Джин Уэбстер - Загадка «Четырех Прудов»
Во время моего приезда говорили, что, отказав всем мужчинам округа, достигшим брачного возраста, она теперь пытается сделать выбор между Джимом Мэттисоном и Рэднором. Была ли эта статистика преувеличена, не скажу, но как бы то ни было множество других претендентов на ее благосклонность молчаливо вышли из игры, и состязание явно продолжалось между этими двумя.
По-моему, будь я на месте Полли, я недолго бы решался. Рэд был самым привлекательным юношей, какого только можно было встретить: он происходил из одной из лучших семей округа, с перспективой наследования по смерти отца весьма приличного состояния. Мне подумалось, что девушке пришлось бы долго поискать, прежде чем она нашла бы столь же превосходного мужа. Но я удивился, узнав, что среди соседей не все придерживались такого мнения. Я был некоторым образом потрясен при известии, что репутация Рэднора далеко не идеальна. Мне сообщили с многозначительным подтекстом, что он «оказывает покровительство» своему брату Джеффу. Несмотря на то, что львиная доля в этих историях была явно преувеличена, постепенно мне стало ясно, что в некоторых из них было слишком много правды. Говорили в открытую, что Полли Мэзерс поступит намного лучше, если выберет молодого Мэттисона, ибо, хотя у него, возможно, и нет перспективы иметь столько денег, сколько у Рэднора Гейлорда, из них двоих он неизмеримо надежнее. Мэттисон был симпатичным и довольно грубым юным голиафом, но ни тогда, ни позже, в свете последовавших событий, мне не пришло в голову, что он в высшей степени одарен интеллектом. О нем говорили, что он занимается «политикой»: в то время он был шерифом округа и ясно сознавал важность этой должности.
Боюсь, что в характере Полли была изрядная доля кокетства, и она получала неизъяснимое удовольствие от ревности двух молодых людей. Всякий раз, когда Рэднору случалось навлечь на себя ее гнев, она мстила ему, адресуя свои улыбки Мэттисону; а если Рэд совершал какие-нибудь прегрешения, добродетельный молодой шериф вовсю старался, чтобы Полли о них услышала. В конце концов, они добились того, что он стал крайне вспыльчив.
Пожив немного в «Четырех Прудах», я начал понимать, что в жизни семейства существует подводное течение, о котором я сначала не подозревал. С годами полковник стал суров; опыт со старшим сыном ожесточил его, и для общения с Рэднором он не выбирал дипломатического языка. Парень унаследовал изрядную долю отцовского упрямства и неукротимой энергии. Живя вдвоем, они неизбежно сталкивались друг с другом. Временами казалось, что Рэднор одержим демоном своенравия, и если он когда-либо пил или играл в азартные игры, то делал он это именно, чтобы доказать свою независимость, а вовсе не по другим причинам. Бывали дни, когда они с отцом едва разговаривали.
Впрочем, жизнь на плантации была по большей части беззаботной и сносной, что, похоже, характерно для дома, в котором обитают холостяки. Мы стряхивали пепел с сигар где заблагорассудится, задирали ноги на стол в гостиной, если считали нужным, и позволяли собакам бродить по всему дому. Большую часть времени я проводил верхом на лошади, объезжая с Рэднором окрестности по делам фермы. Вскоре я понял, что он выполняет большинство текущей работы, хотя номинальным боссом по-прежнему оставался его отец. Выращивание чистокровных верховых[5] уже больше не являлось прибыльным занятием, как раньше, поэтому, чтобы доходы в гроссбухе превышали расходы, требовался хороший управляющий. Рэд был таким эффектным юношей, что я был по-настоящему удивлен обнаружившимся в нем здравомыслием делового человека. Он настоял на внедрении современных методов там, где его отец охотно плыл бы по течению со свойственным старому Югу легкомыслием, а его дальновидность увеличила доходы плантации более чем вдвое.
Ведя здоровый образ жизни на лоне природы, я скоро забыл о нервах. Единственно, что крайне омрачало радость тех первых нескольких дней, были периодические столкновения между Рэднором и его отцом. На мой взгляд, им обоим было очень стыдно за эти вспышки, и я заметил, что они пытались скрывать это от меня, оказывая друг другу усердные, но достаточно церемонные знаки внимания.
Для того чтобы прояснить последовавшие загадочные события, я должен вернуться к пятой, кажется, ночи после моего приезда. Рэднор устраивал в «Четырех Прудах» танцы с целью, как он сказал, представления меня обществу, хотя на самом деле «почетным гостем» была Полли Мэзерс. Как бы то ни было, устроили вечеринку, и все, кто жил по соседству (термин «по соседству» в Виргинии имеет весьма широкое значение и охватывает территорию радиусом в десять миль), стар и млад, прибыли в экипажах или верхом; молодежь – чтобы танцевать полночи, старики – играть в карты и наблюдать. В тот вечер я познакомился с множеством красивых девушек – недаром Юг ими славится – но Полли Мэзерс, безусловно, была самой красивой. И Рэднор с молодым Мэттисоном бойко и открыто состязались за ее благосклонность. Если бы Рэд учитывал свои личные пожелания, то шерифа среди гостей не было бы.
Вечер подходил к концу и музыканты, оркестр чернокожих скрипачей, собранных с различных плантаций, отдыхали после виргинского рила, который напоминал скорее шумную возню, нежели танец, как вдруг кто-то – по-моему, это была сама Полли – предложил всей компании переместиться на лавровую тропу, чтобы посмотреть, не видно ли привидения. Рассказ о судорогах старой тети Сьюки и о похищенной жареной курице облетел все население округи, и во время вечеринки по этому поводу прозвучало немало веселых намеков. Пустившись вверх по лестнице на поиски своей шляпы, я встретил на площадке Рэда, который застегивал на пуговицу с внутренней стороны пальто нечто белое, что, на мой взгляд, подозрительно походило на простыню. Он засмеялся и, приложив палец к губам, отправился вниз к остальным.
Ярко светила луна и было светло, как днем. Довольно тесным составом мы двинулись по открытой лужайке. Несмотря на то, что девушки весь вечер смеялись над подвигами призрака, они осмотрительно держались в середине. Рэд находился в передних рядах, возглавляя охоту, однако я заметил, что, как только мы вошли в кустарник, он исчез в полумраке, и что до меня, то я был четко уверен, что наши поиски увенчаются наградой. Все вместе мы замерли у ближайшей окраины ряда хижин и стали ждать, не покажется ли призрак. Он был отзывчив. Спустя четыре или пять минут вдалеке, в дальнем конце лавровой тропы, возникло едва уловимое белое трепетание. После чего, поскольку мы не сводили с него жадных глаз, мы увидели высокую белую фигуру, которая раскачивалась в пятне лунного света и подзывала нас манящим жестом, а ветерок донес слабый шепот: «Приди! Приди!». Ни один из нас не отличался чрезмерной смелостью, – наша вера была не настолько сильна, чтобы мы рискнули не нарушить иллюзию. С визгом и хохотом мы повернулись и в беспорядке бросились к дому. Ворвавшись в дом, где находились взрослые участники вечеринки, мы объявили тяжело дыша: «Мы видели привидение!»
Пока накрывали на стол, Полли околачивалась на террасе и ждала, как мне кажется, появления Рэднора. Я присоединился к ней, явно жаждая, чтобы молодой человек задержался. Полли, чье белое платье мерцало в лунном свете, чьи глаза искрились от смеха, а щеки пылали от возбуждения, была самым очаровательным маленьким созданием, с которым мне доводилось встречаться. Ее переполняло столько молодости и беспечности, что мне показалось, будто я, напротив, уже ковыляю по краю могилы. Тем летом мне исполнилось тридцать, но если я и доживу до ста, то все равно больше не почувствую себя таким старым.
– Ну, Соломон, – заметил я, угощаясь пирожными, которыми он нас обносил, – сегодня мы водились с привидениями.
– Я думаю, это ваше привидение отзывается на имя «масса Рэднор», – промолвил Соломон, качнув мудрой головой. – Но опять-таки, над призраками шутить не безопасно. Они отомстят, когда и не ждешь!
После получасового перерыва музыка возобновилась, но Рэднор не появлялся. В глазах Полли, бросившей не один взгляд в сторону лавров, появился угрожающий блеск. В этот момент в дверях возник молодой Мэттисон и попросил ее войти в дом, потанцевать, но она сказалась усталой и мы втроем смеялись и болтали еще десять минут, пока на дорожке, усыпанной гравием, не послышался звук шагов, и из-за угла дома вышел Рэднор. Когда яркий свет луны упал на его лицо, я пораженно на него уставился. Он был бледен как полотно, под его глазами пролегли напряженные тревожные морщины.
– В чем дело, Рэднор? – воскликнула Полли. – Ты выглядишь так, словно нашел привидение!
Сделав усилие, он взял себя в руки и засмеялся, хотя мне показалось, что его смех прозвучал неискренне.
– Кажется, это мой танец, не так ли, Полли? – спросил он, присоединяясь к нам и довольно наигранно изображая беззаботность.
