Гарольд Роббинс - Искатели приключений
Когда он, спустя два месяца, вернулся из Карату, корабль все еще стоял у причала, но теперь это был просто обгоревший кусок дерева, когда-то гордо рассекавший океанские просторы и принесший, в конце концов, черную смерть в этот город. Следов отца и матери Кайме разыскать не удалось.
Когда слуга сообщил о незнакомце, направляющемся через горы к гасиенде, сеньор Рафаэль Кампос взял бинокль и вышел на террасу. Через окуляры бинокля он увидел смуглого мужчину в запыленной одежде, осторожно спускающегося на пони по извилистой тропе. Кампос удовлетворенно кивнул. Слуги были настороже, да и как иначе, когда в любой момент с гор можно было ждать бандитов.
Он снова посмотрел в бинокль, незнакомец ехал очень осторожно. Сеньор Кампос отложил бинокль и достал из кармана золотые часы. Было половина одиннадцатого утра. До гасиенды незнакомец доберется часа через полтора, как раз к ланчу.
— Когда будете накрывать на стол, поставьте еще один прибор, — сказал он слуге и отправился в дом завершать свой туалет.
Прошло почти два часа, прежде чем отец добрался до гасиенды. Дон Рафаэль сидел в тени на террасе. На нем был белоснежный костюм, белая шелковая рубашка с кружевными манжетами, черный галстук подчеркивал тонкие и изящные черты его лица. Тонкая ниточка усов была пострижена по последней испанской моде, волосы и брови слегка тронуты сединой.
Когда отец спешился, дон Рафаэль с удовлетворением отметил, что костюм его вычищен от пыли, ботинки сверкают. Хотя отец торопился, он с удовольствием остановился возле ручья и привел себя в порядок.
Дон Рафаэль Кампос встретил отца на верхней ступеньке.
— Добро пожаловать, сеньор, — вежливо поприветствовал он отца, как это было принято в горах.
— Большое спасибо, сеньор, — ответил отец. — Я имею честь говорить с его сиятельством доном Рафаэлем Кампосом?
Дон Рафаэль кивнул.
Отец поклонился.
— Хайме Ксенос, помощник судьи, к вашим услугам. Дон Рафаэль улыбнулся.
— Прошу, — сделал он приглашающий жест. — Вы почетный гость в моем доме.
— Это большая честь для меня.
Кампос хлопнул в ладоши, и в комнату поспешно вошел слуга.
— Что-нибудь прохладительное для нашего гостя и позаботьтесь о его лошади.
Он провел отца в тень террасы и предложил сесть. Устраиваясь возле небольшого столика, отец бросил взгляд на винтовку и два пистолета, лежавших на полу рядом с креслом.
Дон Рафаэль перехватил его взгляд.
— В горах все время приходится быть начеку.
— Понимаю, — согласился отец.
Слуга принес напитки, мужчины обменялись тостами, и отец передал извинения судьи, но сеньор Кампос не хотел слышать никаких извинений. Он был рад приезду отца и выразил уверенность, что теперь дело будет завершено в его пользу. После ланча дон Рафаэль показал отцу его комнату и предложил отдохнуть, а обсуждение всех дел отложить на завтра. Сегодня гостю нужно отдыхать, и пусть он чувствует себя как дома. Так что мой отец познакомился с моей матерью только вечером за обедом.
Но Мария-Элизабет Кампос наблюдала за всадником из окна, расположенного над террасой, в полуденной тишине дома ей отчетливо был слышен его разговор с отцом.
— Он очень высокий и симпатичный, правда? — раздался позади нее голос.
Мария-Элизабет обернулась. Ее тетка донья Маргарита, управлявшая домом после смерти сестры, стояла рядом и тоже смотрела в окно.
Мария-Элизабет покраснела.
— Но очень смуглый.
— Похоже, в нем есть негритянская кровь, — ответила тетка. — Но это не имеет значения, говорят, что они прекрасные мужья и любовники. Привлекательный мужчина.
До них донесся голос дона Рафаэля, предлагавшего гостю отдохнуть до обеда.
Донья Маргарита повернулась к племяннице.
— Тебе надо прилечь. Гость не должен видеть тебя раскрасневшейся и усталой от жары.
Мария-Элизабет попыталась возразить, но сделала так, как ей посоветовала тетя. Ее тоже заинтересовал высокий смуглый незнакомец, и она хотела предстать перед ним в лучшем виде.
Опустив шторы на окнах, она легла в постель, наслаждаясь прохладным полумраком, но уснуть не смола. Этот незнакомец был адвокатом, она сама слышала, как он говорил об этом, а это значит, что он образован и хорошо воспитан. Не то что сыновья фермеров и плантаторов, живших в окрестностях гасиенды. Все они были грубыми и невоспитанными, интересовались только своими ружьями и лошадьми и совершенно не умели поддерживать вежливый светский разговор.
А ведь ей вскоре предстояло сделать выбор, ей шел уже восемнадцатый год, и отец настаивал на замужестве. Еще год, и она будет считаться старой девой, будет обречена вести такую же жизнь, как донья Маргарита. Но ее ждала худшая перспектива, ведь она была единственным ребенком, и у нее не было ни сестер, ни братьев, о чьих детях она могла бы заботиться.
Погружаясь в сон, Мария-Элизабет подумала, что было бы здорово выйти замуж за адвоката, жить в городе, где совершенно другие люди и другие интересы. Моего отца тоже заинтересовала стройная молодая девушка, спустившаяся к обеду в длинном белом платье, выгодно оттенявшем ее огромные темные глаза и алые губы. Он скорее ощутил, чем увидел, гибкое тело и высокую грудь под корсажем.
Весь обед Мария-Элизабет молчала, прислушиваясь к знакомому голосу отца и восхищаясь приятным южным акцентом гостя. Речь на побережье была гораздо мягче, чем в горах.
После обеда мужчины удалились в библиотеку выпить по рюмке коньяка и выкурить по сигаре, а потом пришли в комнату для занятий музыкой, где Мария-Элизабет играла им на пианино простенькие мелодии. Через полчаса она почувствовала, что гостю это наскучило, и заиграла Шопена.
Мой отец вслушался, глубокая страсть музыки захватила его, он внимательно разглядывал хрупкую девушку, которую почти не было видно из-за громадного рояля. Когда она закончила играть, он зааплодировал.
Дон Рафаэль тоже зааплодировал, но скорее из вежливости и без всякого энтузиазма. Шопен казался ему странным, он предпочитал знакомую печальную музыку и совсем не одобрял этих сумасшедших ритмов.
Мария-Элизабет, раскрасневшаяся и хорошенькая, поднялась из-за инструмента.
— Здесь очень жарко, — сказала она, раскрывая маленький веер. — Я, пожалуй, выйду в сад. Отец моментально вскочил.
— Если позволите, ваше сиятельство? — спросил он с поклоном.
Дон Рафаэль учтиво кивнул.
Отец предложил девушке руку, она грациозно приняла ее, и они вышли в сад. В трех шагах позади них шла донья Маргарита.
— Вы очень хорошо играете, — сказал отец.
— Ну что вы, совсем нет, — рассмеялась Мария-Элизабет. — Для занятий у меня мало времени, да и нет никого, кто бы мог обучать меня.
— Мне показалось, что вы уже всему научились.
— Учиться музыке надо постоянно, — ответила Мария-Элизабет, глядя на отца. — Я слышала, что музыка как законы, которые тоже следует изучать постоянно.
— Вы правы, — согласился отец. — Закон — строгий учитель, он не стоит на месте, каждый день новые толкования, пересмотры, не говоря о новых законах.
Мария-Элизабет бросила на него взгляд, полный восхищения.
— Удивляюсь, как вы все это держите в голове.
Отец посмотрел на девушку и увидел в ее глазах неподдельный интерес. В этот момент он и влюбился, хотя тогда еще не осознавал этого.
Они поженились почти год спустя, когда отец вернулся из Курату с известием о смерти своих родителей. Именно тогда мой дед дон Рафаэль предложил, чтобы отец остался в Бандайе и занялся юридической практикой. В то время там уже было два адвоката, но один был стар и готовился уйти на покой. Ровно через год родилась моя сестра.
Между сестрой и мной у мамы было еще два ребенка, но они родились мертвыми. К тому времени мой отец стал интересоваться историей Греции. В этом ему помогала библиотека, которую он привез из маленького домика в Курату.
Историю своего рождения и крещения я впервые услышал от доньи Маргариты. Когда акушерка и доктор сообщили моему отцу радостную новость, он опустился на колени и воздал благодарение Богу. Во-первых, я был мальчиком (все остальные девочки), а во-вторых, я родился крепким и здоровым.
Сразу начались препирательства по поводу моего имени. Дед, Дон Рафаэль, спорил с пеной у рта, считая, что меня надо назвать в честь его отца. А отец, естественно, хотел назвать меня в честь своего отца, и ни тот ни другой не желали уступать.
Опасную ситуацию разрядила мать.
— Его имя должно отражать будущее, а не прошлое, — сказала она. — Давайте дадим ему имя, в котором воплотятся наши надежды и которое будет понятно всем, кто. его услышит.
Это отвечало и романтическим настроениям моего отца, и фамильным притязаниям деда. Поэтому мой отец выбрал три имени.
Диогенес Алехандро Ксенос.
Диогенес — в честь легендарного правдоискателя, Алехандро — в честь покорителя мира. Свой выбор отец объяснил, когда держал меня на руках во время крещения:
