Михаил Зощенко - Полное собрание сочинений в одной книге
Только на другой день Люба Тушилина на несколько минут пришла в себя. Открыла свои глаза.
Командир отряда подошел к ней, погладил ее по голове, сказал ей, горько вздохнув:
— Ничего, Любаша, поправишься. Будешь еще ходить с автоматом.
Люба ничего не ответила командиру. И снова закрыла свои глаза до другого дня.
Ночью у нее началась лихорадка. Она горела как в огне. Бредила, металась.
Командир отряда послал в штаб бригады за врачом. Приехал доктор на верховой лошади. Осмотрел раненую. С сомнением покачал головой, сказал:
— Дело обстоит плохо. Вряд ли она встанет на ноги. Одна надежда на ее могучий организм.
Любашу перевязали как полагается. Дали ей укрепляющих средств.
Три дня она пролежала в бреду. На четвертый день попросилась на воздух.
Вынесли ее из землянки, положили на траву. Стали поить ее козьим молоком. Сварили кашу. Покушала, попила. И целый день провела на воздухе.
Дней через семь Люба уже могла сидеть. Могла беседовать. Рассказала командиру, что случилось с ней. Оказалось, ее выдали фашистам. Он знал от населения, что она работала на партизан. Фашисты арестовали ее, отвезли в гестапо и там шесть дней били и пытали ее. А потом отвезли в поле вместе с другими арестованными и там расстреляли пулеметом, поставив всех на краю рва. Любу ранило в плечо. Она упала в ров, где уже лежали убитые. Однако фашисты не засыпали рва. Они еще раз поехали за партией арестованных. Люба выбралась наверх и пошла в лес. А что случилось дальше, она не помнит.
Выслушав ее рассказ, командир сказал ей:
— Назови фамилии своих мучителей, я сейчас запишу. После войны начнут распутывать концы, начнут искать тех, кто изуверствовал. Вот и мы предъявим комиссии наш список.
Однако Люба не знала фамилий тех, кто ее пытал. Она не знала даже фамилии начальника гестапо, который аккуратно присутствовал при ее пытках.
Командир сказал:
— Вот это жаль, что ты фамилий не знаешь. Ну да ничего. Может быть, и без фамилий найдут твоих подлецов. Каждого фашиста потянут к ответу. Ведь они своей жестокостью нарушили все человеческие законы.
Теперь всякий день Любу выносили на воздух. Она лежала спокойная. Любила, чтобы солнце светило прямо в ее лицо. Хотела, чтобы скорей сошли с лица багровые пятна.
К концу второй недели Люба уже могла ходить. Шаталась, правда. Но радовалась как ребенок, что ноги ее снова держат.
Еще прошла неделя, и Люба уже почти поправилась. А в конце месяца ее звонкий смех раздавался повсюду.
Уже без дела она не хотела сидеть. Стала проситься у командира в разведку. Командир не разрешил ей, сказал, что надо подождать. Но ждать не пришлось. Вскоре Люба приняла участие в бою.
Немцы нащупали место, где стоял отряд. Кинули в бой роту СС, но, потерпев поражение, отошли.
Люба пошла с отрядом преследовать немцев. У деревни Подоклино отряд наткнулся на засаду. Попал под сильный минометный огонь. Причем мины были особого свойства — подскакивающие. Они ударялись о землю, подскакивали вверх метров на пять и вверху разрывались, как шрапнель.
Люба была ранена осколком в левую руку. И рана была нехороша — перебита кость.
Отряд вернулся на свою стоянку. И Люба вновь принялась за лечение. Но на этот раз она не лежала. Она ходила по лагерю. Помогала в хозяйственных делах. И вскоре вновь поправилась, хотя кость руки срослась не совсем правильно.
Между тем крестьяне ближайшей деревни сообщили партизанам, что потрепанный отряд СС расположился у них в деревне и там усиленно пополняется новыми кадрами. Видимо, снова собирается ударить на партизан.
Командир партизанского отряда сказал:
— Дожидаться не будем, когда они пополнят свои ряды. Сходим к ним, пока они кофе пьют.
В полном составе отряд выступил ночью и под утро, еще в полной темноте, напал на деревню.
Фашисты яростно защищались. В каждом дворе завязывалась схватка. В каждом дворе происходил бой. Но это был почти рукопашный бой. Слишком уже сблизились противники во дворах и в избах. Револьверы, гранаты, ножи и руки — вот что было пущено в ход. Автоматы не участвовали в этом бою. Да и гранатой не всюду можно было действовать: партизаны щадили жителей, которые могли пострадать.
Темнота была в пользу партизан, хотя нередко приходилось окликать человека — свой или чужой.
Кажется, все дворы обежала Люба, принимая участие в схватках там, где они еще продолжались.
К утру все было кончено. Значительная группа фашистов бежала из деревни. Но их не стали преследовать. Сами были измучены до последней степени.
Командир партизанского отряда сидел в одной избе, уронив свою голову на деревянный стол. Он был ранен в руку. Санитарки перевязали его рану. Но он так и остался сидеть на лавке. Спал тяжелым, коротким сном.
Партизаны привели в избу двух гитлеровцев. Один из них был совсем молоденький мальчик, лет восемнадцати, офицер. Другой был солидный, толстоватый, в очках. Этот был в чине майора. Партизаны нашли этих офицеров в сарае. Там они сидели, укрывшись соломой.
Мальчишка заметно дрожал от волнения и страха. Майор, напротив, держался удивительно спокойно. Даже с каким-то каменным спокойствием. Когда его привели в избу, он попросил разрешения закурить. И, закурив, сел у стола, поглядывая в окно с рассеянностью скучающего человека. Партизаны велели ему встать, и он встал по-прежнему безучастный к происходящему.
Командир отряда спросил майора — не он ли командовал этим штурмовым отрядом СС.
Ломаным русским языком фашист сказал:
— Я не имель отношений к этот отряд СС. Я случайно здесь в этой деревне. Ехаль машина. Останься ночевать.
Тогда командир спросил молодого офицера — так ли это, как сказал майор. Однако мальчишка не знал по-русски. Сказал запинаясь:
— Их вайе нихт русска язик.
Переводчика не было. Побежали искать Любу Тушилину, которая немного знала немецкий язык, поработав у немцев свыше года.
Любаша торопливо вошла в избу, на ходу поправляя свои волосы. Сказала командиру своим звонким голосом:
— Явилась, товарищ командир.
И тут вдруг, увидев майора, Люба побледнела и сделала шаг назад.
— Что с тобой? — спросил командир.
Люба снова посмотрела на майора, и тот посмотрел на нее и отвел свои глаза в сторону. С волнением Люба сказала:
— Товарищ командир… Это он… Начальник гестапо…
Командир приподнялся с места. Сказал Любе:
— Видишь… Как веревочка ни вьется, а все конец найдется…
Майор через свои очки снова кинул взгляд на Любу. Та стояла перед ним красивая, темная от загара, цветущая в своем великолепном здоровье. Грозная в своем солдатском одеянии. С немецким маузером, торчащим из-за пояса ее гимнастерки.
— Узнаешь ли ты эту девушку? — спросил командир майора.
Фашист снял очки, протер их носовым платком. Снова надел их и снова кинул взгляд на Любу. Красные пятна выступили на лице майора. Однако он сказал почти бесстрастно:
— Люба Тюшилина? Ви? Ничего не понимает…
— Ты не понимаешь, — сказал командир, — так мы кое-что понимаем… Вон какие у нас девушки. Видал? С того света вернулась, чтобы тебя покарать.
Еще раз взглянув на Любу, майор снял свои очки, сломал их, переломил надвое и кинул обломки на пол.
Нельзя было понять, почему он это сделал. Быть может, в этом жесте он нашел выход своему волнению. Или, быть может, он сломал свои очки, не желая больше видеть то, что он увидел. Какой-то финал, какой-то итог всему был в этом движении его рук. Всех почему-то поразил этот жест нациста. Все замолчали. Потом командир сказал:
— Уведите его. Покарайте за преступление.
Майор торопливо сказал:
— Но я не бил ее. Госпожа Тюшилина, подтвердите это.
Люба сказала:
— Это верно, он не бил меня. Он только приказал бить и резать.
Один из партизан сказал Любе:
— Ты через него свою кровь роняла, веди его.
Люба сказала:
— Мне противно коснуться его шкуры.
И с этими словами она неожиданно положила свой маузер на стол возле майора. Майор понял значение сделанного. Чуть дернулся. Потянул свою руку к револьверу. Но тут партизаны схватились за свое оружие, навели пистолеты на фашиста. Один из партизан крикнул Любе:
— Зачем ты это сделала? Он будет стрелять.
Командир, взглянув на майора, сказал:
— Не будет стрелять. Он морально сломан.
Майор сел на лавку, вложил дуло револьвера в свое ухо и выстрелил в себя.
Не взглянув на убитого, Люба вышла из избы.
22. Поймите простую истину
Нину Ивановну 3. вызвали в Штаб партизанского движения. Сказали ей:
— Ты неплохой партийный организатор, и мы хотим послать тебя в партизанский край. Как ты на это смотришь?
Нина Ивановна ответила:
