Джон Стейнбек - Короткое правление Пипина IV
— Странно, что ты так и не женился, — сказал Пипин.
— Я предпочитаю видеть счастье других… На какую сумму мне выписывать чек?
Когда месье Эристаль лязгнул железными воротами и ринулся к стоянке такси на авеню Габриэль, мадам, несмотря на одержанную победу, была в полной растерянности. В таких случаях она обычно ездила в женский монастырь — длинное, аккуратное строение у Порт-де-Венсенн, откуда виднелся Булонский лес, — к своей старой подруге сестре Гиацинте. Мадам переоделась, взяла кошелек и черную сумочку, с которой ходила по магазинам, и поехала на метро.
С сестрой Гиацинтой они дружили с детства. Они ходили в одну школу. Сюзанна Леско — тогда прелестная девчушка с высоким, певучим голоском и природным талантом балерины — была примадонной школьных спектаклей и утренников. Из прелестной Сюзи за школьные годы она превратилась сперва в красотку Сюзанну, а потом в сногсшибательную мадемуазель Леско. В более поздний период своей жизни она три года подряд играла в «Деве Жанне д’Арк», приводя в полный восторг автора — настоятельницу монастыря. А Мари, не умевшая ни петь, ни танцевать, восхищалась талантливой подругой и чувствовала сопричастность ее успехам.
Если бы все было хорошо, Сюзанна, как и положено девушке ее круга, вышла бы замуж и подарила свои таланты и красоту мужу. Однако туманные махинации банка «Лионский кредит» повлекли за собой самоубийство отца, служившего в этом банке, и Сюзанна, оставшись с больной матерью и братом-школьником, похожим на карлика в смокинге, вынуждена была сама зарабатывать на жизнь. Только тогда частые комплименты ее сценическим талантам стали что-то значить для Сюзанны и еще больше — для ее матери.
Вакантных мест в «Комеди Франсез» не оказалось. Сюзанну записали и попросили подождать, а пока она ждала, ее взяли в «Фоли-Бержер», где ее голос, грация, а главное, ее высокая, идеальной формы грудь были немедленно замечены и оценены по достоинству. Болезнь, превратившаяся в основное и единственное занятие ее матери, и бесконечная учеба брата, прерванная только роковой мотоциклетной аварией, заставили Сюзанну пожертвовать химерами искусства и большой сцены ради твердого заработка в «Фоли».
Много лет она украшала сцену «Фоли-Бержер», и не только в шеренге длинноногих раздетых танцовщиц. Она и пела, и декламировала. После двадцати лет прогрессировавшей болезни ее мать умерла. Врачи, правда, не нашли ни единого признака того недуга, на который она всю жизнь жаловалась. Сюзанна к этому времени из танцовщиц перешла в балетмейстеры.
Но она очень, очень устала. Ее грудь по-прежнему была высокой, а вот ступни стали плоскими. Жизнь она уже прожила — относительно добродетельную, как и большинство француженок. Молодые американцы мужского пола часто испытывают разочарование, узнав, что у французов довольно строгая — по меркам американского провинциального клуба — мораль.
Сюзанна хотела дать отдых ногам. Потому и отказалась от мирской жизни, о которой знала, пожалуй, чересчур много, и после послушничества приняла постриг под именем сестры Гиацинты, чтобы спокойно, а главное, сидя поразмышлять о жизни.
Удивительное спокойствие и набожность сестры Гиацинты превратили ее в украшение ордена, а специфический опыт и прошлое сделали ее на редкость терпимой и полезной собеседницей для молодых сестер с их проблемами.
Все годы в обеих своих жизнях она поддерживала контакт со старой школьной подругой Мари. Даже между визитами друг к другу они продолжали обмениваться длинными скучными письмами, заполненными жалобами на жизнь и кулинарными рецептами. Мари по-прежнему восхищалась своей талантливой подругой, которая ныне сподобилась святости. Так что Мари, само собой, решила обратиться к ней за советом по поводу камеры.
В маленькой, уютной монастырской приемной Мари сказала:
— Я просто не знаю, что и делать. Месье — образец благоразумия почти во всем. Но как только дело доходит до этих несчастных звезд, наши деньги тают на глазах.
Сестра Гиацинта усмехнулась и вежливо спросила:
— Почему бы тебе не поколотить месье?
— Что-что?.. A-а, ты шутишь. Уверяю тебя, это очень серьезно. Бондарная в Осере…
— Мари, у вас на столе есть еда? За квартиру вы платите исправно? Вам не отключают электричество?
— Это вопрос принципа. Это прецедент, — обиженно возразила Мари.
— Дорогая, — сказала монахиня, — ты приехала ко мне за советом или пожаловаться?
— Конечно за советом. Я никогда не жалуюсь.
— Конечно нет, — согласилась сестра Гиацинта и добавила: — Многие приходят за советом, хотя мало кто в советах нуждается и вообще никто им не следует. Но один совет я тебе дать могу.
— Буду очень благодарна, — отозвалась Мари холодно.
— В своей жизни я встречала много мужчин. И могу сказать кое-что о них в целом. Первое: мужчины как дети. Иногда — испорченные дети.
— Полностью с тобой согласна.
— Если они все-таки вырастают — от них никакого проку, мужчины всегда либо дети, либо старики. Но в их детской безответственности и сумасбродстве иногда сквозит величие. Пойми: мне хорошо известно, что большинство женщин умнее мужчин, но женщины смотрят на вещи трезво — и очень редко достигают величия. Иногда я скучаю по своему прошлому. Я привыкла к несуразности и глупости мужчин. Это так разнообразило жизнь.
— Он открыл комету, — сказала Мари, — Академия вынесла ему благодарность. Но камера… это уж слишком.
— Скажи, тебе в самом деле нужен совет?
— Конечно.
— Тогда скажи ему, чтобы он купил камеру. Настаивай на этом.
— Но ведь я была против. Он перестанет меня уважать. Я потеряю лицо!
— Наоборот, — возразила сестра Гиацинта. — Если ты будешь настаивать, он сам не захочет расставаться с деньгами. И наверняка, вместо того, чтобы воевать с тобой, взглянет на вещи трезво. Мужчины — странные существа.
— Я привезла тебе носовые платки, — сказала Мари.
— Какая прелесть! Мари, у тебя золотые руки! А какие нужно иметь глаза, чтобы вышить такой узор!
— У меня всегда было хорошее зрение, — ответила Мари.
Когда мадам вернулась в дом номер один по авеню де Мариньи, она обнаружила, что большие двойные двери гостиной распахнуты настежь, а муж ковыряется маленькими блестящими инструментами в своем телескопе.
— Я все обдумала, — сказала мадам, — и мне кажется, ты должен купить камеру.
— Что-о? — переспросил месье.
— А почему бы и нет? Тогда тебя наверняка изберут в Академию.
— Ты очень добра, — сказал месье. — Но я тоже все обдумал и решил. Прежде всего — самое необходимое. Пока я обойдусь тем, что у меня есть.
— Умоляю тебя.
— Нет, — ответил он.
— Я приказываю!
— Дорогая, не забывай, кто глава семьи. Мы не в Америке. Не хватало еще, чтобы куры кукарекали.
— Прости, — сказала Мари.
— Пустяки, мадам. А сейчас я должен приготовиться к ночи. Метеорный поток продолжается, дорогая. Звездам нет дела до наших проблем.
Сверху донесся грохот и лязг. Месье Эристаль задумчиво посмотрел наверх.
— Не знал, что Клотильда дома.
— Это медный столик в коридоре. Клотильда говорит, он все время на нее налетает. Надо бы его переставить.
— Пожалуйста, Мари, не пускай Клотильду на террасу. А то на бедняжку налетит мой телескоп.
Спустившись по лестнице, Клотильда величаво вплыла в гостиную. Платье едва не лопалось на ее пышных формах. С плеч свисала крошечная шкурка какого-то несчастного зверька, отчаянно вцепившегося в собственный хвост.
— Дорогая, ты уходишь? — спросила мадам.
— Йес, мама. У меня кинопробы.
— Опять?
— С режиссером не поспоришь, — ответила Клотильда.
Месье поспешил заслонить собой телескоп. Но дочь благополучно проследовала мимо двери на террасу, разве только споткнулась о порог.
— Так значит, у тебя уже есть режиссер? — спросил месье.
— Само собой. Он подбирает актеров для фильма по роману «Принцесса-голодранка». Там девочка-сирота, и…
— И выясняется, что она — принцесса. Типично американский роман.
— Ты что, читал его?
— Нет, дорогая. Но я знаю.
— А откуда ты знаешь, что он американский?
— Преувеличенный интерес к принцессам — характерная черта американцев. Вдобавок они всегда были неравнодушны к сказке про Золушку.
— Золушку?
— Тебе стоило бы прочитать эту сказку, дорогая.
— Грегори Пек будет играть принца.
— Ну конечно, — сказал месье. — Если бы роман был французский, оказалось бы… осторожно, ради Бога, отойди от телескопа! Я уже настроил его для сегодняшней ночи.
Когда дочь удалилась, вышла во двор и железные ворота лязгнули за ее спиной, мадам сказала:
— Лучше бы она продолжала писать романы. Хоть бы дома бывала чаще. Скорей бы уж она нашла себе приличного молодого человека из хорошей семьи.
