Эмиль Золя - Его превосходительство Эжен Ругон
XI
Ругон в конце концов раздобыл для Делестана портфель министра земледелия и торговли. Как-то утром, в первых числах мая, он заехал на улицу Колизея за своим новым коллегой. В Сен-Клу, где только что расположился двор, было назначено заседание министров.
— Как? И вы с нами? — сказал он с удивлением, увидев, что Клоринда входит в стоявшее у подъезда ландо.
— Ну конечно; я тоже еду на заседание, — ответила она, рассмеявшись.
Затем, расправляя в коляске оборки своей длинной светловишневой шелковой юбки, прибавила важно:
— У меня свидание с императрицей. Я казначей одного учреждения для молодых работниц, которыми она интересуется.
Мужчины в свою очередь тоже уселись. Делестан сел рядом с женой, положив на колени адвокатский портфель из желтого сафьяна. Ругон, который ничего не брал с собою, сел напротив Клоринды. Было около половины десятого, а заседание начиналось в десять. Кучеру приказали ехать быстрей. Чтобы сократить путь, он свернул в улицу Марбеф и поехал через Шайо, в котором уже начали работать своими кирками рабочие, сносившие старые кварталы. Коляска проезжала пустынными улицами между садов и дощатых строений, крутыми извилистыми переулками, маленькими, провинциального вида площадками с тощими деревцами. Этот неказистый уголок с беспорядочно разбросанными домиками и лавочками устроился на холме, посреди большого города, и грелся на утреннем солнце.
— Как здесь некрасиво! — сказала Клоринда, откидываясь на спинку ландо. Она слегка повернулась к мужу и несколько мгновений строго рассматривала его; потом невольно улыбнулась. Делестан, в застегнутом на все пуговицы сюртуке, важно сидел в коляске, не отклоняясь ни вперед, ни назад. Его красивое задумчивое лицо и лоб, казавшийся высоким от преждевременной лысины, заставляли оборачиваться прохожих. Молодая женщина заметила, что никто не смотрит на тяжелое сонное лицо Ругона. Она материнским движением вытянула наружу левую манжетку Делестана, слишком глубоко ушедшую в рукав.
— Что вы делали сегодня ночью? — спросила она великого человека, видя, что тот прикрывает рукою зевок.
— Я долго работал и устал, как пес, — пробормотал он. — Куча разных дурацких дел!
Разговор снова оборвался. Теперь она стала рассматривать Ругона. Он сидел мешком, качаясь от самых легких толчков коляски, сюртук на его широких плечах вытянулся, на плохо вычищенном цилиндре виднелись старые следы дождевых капель. Она вспомнила, как в прошлом месяце покупала лошадь у барышника, очень похожего на Ругона, и снова улыбнулась, на этот раз с оттенком презрения.
— Ну, что? — спросил он, выведенный из себя этим разглядыванием.
— Да вот, смотрю на вас! — ответила она. — Или не разрешается?.. Вы, кажется, боитесь, что вас съедят?
Она бросила эти слова с вызывающим видом, сверкнув белыми зубами.
— Я слишком толст, меня не проглотишь, — пошутил он.
— А если очень захочется есть? — спросила она серьезно, как будто сначала проверив свой аппетит.
Они подъехали наконец к воротам Мюет. Выбравшись из тесных улочек квартала Шайо, они оказались на широких просторах нежно-зеленого Булонского леса. Утро было чудесное; ясный свет заливал лужайки, по молодой листве пробегала теплая дрожь. Оставив направо «Олений парк», они повернули в сторону Сен-Клу. По усыпанной песком аллее коляска катилась без единого толчка, легко и гладко, как сани, скользящие по снегу.
— Какая гадость — мостовая! — сказала Клоринда, усаживаясь поудобнее. — Вот здесь можно дышать, можно разговаривать… Были ли письма от нашего друга Дюпуаза?
— Да, — сказал Ругон. — Он здоров. — Он все так же доволен своим департаментом?
Ругон сделал рукой неопределенный жест, уклоняясь от ответа. Молодая женщина, должно быть, слышала о неприятностях, которые префект Десеврского департамента доставлял Ругону своим жестоким управлением. Она не стала настаивать и заговорила о Кане и о госпоже Коррер, со злорадным любопытством расспрашивая его о поездке в Десевр. Вдруг она воскликнула:
— Да, кстати! Вчера я встретила полковника Жобэлена и его кузена Бушара. Мы говорили о вас… Да, о вас.
Он опять не принял вызова и ничего не ответил. Тогда она обратилась к прошлому:
— Помните наши милые, скромные вечера на улице Марбеф? Теперь у вас слишком много дел, к вам не подойти. Ваши друзья жалуются. Говорят, что вы их забыли… Знаете, я все говорю напрямик… Да, они вас называют предателем, мой милый.
В это время их коляска ехала между двумя прудами. Им навстречу показалась двухместная карета, возвращавшаяся в Париж. Мелькнуло чье-то недовольное лицо, резко отодвинувшееся в глубь кареты, явно для того, чтобы избежать приветствий.
— Да ведь это ваш шурин! — вскричала Клоринда.
— Он болен, — ответил Ругон с улыбкой. — Доктор предписал ему прогулки по утрам.
И вдруг, когда их коляска на мягком повороте дороги покатилась под высокими деревьями, он заговорил как бы в порыве откровенности:
— Чего вы хотите? Не могу же я достать луну с неба!.. Бэлен д'Оршер вбил себе в голову стать министром юстиции. Я испробовал невозможное, закидывал удочки у императора, но ничего не смог выудить. По-моему, император его боится. Разве я в этом виноват, скажите? Бэлен д'Оршер — старший председатель Кассационного суда. Кажется, недурно, — черт возьми! — пока не набежит чего-нибудь получше. А он не хочет со мной здороваться. Дурак!
Клоринда сидела, не шевелясь, опустив глаза, поигрывая ручкой зонтика. Она предоставляла Ругону говорить, не пропуская ни одного его слова.
— Другие тоже не умней его. Если полковник и Бушар жалуются, очень жаль. Я ведь немало для них сделал. Я хлопочу за всех друзей. Их у меня на шее целая дюжина, это довольно увесистый груз. Они не успокоятся, пока не снимут с меня шкуру.
Он помолчал, потом прибавил с добродушной улыбкой:
— Впрочем, если она им очень понадобится, я ее им отдам… Разжал руку — потом не закрыть. Хотя друзья и ругают меня, но я по целым дням выпрашиваю для них всякие милости.
Он коснулся ее колена, для того чтобы она взглянула на него.
— Ну, а вы? Я буду сейчас говорить с императором… Вам ничего не нужно?
— Благодарю вас, нет, — ответила она сухо.
И так как он продолжал предлагать ей свои услуги, она рассердилась и обвинила его в том, что он попрекает ее и мужа теми одолжениями, которые он им оказал. Больше они не будут его затруднять. И в заключение сказала:
— Я сама устраиваю теперь свои дела. Я уже выросла!
Тем временем коляска выехала из Булонского леса. Они двигались по Большой улице, где громыхали вереницы тяжелых телег. До сих пор Делестан мирно сидел в глубине ландо, сложив руки на сафьяновом портфеле, не произнося ни слова, словно занятый какими-то высокими мыслями. Но вот он наклонился к Ругону и сквозь шум прокричал:
— Как вы думаете, его величество оставит нас завтракать?
Ругон жестом показал, что не знает. И прибавил еще:
— Завтракают во дворце, если заседание затягивается.
Делестан опять откинулся в свой угол и, видимо, снова впал в глубокое раздумье.
Потом он снова повернулся и задал другой вопрос:
— Повестка сегодняшнего заседания длинная?
— Должно быть, — ответил Ругон. — Трудно сказать. Кажется, некоторые коллеги собираются выступать с докладами… Я-то, во всяком случае, поставлю вопрос о том сочинении, из-за которого я поссорился с Комиссией по распространению книг в народе.
— Какая это книга? — живо спросила Клоринда.
— Пустяковая, книжка из тех, что у нас стряпаются для крестьян. Она называется «Беседы дядюшки Жака». Чего только в ней нет: статьи о социализме, о колдовстве, о земледелии, есть даже статья, превозносящая рабочие ассоциации… В общем, опасная книжонка!
По-видимому, любопытство молодой женщины не было удовлетворено, и она вопросительно взглянула на мужа.
— Вы слишком строги, Ругон, — объявил Делестан. — Я просмотрел книгу и нашел в ней дельные вещи. Статья об ассоциациях написана неплохо… Не думаю, чтобы император осудил выраженные в ней мысли.
Ругон вспылил было. Он с возмущением развел руками. Но тут же осекся, видимо, не желая спорить. Не прибавив больше ни слова, он стал смотреть по сторонам. Ландо проезжало по мосту, ведущему в Сен-Клу. Внизу, в переливчатом блеске солнца, расстилалась сонная бледно-голубая река; от деревьев, посаженных вдоль берега, на воду падали резкие тени. И вверх и вниз по течению высилось над рекой безграничное небо, по-весеннему прозрачное, почти белое, чуть тронутое зыбкой голубой тенью.
Когда коляска остановилась перед дворцом, Ругон вышел первым и подал руку Клоринде. Не приняв его помощи, она легко спрыгнула на землю. Заметив, что он стоит с протянутой рукой, она слегка ударила его зонтиком по пальцам и повторила:
— Говорят вам, я уже выросла!
