечислении всех имен и прозвищ Фадеты, можно легко позабыть, как ее окрестили, а впоследствии вы, быть может, захотите знать это. Звали ее Франсуазой, и бабушка ее, не любившая менять имена, всегда называла ее уменьшительно — Фаншона.
Так как обитатели Бессониера с давних пор были не в ладах с бабушкой Фадэ, то близнецы редко разговаривали с Маленькой Фадетой. Они даже как будто избегали ее и неохотно играли с ней и ее маленьким братом, Кузнечиком, который был еще более худ и хитер, нежели его сестра. Он всегда был с ней и сердился, если она убегала без него, а если она смеялась над ним, он раздражался и бросал в нее камешки. Часто он выводил ее из себя больше, чем она хотела, так как она была нрава веселого и всегда была не прочь посмеяться.
Многие, и особенно домашние дядюшки Барбо, были плохого мнения о матери Фадэ: они считали, что Сверчок и Кузнечик приносят несчастье, если водить с ними дружбу.
Но брат и сестра ничего не стыдились и всегда заговаривали со всеми; и если Маленькая Фадета хоть издали видела близнецов из Бессониера, она не упускала случая подойти к ним и приставать к ним со всякими прозвищами и шутками.
IX
Ландри, рассерженный ударом по плечу, обернулся и увидел Маленькую Фадету, а немного дальше Жаннэ-Кузнечика, ковылявшего за ней: мальчик был кривобок и кривоног от рождения. Сначала Ландри хотел не обращать внимания на Маленькую Фадету, итти дальше, так как ему было не до смеха. Но девочка, хлопнув его по другому плечу, закричала:
