Равнина Мусаси - Куникида Доппо

Это отрывок из рассказа Тургенева «Свидание», переведённого Фтабатэем[12]. Именно благодаря удивительной силе художественного таланта русского писателя я впервые ощутил прелесть осеннего пейзажа. Пусть это русская природа с берёзкой, а у нас на равнине растёт дуб, пусть у нас разные климаты и разная растительность, но листопад на наших равнинах одинаков. Я часто думаю, если бы на равнине Мусаси рос не дуб, а, например, сосна, то она выглядела бы однообразнее и скучнее и, уж конечно, не была бы такой красивой.

У дуба листья желтеют, желтеют и опадают. Что-то нашёптывает осенний дождь. Воет ветер. Когда порывы ветра налетают на холм, сотни листьев кружатся в воздухе и, словно стая птичек, улетают вдаль. Опадёт листва, и на десятки ри вокруг оголится лес. А над ним висит высокое голубое небо. Вся равнина объята спокойствием. Воздух удивительно чист. Отчётливо слышны самые далёкие звуки. Двадцать шестого октября я записал в дневнике: «Забравшись в чащу леса, я сидел, глядел по сторонам, прислушивался, смотрел и думал». И в «Свидании» говорится: «Я сидел, и глядел кругом, и слушал». И действительно, как это «слушал» соответствует духу нашей Мусаси в период поздней осени! Осенью звуки идут из глубины чащи, а зимой раздаются где-то за лесом.

Слышится хлопанье крыльев, щебетанье птиц. Ветер бушует, стонет, воет, плачет. В кустарнике и в чаще леса жужжат насекомые. По лесу прогрохочет пустая или проскрипит нагруженная телега, съедет с холма и покатит по ровной дороге. А вот зашелестели листья под копытами лошадей. Это разведка с кавалерийских маневров, а может быть, чета иностранцев, отправившихся на дальнюю прогулку. Громко разговаривая, прошли мимо крестьяне, но и их хриплые голоса вскоре замерли. По дороге поспешно прошла одинокая женщина. Вдалеке раздался пушечный выстрел. В соседней роще — выстрел из ружья.

Как-то я с собакой отправился в ближайший лес, сел на пенёк и принялся читать книгу, как вдруг послышался лёгкий шум. Собака, лежавшая у моих ног, подняла уши, насторожилась. Снова тишина. Вероятно, упал каштан — ведь на Мусаси много каштановых деревьев. Когда моросит осенний дождь, то такой тишины уже нет. Осенний дождь у горной хижины — излюбленная тема нашей древней поэзии, но дождь на равнине Мусаси особенный. Он пробирается из конца в конец по её просторам, пробегает по лесу, по роще, пересекает поле и опять бежит к лесу. Он, ласковый и лукавый, подкрадывается потихоньку, украдкой, а потом внезапно налетает. Я и раньше в лесных дебрях Хоккайдо попадал под осенний дождь. В большом дремучем лесу — это величественное зрелище, но в нём нет той привлекательности, того шепотка, как на Мусаси.

Попробуйте поздней осенью прогуляться по лесам Накано, или Сибуя, Сэтагая, или Коганэи. Присядьте и отдохните от ходьбы. И вы наверняка услышите целый мир звуков, которые то возникают, то исчезают, то приближаются, то удаляются. В безветренную погоду вам удастся услышать, как падает лист над вашей головой. А если и этого шума не будет, то вы познаете великое спокойствие природы, почувствуете на себе дыхание вечности.

Я нередко записывал в свой дневник, как на равнине Мусаси зимой, по ночам, когда загораются звёзды, с треском пробегает по лесу холодный злой ветер, готовый смахнуть звёзды с неба. Его вой далеко уносит ваши мысли. Я слышу эти могучие звуки, то налетающие, то убегающие вдаль, и начинаю представлять себе, какой была жизнь в Мусаси во времена глубокой древности.

У Кумагая Наоёси[13] есть такие строки:

Зимуя в деревне на равнине Мусаси, я понял, какой близкой должна быть эта песня тем, кто живёт в горной хижине.

Сидя в лесу в конце весны или ранним летом, приятно любоваться солнцем. Но об этом в другой раз. А сейчас я расскажу о сезоне жёлтых листьев. Идёшь по лесу, наполовину облетевшему, наполовину пожелтевшему, а сквозь ветки на вас смотрит небесная лазурь. Подует ветерок и смахнёт солнечные блики с листьев. Нет, словами всего не передашь!

Есть в нашей стране живописные уголки, например Ниико или Усуи, но вряд ли они так прекрасны, как равнина Мусаси, сплошь покрытая лесами, искрящаяся под лучами закатного солнца. Хорошо было бы взобраться на какую-нибудь возвышенность и окинуть взором всю равнину сразу. Конечно, это невозможно, но поскольку Мусаси сравнительно ровная, то достаточно увидеть одну часть, чтобы представить себе её всю. Как чудесно пройтись, дав волю воображению, по жёлтому ковру из листьев вслед уходящему солнцу! А кончится лес, и ты опять в открытом поле.

IV

В дневнике записано: «25 октября. Погулял по равнине, побродил по лесу».

«4 ноября. Вечером, когда стоишь один в поле, под ветром…»

Теперь я ещё раз приведу слова Тургенева:

«Я постоял, поднял пучок васильков и вышел из рощи в поле. Солнце стояло низко на бледно-ясном небе, лучи его тоже как будто поблекли и похолодели: они не сияли, они разливались ровным, почти водянистым светом. До вечера оставалось не более получаса, а заря едва-едва зажигалась. Порывистый ветер быстро мчался мне навстречу через жёлтое, высохшее жнивьё; торопливо вздымаясь перед ним, стремились мимо, через дорогу, вдоль опушки, маленькие, покоробленные листья; сторона рощи, обращённая стеною в поле, вся дрожала и сверкала мелким сияньем, чётко, но не ярко; на красноватой траве, на былинках, на соломинках, всюду блестели и волновались бесчисленные нити осенних паутин. Я остановился… Мне стало грустно; сквозь невесёлую, хотя свежую улыбку увядающей природы, казалось, прокрадывался унылый страх недалёкой зимы. Высоко надо мной, тяжело и резко рассекая воздух крылами, пролетел осторожный ворон, повернул голову, посмотрел на меня сбоку, взмыл и, отрывисто каркая, скрылся за лесом; большая стая голубей хлопотливо расселась по полю — признак осени! Кто-то проехал за обнажённым холмом, громко стуча пустой телегой…»

Это русская равнина, но осенний пейзаж нашей Мусаси почти такой же. Только на Мусаси совсем нет голых холмов. Правда, она покрыта небольшими возвышенностями и напоминает мёртвую зыбь на океане, хотя со стороны и кажется ровной. Возвышенные места сменяются впадинами, небольшими и неглубокими ложбинами. На дне этих ложбин обычно расположены заливные поля… Сухие поля раскинулись главным образом на возвышенных местах, где они чередуются с лесом. Но они не тянутся, как леса, на несколько ри; каждое занимает не больше одного ри и окружено лесом. Здесь же разбросаны крестьянские домишки. Они-то и отделяют один участок от другого. Словом, поля и леса перемешаны в беспорядке. Бывает так — входишь в лес, а окажешься вдруг в открытом поле. Это ещё одна из особенностей Мусаси. Дикая природа чередуется с человеческой жизнью. Здесь нет бескрайних долин и дремучих лесов Хоккайдо. И в этом особенность Мусаси.

Поспевает рис, и в ложбинах начинают желтеть заливные поля. Когда рис убран, в воде отражается лес. В это самое время на сухих полях в разгаре уборка редьки. Редьки становится всё меньше. А когда её промывают в канавах или в небольших ручейках, на полях уже зеленеют молодые побеги пшеницы. Но часть этих полей пустует, и на них колышутся от ветра ромашки и ковыль. Заросли тростника на полях поднимаются всё выше и выше, до самого неба. А встанешь на цыпочки — и увидишь в просветах леса чернеющую цепь гор Титибу. Она то возвышается над горизонтом, то вдруг падает вниз и совсем скрывается из виду. Ну а теперь можно сбежать вниз, в поле. Может быть, лучше прилечь среди тростника, укрывшись за стогом сена от пронзительного северного ветра, и, подставив лицо тёплым лучам солнца, медленно плывущего по южной стороне небесного океана, слушать и смотреть, как шумит, колышимый ветром, сверкает и искрится лес. Или пойти прямо по дороге в лесную чащу? Сколько раз я вот так колебался. Ну и что же? Я знал из собственного опыта: по какой из дорог Мусаси ни пойдёшь, всегда останешься доволен.