Три часа между рейсами - Фрэнсис Скотт Фицджеральд

— Именно им я и хочу остаться, а не кровавой лепешкой, какую вы сделали из бедняги-статиста в прошлом месяце!

Тут он осекся. За спиной Хиллиарда маячило знакомое лицо — зловещее и ненавистное лицо сборщика долгов из Североголливудской ссудно-кредитной компании. А на парковке неподалеку стоял его автомобиль, верный друг и преданный слуга, с 1934 года разделявший с ним все передряги и заменявший ему дом, когда не имелось иной крыши над головой.

— Одно из двух, — отчеканил Джордж Хиллиард. — Или ты выполняешь условия контракта, или мы вышвыриваем тебя отсюда окончательно и бесповоротно.

Сборщик долгов сделал еще один шаг в его сторону. Пэт повернулся к Хиллиарду.

— Мне бы занять… — начал он неуверенно, но затем голос его окреп. — То есть я хочу сегодня же получить авансом двадцать пять долларов.

— По рукам, — быстро согласился Хиллиард.

Пэт перевел взгляд на сборщика и, свирепея, произнес:

— Вы слышали? Вы сегодня получите деньги, но, если эта штуковина не выдержит, моя гибель будет на вашей совести!

Следующие несколько минут запомнились Пэту как сквозь сон. Последние инструкции Хиллиард давал уже по выходе из палатки. Пэт заляжет в неглубоком кювете, как бы собираясь поджечь бикфордов шнур, — и тут главный герой медленно проедет колесом машины по его туловищу. До Пэта смысл сказанного доходил едва-едва. Слишком уж отчетливо представлял он свои «послесъемочные останки», похожие на расколотое о стену яйцо.

Покорно взяв горящий факел, он лег в указанное место. Издалека донеслась команда: «Тишина!» — потом что-то гаркнул Хиллиард, и взревел заводящийся двигатель.

— Мотор! — крикнул помреж.

Звук двигателя стал приближаться, усиливаясь с каждой секундой. Что случилось потом, Пэт не запомнил.

IV

Когда он очнулся, вокруг было темно и тихо. Какое-то время он не мог понять, где находится. Потом увидел звезды и сообразил, что лежит под открытым калифорнийским небом. Потом ощутил чьи-то крепкие объятия и подумал, что он здесь не один. Потом до него дошло, что эти объятия — стальные, ибо он по-прежнему скован металлическим корсетом. И только после этого он вспомнил все — вплоть до момента, когда к нему приблизилась машина.

Судя по ощущениям, он остался цел и невредим. Тогда почему он все еще здесь? И почему один-одинешенек?

Пэт попытался встать, но не смог и, перепугавшись, начал звать на помощь. Так он с небольшими перерывами кричал минут пять, пока вдалеке не послышался чей-то голос, и вскоре помощь явилась в лице полисмена.

— Что, дружок, упился в лежку?

— Куда там! — простонал Пэт. — Я был на съемках этим вечером. Похоже, надо мной свински подшутили, оставив валяться в канаве.

— Они могли просто забыть о тебе в суматохе.

— Забыть обо мне?! Да я был в самом центре этой суматохи! Если не веришь, потрогай, что за гадость на меня нацепили.

Полисмен помог ему встать на ноги.

— Они все здорово струхнули, — пояснил он. — Не каждый день кинозвезда ломает ногу во время съемок.

— Как это так? Да что случилось?

— Говорят, он переезжал на машине какое-то препятствие, машина опрокинулась, и он сломал ногу. Теперь съемки надолго прервутся, и все они в истерике.

— И они бросили меня тут запакованным в эту… эту чертову скороварку! Как я избавлюсь от нее посреди ночи? И как я поведу свою машину?

При всей обуревавшей его ярости, Пэт испытал и своего рода злорадную гордость. На этих съемках он таки задал им перцу! После стольких лет пренебрежения он заставил этих шишек с собой считаться. Шутки в сторону: мало кому удается два раза подряд сорвать производство фильма.

Премьера Пэта Хобби[134]

I

— Никакой работы для тебя нет, — сказал Джек Бернерс. — У нас и так сценаристов больше, чем нужно.

— Я пришел не просить работу, — с достоинством ответил Пэт Хобби. — Я хочу получить билеты на сегодняшнюю премьеру — мне они положены как соавтору.

— Ах да, как раз об этом я хотел с тобой поговорить. — Бернерс посуровел. — Возможно, нам придется убрать твое имя из титров.

— Что?! — возопил Пэт. — Да оно уже опубликовано! Я сам прочел в «Репортере»: «Сценарий Уорда Уэйнрайта и Пэта Хобби».

— Но из прокатной версии мы тебя, скорее всего, выбросим. Уэйнрайт вернулся с восточного побережья и сразу поднял бучу. Он говорит, что твое участие ограничилось заменами «нет» на «нет, сэр», «красный» на «темно-красный» и так далее.

— Я двадцать лет в этом бизнесе, — сказал Пэт. — И я знаю свои права. Этот тип всего лишь снес яйцо, а меня наняли, чтобы вырастить из него индейку.

— Ничего подобного, — возразил Бернерс. — После отъезда Уэйнрайта в Нью-Йорк я нанял тебя всего лишь для проработки одного второстепенного персонажа. И если бы я тогда же не уехал на рыбалку, черта с два ты смог бы пролезть в соавторы!.. — Тут Бернерс встретил взгляд тоскливых, с красными прожилками глаз Пэта и поневоле смягчился. — Хотя лично я был бы только рад после всех этих лет снова увидеть твое имя в титрах.

— Я свяжусь с Гильдией сценаристов и буду отстаивать свои права.

— У тебя нет ни единого шанса, Пэт. Но по крайней мере сегодня твое имя промелькнет на экране и напомнит всем, что ты еще жив. Я достану для тебя пару билетов, однако на премьере держись подальше от Уэйнрайта. Ни к чему нарываться на стрессы, когда тебе уже за пятьдесят.

— Мне сорок с хвостиком, — сказал Пэт, которому было сорок девять.

Загудел зуммер интеркома. Бернерс нажал кнопку.

— Пришел мистер Уэйнрайт, — сообщила секретарша.

— Попросите его подождать. — Он повернулся к Пэту. — Это Уэйнрайт. Тебе лучше выйти через боковую дверь.

— А как же билеты?

— Загляни ближе к вечеру.

Для какого-нибудь юного неокрепшего дарования это явилось бы сокрушительным ударом, но Пэт Хобби был человеком крепкой закалки. И закалила его таким образом злая судьба, наносившая ему всякого рода удары практически непрерывно на протяжении десяти лет. Используя весь свой немалый опыт, цепляясь за каждую травинку, что смогла пробиться сквозь мостовую на пространстве между Вашингтонским бульваром и Вентурой, между Санта-Моникой и Вайн-стрит, он как мог замедлял свое сползание в пропасть. Иногда ему под руку попадался кустик попрочнее — в виде халтуры на несколько недель, — и сползание приостанавливалось, чтобы затем продолжиться с неумолимостью, способной повергнуть в безысходное отчаяние любого менее жизнестойкого человека.

Вот и сейчас, благополучно выбравшись из кабинета Бернерса через боковую дверь, Пэт смотрел в ближайшую перспективу, предпочитая не оглядываться назад. И