Пригоршня праха. Мерзкая плоть. Упадок и разрушение - Ивлин Во

— Слушай, давай позвоним ему и скажем, что мы заболели.

— Поздно, он уже давно в поезде и поедает железнодорожный завтрак, за свои три шиллинга шесть пенсов без удержу смешивая углеводы и белки… Его можно сунуть в Галахада. Еще не было случая, чтобы гость провел там ночь и приехал снова: видно, тамошней кровати никому не выдержать.

— И все-таки, что мы будем с ним делать?

— Ты поезжай в Пигстэнтон. А я займусь им. В одиночку это проще. Вечером его можно повести в кино, а завтра ты покажешь ему дом. Если нам повезет, он уедет вечерним поездом. Ему надо на работу в понедельник утром?

— Понятия не имею.

3:18 — далеко не самый удобный поезд. Приезжаешь без четверти четыре, и если ты, как Бивер, не свой человек в доме, не знаешь, как скоротать время до чая; однако без Тони, чье присутствие ее бы стесняло, Бренда справлялась со своими обязанностями не без грации, а Биверу так редко искренне рады, что он не заметил некоторой сдержанности приема.

Бренда ждала его в комнате, по старой памяти называвшейся курительной; это было, пожалуй, наименее мрачное место в доме.

— Как мило, что вы к нам выбрались, — сказала она. — Я должна вас сразу предупредить: вы наш единственный гость. Боюсь, вам у нас будет скучно… Тони пришлось уехать по делам, но он скоро вернется… Поезд был переполнен? По субботам всегда так… Не хотите выйти на воздух? Скоро стемнеет, так что давайте ловить солнце, пока не поздно… — И так далее.

При Тони ей было бы куда труднее — она перехватила бы его взгляд, и манеры владелицы замка с нее бы соскочили. Бивер умел поддерживать разговор, так что они вышли через стеклянные двери на террасу, спустились в голландский садик, обогнули оранжерею и вернулись в дом, не испытав и минутной неловкости. Бренда вдруг услышала, как рассказывает Биверу, что его мать одна из ее стариннейших приятельниц.

Тони успел к чаю. Он извинился, что не смог встретить гостя, и почти сразу же удалился в кабинет совещаться с управляющим. Бренда расспрашивала Бивера о Лондоне и о том, какие за последнее время состоялись приемы. Бивер проявил невероятную осведомленность.

— Полли Кокперс скоро дает прием.

— Да, я знаю.

— Вы приедете?

— Скорее всего, нет. Мы теперь практически не выезжаем.

Шутки, обошедшие за полтора месяца весь город, для Бренды имели прелесть новизны, повторение придало им отточенность, и Биверу удалось преподнести их довольно эффектно. Он рассказал Бренде о многочисленных переменах в личной жизни ее друзей.

— А что у Мэри с Саймоном?

— Неужели не знаете? Полный разрыв.

— И давно?

— Началось это еще летом, в Австрии…

— А Билли Ангмеринг?

— Пустился в загул с девицей по имени Шила Шрабб.

— А что слышно у Хелм-Хаббардов?

— У них тоже не ладится… Дейзи открыла новый ресторан. Он пользуется успехом… Еще появился новый ночной клуб под названием «Садок»…

— Господи, — сказала Бренда в заключение. — Живут же люди!

После чая появился Джон Эндрю и тут же завладел разговором.

— Здравствуйте, — сказал он. — Я не знал, что вы приедете. Папа сказал: как хорошо раз в кои-то веки провести воскресенье без гостей. Вы охотитесь?

— Давно не охотился.

— Бен говорит, что все, кому позволяют средства, должны охотиться для блага страны.

— Наверное, мне средства не позволяют.

— А вы бедный?

— Ради бога, мистер Бивер, не разрешайте ему вам докучать.

— Да, очень бедный.

— Такой бедный, что можете называть всех шлюхами?

— Да, такой.

— А как вам удалось стать таким бедным?

— Я всегда был бедным.

— А! — Джон потерял интерес к теме. — А у серой ломовой на ферме глисты.

— Откуда ты знаешь?

— Бен сказал. А потом, это по навозу видать.

— Боже мой, — сказала Бренда, — что бы сказала няня, если бы слышала тебя?

— А сколько вам лет?

— Двадцать пять. А тебе?

— А чем вы занимаетесь?

— Ничем особенным.

— На вашем месте я бы чем-нибудь занялся, чтоб заработать деньги. Тогда вы могли бы охотиться.

— Но тогда я не мог бы называть всех шлюхами.

— В этом все равно проку нет.

(Позже, за ужином в детской, Джон сказал:

— По-моему, мистер Бивер ужасно глупый, а по-твоему?

— Откуда мне знать? — сказала няня.

— По-моему, из всех, кто к нам приезжал, он самый глупый.

— Гостей хулить — бога гневить.

— Было бы в нем хоть что-нибудь хорошее. У него глупый голос и глупый нос, глупые глаза и глупая голова, — выводил Джон, точно в церковном хоре пел, — глупые ноги и глупое лицо, глупые руки и глупое пальто…

— Кончай-ка ужинать, — сказала няня.)

Вечером, перед ужином, Тони, встав позади Бренды (она сидела у туалетного столика), склонился над ее плечом и скорчил в зеркале рожу.

— Я страшно виноват перед тобой — кинул на тебя Бивера и удрал. Ты была с ним очень мила.

Она сказала:

— Это не так уж тяжело. Его можно пожалеть.

А в это время чуть дальше по коридору Бивер обследовал свою комнату с основательностью многоопытного гостя. Настольная лампа отсутствовала. Чернила в чернильнице пересохли. Огонь в камине давно потух. Ванная, как он уже отметил, была черт-те где, в башенке, куда надо карабкаться по узкой лестнице. Кровать ему не понравилась — ни на вид, ни на ощупь; он для пробы прилег, и пружинный матрас, с ямой посредине, угрожающе задребезжал. Обратный билет в третьем классе стоит восемнадцать шиллингов. А еще чаевые надо давать.

Тони чувствовал свою вину перед Бивером, и поэтому к обеду было подано шампанское, хотя ни он, ни Бренда шампанского не любили. Не любил его, как оказалось, и Бивер, но тем не менее он был польщен. Шампанское перелили в высокий кувшин и передавали по кругу как символ гостеприимства. После чего они отправились в пигстэнтонский кинотеатр, где шел фильм, который Бивер видел несколько месяцев тому назад. По возвращении в курительную их ждал поднос с грогом и сэндвичами. Они поболтали о фильме, и Бивер утаил, что смотрел его во второй раз. Тони проводил Бивера до дверей сэра Галахада.

— Надеюсь, вам здесь будет хорошо спаться.

— Нисколько не сомневаюсь.

— Вас надо будить?

— Удобно будет, если я позвоню?

— Разумеется. У вас есть все, что нужно?

— Да, спасибо. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Однако, вернувшись в курительную, Тони сказал:

— Знаешь, меня мучит совесть из-за Бивера.

— Брось, насчет Бивера можешь не беспокоиться, — сказала Бренда.

Однако Бивер чувствовал себя очень неуютно, он ворочался на постели, терпеливо пытаясь найти положение, в котором смог бы заснуть, и думал,