Лев Толстой - Л.Н. Толстой. Полное собрание сочинений. Том 7. Произведения 1856-1869 гг.
Ахъ, Jean, какъ мнѣ и страшно, и радость, и я сама не знаю..... ты мнѣ скажи, когда, а то я спутаюсь... Идутъ!... Здѣсь мнѣ стоять? (Слышны шаги, родители становятся въ позу, родные тутъ же.)
ЯВЛЕНІЕ 2.
Входитъ Николаевъ.
Иванъ Михайловичъ.
Чтожъ вы не съ посаженной? (Даетъ знакъ музыкантамъ.)
Николаевъ (растрепанный).
[307]Шш... болваны (на музыкантовъ). Нѣтъ, такого свинства я въ жизнь свою не видалъ! (Бросаетъ шляпу о земь.) Я тебѣ говорилъ, старому дураку! Нѣтъ, братъ, я надъ собой смѣяться никому не позволю. Я тебѣ не братъ, не другъ, и знать тебя не хочу. Вотъ что! (Къ женѣ.) Софья Андреевна, поѣдемъ.
Иванъ Михайловичъ.
Что онъ? Что съ нимъ?
Марья Васильевна.
Молодые-то гдѣ? Jean, я спутаюсь.
Николаевъ.
Да, ступай, цѣлуйся съ нимъ, — догоняй!....
Иванъ Михайловичъ.
Да, чтожъ это наконецъ? Не мучай: что съ тобой? за что?...
Николаевъ.
Уѣхали, — вотъ что! Всѣмъ въ рожу наплевали и уѣхали. (Садится въ кресло, гости окружаютъ его.)
Няня.
Чтожъ это, безъ благословенія?
1 Гость.
Не можетъ быть!
2 Гость.
Это неслыханно.
Марья Васильевна.
Ахъ! (Падаетъ въ кресло, няня бросается къ ней.)
Иванъ Михайловичъ (все еще съ хлѣбомъ).[308]
Николаевъ, этимъ шутить нельзя... Гдѣ она? Я тебѣ говорю.[309] (Къ лакею.) Гдѣ молодые? У тебя спрашиваю.
Лакей.
Изволили уѣхать.
Иванъ Михайловичъ.
Что вы всѣ взбѣсились, что ль? Ты самъ видѣлъ?
Лакей.
Какъ же. Мы съ Федоромъ въ повозку сажали.
Иванъ Михайловичъ.
Въ повозку? въ какую повозку? Я тебя до смерти убью, каналья! — (Подступаетъ къ нему, бросаетъ хлѣбъ,[310] лакей бѣжитъ.)
Марья Васильевна.
Jean, что ты! Ради Бога... (Иванъ Михайловичъ останавливается и задумывается.)
Николаевъ.
Да, братъ, это по новому, совсѣмъ по новому. И жалокъ ты мнѣ, и смѣшонъ! Ты дѣлай глупости, да другихъ въ дураки не ставь. Кабы ты мнѣ не былъ жалокъ, я бъ тебя бросилъ, и слова говорить не сталъ.
Гости.
Да чтожъ было? — Какъ это безъ благословенья!....
Посредникъ.
Да какъ же въ повозкѣ? Не можетъ быть.....
Николаевъ.
Я видѣлъ, что будетъ гадость какая нибудь. Я такъ и ждалъ. Онъ увѣрялъ меня. Я повѣрилъ, поѣхалъ въ церковь. Въ церковь невѣжа этотъ пріѣхалъ въ сертукѣ и синихъ штанахъ... Ну, хорошо. Я хотѣлъ везти ее, какъ слѣдуетъ по обряду... Онъ, не дослушавъ молебна, подхватилъ,[311] посадилъ ее въ свою карету. Ну, думаю... Я ужъ вовсе не хотѣлъ ѣхать, Софья Андревна пристала.... Поѣдемте, чтожъ, за что Любу обидѣть...[312] вѣдь онъ не знаетъ обряда..... Ну, думаю: поѣду, и Любу жалко.
Иванъ Михайловичъ.
Николаевъ, ты шутишь?..... Гдѣ они?... ради Бога, пожалѣй меня... вѣдь я отецъ....
Николаевъ.
Что шутить, братъ? и самъ бы радъ.... въ Лашневѣ, небось, на станціи.
Иванъ Михайловичъ.
Ну, говори, говори...
Николаевъ.
Думаю,[313] для стараго друга нельзя не сдѣлать, а ужъ зналъ, что будетъ гадость... Да, думаю, что жъ? меня какой нибудь писака-мальчишка не можетъ же оскорбить: поѣхалъ. Хорошо. Разлетѣлись мы съ Софьей Андревной — никого нѣтъ, одинъ шаферъ... Квартира — свиной хлѣвъ чище! — веревки на полу валяются, — и какой то его другъ, такой же невѣжа, какъ онъ, чуть не въ халатѣ, да его родня — протоколистъ какой-то... Что же вы думаете? Повернулся спиной, ушелъ, надѣлъ шляпу и поѣхали!
Иванъ Михайловичъ.
Въ чемъ поѣхали?
Марья Васильевна.
Какъ же безъ дѣвушки? Дуняша здѣсь. О, Боже мой!
Иванъ Михайловичъ.
Въ чемъ поѣхали? Рѣжь меня! на! пей мою кровь!....
Николаевъ.
Въ повозкѣ въ[314] рогожной. Я самъ видѣлъ....
Иванъ Михайловичъ.
Николаевъ!... смотри....
Николаевъ.
Что мнѣ смотрѣть? Тебѣ смотрѣть надо было, за кого дочь отдаешь....
Марья Васильевна.
Петруша тамъ былъ?... Чтожъ это?
2 Гость [между гостями].
Должно быть, обидѣли его чѣмъ нибудь?
3 Гость.
Нѣтъ. Говорятъ, все дали до сватьбы.
1 Гость.
Сумашедшій, вѣрно. Повѣрьте, что сумашедшій.
2 Гость.
Одно удивительно: какъ она согласилась.
3 Гость.
Въ руки забралъ.
1 Гость.
Это урокъ хорошій Ивану Михайловичу.
2 Гость.
Все гордость.
Иванъ Михайловичъ.
[1 неразбор.] Петруша тамъ былъ? Эй, Сашка!
Марья Васильевна.
Jean, ради Бога!...
Иванъ Михайловичъ.
Убирайся!....
Лакей (входитъ.)
Чего изволите?
Иванъ Михайловичъ.
Гдѣ Петръ Ивановичъ?
Лакей.
Не могу знать....
Иванъ Михайловичъ.
Я тебя выучу знать! Чтобъ былъ мнѣ Петръ Ивановичъ сію минуту, слышишь, разбойникъ? (Вдругъ озлобляется.) — Я-те посмѣюсь надо мной! (Лакей бѣжитъ.)
2 Лакей (входя съ письмами).
Петръ Ивановичъ уѣхали съ Катериной Матвѣевной и со студентомъ, приказали подать прямо вамъ.
Иванъ Михайловичъ.
Что? (Беретъ письма.) Куда уѣхали? Когда уѣхали?
2 Лакей.
Не мoгy знать-съ. Сказывали, что въ Петербургъ.
1 Гость.
Вотъ удивительно-то!
2 Гость.
Да, бѣда одна не ходитъ.
Николаевъ.
Вотъ тебѣ и новые идеи.... Доюродствовался.
Иванъ Михайловичъ (распечатывая письмо).
Господа, мнѣ слишкомъ тяжело. Пожалѣйте меня! Я знаю, что я виноватъ. Скрывать нечего... Я не могу читать.... Читайте, хоть вы. (Пробѣгаетъ письмо и передаетъ шаферу.) Читайте.... Постойте, эй! (Лакею.) Четверню серыхъ въ коляску! Да скажи Филькѣ-кучеру, что коли черезъ минуту не будетъ подана, я у него ни однаго зуба во рту не оставлю. Всѣ выбью. Вотъ при народѣ говорю, а тамъ суди меня Богъ и великій Государь! Нѣтъ, прошло ваше время! Ну, читайте.
Шаферъ (читаетъ письмо).
«Господинъ Прибышевъ!»
Иванъ Михайловичъ.
Это отъ кого?
Шаферъ.
Отъ Катерины Матвѣевны.
Иванъ Михайловичъ.
Хорошо, и съ этой дурищей разочтемся. Читайте.
Шаферъ (читаетъ).
«Хотя невызрѣвшія соціальныя тенденціи, проявлявшіеся рельефнѣе въ послѣднее время въ вашей личности, и давали намъ чувствовать, что вы начинали колебать покой тупаго самодовольства ультра-консервативной и скажу больше — ультра-ретроградной среды, въ которой вы вращались, и давали намъ надежды на рѣзкой поворотъ вашихъ тенденцій[315] къ новому ученію. Но торжество мысли не есть еще торжество дѣла. Скажу просто: неизмѣримая высота, отдѣляющая насъ отъ вашей семьи, давала себя субъективно чувствовать съ адскою силой. Послѣднія событія въ вашей средѣ выкинули наружу весь устой невѣжества, порчи и закоснѣлости, таившійся въ ней. Мы были насильственно сгруппированы и потому не могли слиться. Мы всѣ стояли особнякомъ. Я рѣшилась возвратиться въ Петербургъ, подъ то знамя, которое ближе моимъ задушевнымъ убѣжденіямъ, подъ знамя новаго ученія о женщинѣ. Такъ какъ въ сознаніи вашемъ былъ замѣтенъ поворотъ на честную дорогу, — я предполагаю,[316]что вамъ интересно знать успѣхи нашей дѣятельности на пользу общаго дѣла, имѣющаго характеръ вполнѣ реалистической. Нѣкоторыя передовыя личности и честные характеры дѣлаютъ опытъ свободнаго сожительства мужчинъ и женщинъ на новыхъ своеобразныхъ основахъ. Учрежденіе это получило названіе комуны. Я дѣлаюсь членомъ ея»..
Николаевъ.
Ну, братъ, — учрежденіе это давно извѣстно и называется[317] просто.... (Говоритъ на ухо.)
Иванъ Михайловичъ.
Читайте... Много еще?
Шаферъ.
Нѣтъ, вотъ сейчасъ. — (Читаетъ.) «Живя въ комунѣ среди соотвѣтствующей мнѣ среды,[318] я буду принимать участіе въ литературныхъ органахъ и посильно проводить идеи вѣка, какъ теоретически, такъ и въ конкретѣ. Я буду свободна и независима. Прощайте, Прибышевъ. Я ни въ чемъ не упрекаю[319] васъ. Я знаю, что грязь среды должна была отразиться и на васъ; о Марьѣ Васильевнѣ я не говорю; вы должны были быть тѣмъ, что вы есть. Но помните одно: есть свѣтлыя личности, не подчиняющіяся ударамъ вѣка, и на нихъ-то вы должны, ежели хотите не утерять достоинства человѣка, на эти личности вы должны взирать съ умиленіемъ и уваженіемъ. Я буду искренна — я не уважаю васъ, но не отвергаю абсолютно въ васъ человѣческихъ тенденцій. Я выше упрековъ!»
