Габриэль Маркес - Полковнику никто не пишет

У полковника тоже наступило обострение. Он по нескольку часов сидел в уборной, покрываясь холодным потом и чувствуя, как гниют и разваливаются на куски его внутренности. «Это всё зима, — убеждал он себя, чтобы не отчаиваться. — Всё будет по-другому, когда кончится дождь». И действительно верил, что когда придет письмо, оно застанет его в живых.

Теперь настал его черед заниматься хозяйством — сводить концы с концами. Часто приходилось стискивать зубы и выпрашивать кредит в соседних лавочках.

— Только до будущей недели, — говорил он, не веря в свои слова. — В пятницу я должен получить кое-какие деньги.

Когда у жены кончился приступ, она была поражена его видом.

— От тебя остались одни кости.

— Готовлю себя на продажу, — сказал полковник. — Уже есть заказ от фабрики кларнетов.

Он держался только надеждой на письмо. Измождённый, с ноющими от бессонницы костями, он разрывался между домашними делами и петухом. Во второй половине ноября петух просидел два дня без маиса, полковник уже думал, что тот умрет. И тут он вспомнил о связке фасоли, которую ещё в июле повесил над печкой. Он облущил стручки и положил петуху в миску горсть сухих фасолин.

— Поди сюда, — позвала жена.

— Сейчас, — сказал полковник, наблюдая за петухом. — Для хорошего аппетита нет плохой еды.

Когда он подошёл к жене, она пыталась приподняться на кровати. От её тела исходил запах лекарственных трав. Отчеканивая каждое слово, она сказала:

— Ты немедленно избавишься от петуха.

Полковник знал, что рано или поздно она так скажет. Он ждал этого момента с того самого вечера, когда убили сына и он решил сохранить петуха. У него было время подумать, что ответить жене.

— Теперь уже не стоит, — сказал он. — Через три месяца начнутся бои, и тогда мы сможет продать его гораздо дороже.

— Дело не в деньгах, — сказала женщина. — Когда придут ребята, скажи им, пусть возьмут петуха и делают с ним что хотят.

— Я держу его из-за Агустина. — Полковник давно приготовил этот довод. — Представь себе, какое у него было бы лицо, когда он рассказывал бы нам о победе петуха.

Женщина вспомнила сына.

— Эти проклятые петухи и погубили его! — крикнула она. — Если бы третьего января он остался дома, может быть, несчастья и не случилось. — И продолжала, указывая на дверь тощим пальцем: — Как сейчас вижу его вон там с петухом под мышкой. Как я просила его, чтобы он не искушал судьбу и не показывался на гальере1. А он только засмеялся и сказал: «Перестань! Сегодня вечером мы будем купаться в золоте».

Она в изнеможении откинулась на кровать. Полковник осторожно подложил подушку ей под голову. И его глаза встретились с её глазами, такими похожими на его собственные.

— Постарайся не двигаться, — сказал он, слыша, как что-то свистит у неё в груди. Женщина впала в забытье. Когда она снова пришла в себя, её дыхание казалось более спокойным.

— Всё это из-за того, что мы недоедаем, — сказала она. — Грех отрывать хлеб от себя и бросать его петуху.

Полковник вытер ей лоб уголком простыни.

— Уж три-то месяца мы продержимся.

— А что мы будем есть эти три месяца?

— Не знаю, — сказал полковник. — Но если бы нам суждено было умереть с голоду, мы бы уже давно умерли.

Петух, живой и здоровый, стоял перед пустой миской. Увидев полковника, он тряхнул головой и произнёс гортанный монолог почти человеческим голосом.

Полковник сочувственно улыбнулся ему.

— Жизнь — тяжёлая штука, приятель.

Потом полковник вышел из дому. Он бродил по городу, погружённому в сиесту, не думая ни о чём, не пытаясь даже убедить себя, что есть хоть какой-нибудь выход из положения. Шагал по пустынным улицам, пока не почувствовал смертельную усталость. Тогда он вернулся домой. Жена услышала, что он пришел, позвала его.

— Чего тебе?

Она ответила, не глядя на него:

— Мы можем продать часы.

Полковник уже думал об этом.

— Уверена, что Альваро без разговоров даст тебе за них сорок песо, — сказала женщина. — Вспомни, как он сразу купил швейную машинку.

Она имела в виду портного, у которого работал Агустин.

— Завтра поговорю с ним, — согласился полковник.

— Зачем откладывать на завтра? — возразила жена. — Ты отнесёшь ему часы сейчас. Положишь на стол и скажешь: «Альваро, вот я принёс часы, чтобы ты купил их у меня». Он тут же поймёт.

Полковник почувствовал себя несчастным.

— Это всё равно что тащить по улице гроб Господень, — запротестовал он. — Если меня увидят с таким свёртком, обо мне начнут распевать песни.

Но и на этот раз жена его убедила. Она сама сняла часы со стены, обернула их в газеты и подала ему.

— Не возвращайся без сорока песо.

Полковник со свёртком под мышкой направился в портняжную мастерскую. У дверей сидели приятели Агустина.

Один из них пригласил его сесть. Полковник смешался.

— Спасибо, — сказал он. — Я на минуту.

Из мастерской вышел Альваро и на проволоке, натянутой в коридоре, стал развешивать кусок мокрого полотна. Альваро был крепкий угловатый молодой человек; его глаза всегда возбуждённо блестели. Он тоже пригласил полковника сесть. Полковник приободрился. Пододвинул табурет к двери, сел и стал ждать, когда останется наедине с Альваро, чтобы предложить ему часы. Но вскоре заметил, что у всех вокруг какие-то напряжённые лица.

— Я не помешал? — спросил он.

Парни запротестовали. Кто-то наклонился к нему и сказал чуть слышно:

— У нас тут листовка, написанная Агустином.

— О чём?

— Всё о том же.

Ему дали листовку. Он положил её в карман и замер в молчании. Только барабанил пальцами по свёртку, пока не заметил, что на него стали поглядывать. Тогда он совсем оцепенел.

— Что это у вас в свёртке, полковник?

Полковник старался избежать взгляда любопытных зелёных глаз Германа.

— Ничего, — солгал он. — Несу вот часы, чтобы он их починил.

— Что это вы придумали, полковник, — сказал Герман, стараясь завладеть свёртком. — Пока вы тут сидите, я сам их посмотрю.

Полковник не выпускал часы из рук. Он не произносил ни слова. Но у него даже веки покраснели. Все вокруг настаивали:

— Дайте ему посмотреть, полковник. Он разбирается в механике.

— Но я не хочу доставлять ему хлопот.

— Какие там хлопоты, — сказал Герман и взял наконец часы. — Немец сдерет десять песо и ничего не сделает.

Герман вошёл с часами в мастерскую, где Альваро уже строчил на машинке. Чуть дальше, у стены, сидела девушка и пришивала пуговицы. Над ней висела гитара, а ещё выше — надпись: «Говорить о политике запрещается».

Полковник, оставшись без часов, не знал куда себя девать. Поставил ноги на перекладину табурета.

— Дело-то дерьмо, полковник.

Он вздрогнул.

— Только без ругательств.

Альфонсо поправил на носу очки, чтобы лучше рассмотреть ботинки полковника.

— Я про ботинки, — сказал он. — Гляжу, вы уже надели лакированные.

— Но это можно сказать и без ругательств, — ответил полковник и показал подметки своих лакированных ботинок. — Этим чудовищам сорок лет, но за всю свою жизнь они ни разу не слышали бранных слов.

— Готово! — крикнул Герман из мастерской, и в то же мгновение раздался бой часов. Кто-то из соседей забарабанил в стену, и женский голос прокричал:

— Не трогайте гитару — ещё год не прошел, как умер Агустин.

Все засмеялись.

— Это часы.

Герман вышел со свёртком.

— Часы в полном порядке. Если хотите, я провожу вас до дому: их надо правильно повесить.

Полковник отказался.

— Сколько я должен?

— Не беспокойтесь, полковник, — ответил Герман, занимая своё место среди остальных. — В январе заплатит петух.

Полковник решил не упускать удобного случая.

— Я хочу предложить тебе кое-что, — сказал он.

— Что же?

— Я дарю тебе петуха. — Полковник внимательно осмотрел лица присутствующих. — Я дарю петуха вам всем.

Герман уставился на него в изумлении.

— Я уже стар, — продолжал полковник. Он хотел, чтобы его голос звучал сурово и веско. — И для меня это слишком большая ответственность. Вот уже несколько дней мне кажется, что петух умирает.

— Не волнуйтесь, полковник, — сказал Альфонсо. — Просто в это время у петухов растут перья, поэтому и у вашего сейчас воспалена кожа.

— Через месяц он будет в порядке, — поддержал Герман.

— Всё равно я не хочу оставлять его у себя.

Герман впился взглядом в полковника.

— Поймите, полковник, важно, чтобы именно вы принесли на гальеру этого петуха.

Полковник задумался.

— Я понимаю. Из-за этого я и держал его до сих пор. — Он стиснул зубы и, собравшись с силами, продолжал: — Плохо то, что до боёв остаётся ещё три месяца.