Владислав Ванчура - Маркета Лазарова
Старый лис чувствовал себя в безопасности, пил-ел, прикидывая, что большую мзду придется, видно, заплатить королю за свои провинности, ибо и он, Лазар, тоже разбойничал на дорогах. Рыльце у него было в пушку, но что до Козлика, так он твердо рассчитывал, что тот в тупике и что с него посбили спесь. По его понятию, королевский капитан свершил бы правое дело лучшим и быстрейшим образом, если бы в первую голову погубил в лесах Козлика, а потом принял от хозяина Оборжиште великолепного рысака со сбруей, изукрашенной золотом. Он приготовился выслушать мягкое внушение и дать слово исправиться. Вероломный, он хотел присягнуть, что отрекается от грабежа на проезжих дорогах, а сам вдвойне жаждал добычи. А как же иначе? Кто же оплатит Лазарово покаяние, нанесшее такой великий ущерб его имуществу? Лазар посчитал убыток и поник головою.
Утолил он голод зайчатинкой и теперь клюет носом.
Ах, вот так пробужденье! Верзила Миколаш стоит перед его очагом и раскидывает во все стороны обгоревшие поленья. Миколаш швыряет их, и одна головешка настигает Лазара. Как неистовствует злодей! Погружает меч в брюхо то по самую рукоять, то — как придется; наткнувшись на хребет, меч крушит кости, разворачивает утробы, сечет головы.
Те, кто остался в живых, уже пленены, Миколашевы люди вяжут пленников парами, спиной друг к дружке.
Миколаш вытирает меч и говорит:
«Господь позволил мне вернуть долг, Лазар, и теперь мы в расчете. Однако за то, что ты такой уживчивый и желаешь стать моим заимодавцем, отдай мне одну из своих дочерей. Отдай мне ту, которая, как я вижу, сейчас надевает шляпу».
Произнося эти слова, Миколаш мечом указывает на прелестную девушку. Это Маркета, четвертая дочь Лазаpa. Вы видите, она выступает вперед, дрожа от страха. Вот ее уже уводят, не дав даже попрощаться с сестричками. Вот разбойники волокут Маркету к лесу, она опутана сетью и привязана меж двумя жеребцами. У Лазара подкашиваются ноги, а страшные пары топчутся на своих местах. Лазар в отчаянье катается по земле, его людям очень худо. Почти до сумерек длилось это мученье. Уже всходила вечерняя звезда, уже разносился топот возвращающегося домой стада, когда наконец спали путы с рук двух батраков. Вскоре они вызвали всех. Но но поздно ли? Не скончается ли Лазар от своих ран, утихнет ли плач женщин?
В горестном своем положении страдалицы только и могли, что плакать. Да послали гонца за повозками и, причитая, отправились в Болеславу.
Миколаш добрался до Козликова стана около полуночи. В стычке с Лазаревыми лишился он одного из своих головорезов, и в ослеплении безрассудства сожалеет об этой утрате, однако отнюдь не из-за бессмертной души, которая скатилась прямо в пекло, но из-за понесенного воинского урона и насмешек разбойников. С той минуты, как они вступили в лес, почва под ногами сделалась так неровна, что две лошади не могли идти рядом, и тогда разбойники заставили Маркету пересесть на жеребца. Она была им послушна, исполняя без ропота все, что они велели. Покорная христианка не перестает уповать на бога. Знает она, что спасения ждать неоткуда, и призывает смерть. Может, посчастливится ей обнаружить брошенный кем-нибудь нож и пронзить им свое сердце. Может, к этому ужасному поступку на небесах отнесутся снисходительно.
Меж тем разбойники обосновались в лесу по-домашнему. Бивак окружили засеками. Посредине поляны поставили два шатра, устлали их лапником; кровлю и стены тоже укутали хвоей. Снег, которым разбойники забросали стреху, таял и каплями стекал на страшные лица спящих; все были сыты и благодушны.
Опершись на локоть, Козлик слушал рассказ Миколаша.
«Как воротимся на Рогачек, позову священника освятить могилу», — заметил он и пожалел о погибшем челядине.
Катержина и Бурианова жена перебросились несколькими словами с Маркетой. Она отвечала им, теряя последнюю надежду. О горе! Что ждет ее теперь? Подружки отошли с хихиканьем; Маркета стоит в темноте, и холод пробирает ее до костей; одна она одинешенька в стане лиходеев, в сумрачном и печальном лесу, среди волчьей стаи. Собирает она остаток сил, осеняет себя крестным знамением, двигает полотнище, которым завешен дверной проем, и, став пред мужиками, произносит такие слова:
«Я в вашей власти и нет у меня здесь никакой защиты, разве что страх божий. Вы можете отдать меня на поругание своим челядинам или казнить — поступайте с телом моим как угодно, душа моя все одно изойдет кровью перед господом богом. Грешная душа моя будет лизать прах на его подворье, как все те, что загублены несправедливостью и надругательством; на шее грешной души моей будет поясок, словно у горлинки, грешная душа моя станет кружить у вас над головой и содеет так, что Всевидящий воззрится на вас, дабы вы, трепеща в беспредельном страхе, перевернулись в разверстых могилах и умирали непрестанно».
О, если бы ночь была менее утешна, если бы Маркета была безобразна, как вещунья, если бы не была только что одержана победа, если бы девушка не появилась перед разбойниками так неожиданно, они, может, перекрестились бы по крайней мере. Но теперь они едва замечают ее, а Козлик ответствует, даже не поднявшись с места:
«Господь осмотрительно направляет мою руку. Он вручил дворянам меч, дабы вели они битвы. Он требует геройства от своих баронов, они должны соблюдать его законы, они не терпят хулы. По его воле и ты станешь, кем мы захотим».
Ни один человек не вступился за девушку, никто ее не пожалел: они не замечают ее, им попросту безразлично, что она скажет в ответ. И Маркета умолкает, и дает себе клятву, что не вымолвит больше ни словечка — будь что будет.
Не пройдет и часу, как разбойнички погрузятся в сон; по лагерю расхаживают одни лишь дозорные; из конского стойла доносится пофыркивание. Но вот появляется Миколаш; он разрубает веревки и обнимает девушку. Руки у него жаркие, от его лобзаний вскипает кровь; дьяволово дыхание обжигает кожу и дурманит, как опий.
О чернота ночи, сокрой это ложе; и ты, беспамятство, развей эту пору по ветру! Помните, господа, что некогда Маркета хотела стать невестой христовой, так смилуйтесь же над ней те, у кого найдется хоть капля сострадания.
Она поднимается, чтоб сызнова быть поверженной наземь, она сопротивляется, в голове у нее — круженье, и от этого кружатся вершины сосен и небосвод. Дано ей увидеть звезды, раскачивающиеся, словно маятники. Девушка плачет. Она заслужила погибель и плачет.
На рассвете прибежал Янов байстрюк — он провел ночь поблизости от королевского войска — с известием, что капитан Пиво повернул на их дорогу. Услышав новость, Козлик кликнул тех своих сыновей, на чей разум можно положиться, и устроили они в своем стане совет. Не хотелось им покидать насиженное место. Козлик все допытывался, теряясь в догадках, что же все-таки затеял этот торгаш. Понять, конечно, было непросто, и плуты вынуждены признать, что положение у них пиковое. Может, Пиво предпримет набег, а может, попытается обойти их с севера? Кому же это ведомо, кто тут разберется?
Совет затягивался, у Козлика набухли на висках прожилки — оказывал себя гнев, вот-вот готовый излиться.
Меж тем челядины и ребятишки разжигали костер, чтоб натопить снега и напоить коней. Маркета, вся в слезах, стояла поодаль. Ах, как ей тяжело! Она осыпала себя упреками. За что? Да могла ли она защититься? Благодаренье господу, жива осталась!
О нет, не так она лукава, чтоб обманывать себя! В пропастях, куда ей дано было спуститься, различила она отсвет наслаждения, блуждающий огонек, что совращает ее с пути истинного, вздох восторга, в котором она раскаивается.
В ту рассветную пору все позабыли о пленниках, и стало так, что те смогли встретиться возле костра. Сердце Кристианово переполнилось состраданием; он поклонился девушке и сказал, что решится на все, дабы могла она выйти из горестного своего состояния. Маркета, однако, ни словечка не вымолвила в ответ. Немец зовет слугу, который, с тех пор как обоих постигло несчастье, всячески ободряет графа; ради всего святого молит Кристиан в точности передать свою просьбу.
Вы помните, что Маркета дала обет молчания, но — грешница! — разомкнула она уста и говорит:
«Благодарствую. Я готова вынести любые невзгоды побега, да как его устроить? Бог не внушает мне ни единой мысли. Скажи, коли будешь удачливее. И посматривай, не найдется ли поблизости ножа, тогда дай знак, где его можно взять».
На щеках Кристиана во время той речи проступил яркий румянец, — так горячо желал граф удачи бедняжке, до такой степени был потрясен случившимся, ибо, как и караульные, как и все, ночью выходившие из шалашей, знал о брачном ложе на снегу. Будь Маркета в меньшем смятении, она не утаила бы усмешки над новоявленным помощником. Ведь Кристиан так же хрупок, как она сама. И он думает сопротивляться Миколашу, сердце которого не знает пощады?
