Под маской - Фрэнсис Скотт Фицджеральд
В это же время они познакомились с графом Чики Саролаи. Он был привлекательным реликтом австрийской аристократии, бедным, словно церковная мышь, но с солидными связями во французском обществе. Сестра его была замужем за маркизом Клу-де-Гиронделли, который был не только родовитым аристократом, но и весьма удачливым парижским банкиром. Граф Чики ошивался то тут, то там, откровенно живя за чужой счет, подобно Оскару Дэну, но в совсем ином обществе.
Его слабостью были американцы; он цеплялся за их словечки с таким жаром, словно надеялся, что рано или поздно ему откроется с их помощью некая таинственная формула и он научится делать деньги. Познакомились они случайно, но со временем его интерес к семейству Келли возрос. Все время, пока Николь ждала ребенка, он неотлучно находился в доме, не уставая расспрашивать обо всем, что касалось американской преступности, американского сленга, американских финансистов и американских манер. Он заходил позавтракать или пообедать всегда, когда ему некуда было идти, и с молчаливой признательностью даже убедил сестру однажды побеседовать по телефону с Николь, которая была польщена вниманием столь высокопоставленной особы.
Они договорились, что когда Николь уедет в больницу, он останется в квартире и составит Нельсону компанию — договоренность, которую Николь не одобрила, так как и Нельсон, и граф Чики были неравнодушны к выпивке. Но в день, когда все было решено, граф Чики принес прекрасную новость о том, что его кузен устраивает одну из своих знаменитых вечеринок на реке Сене, и что супруги Келли туда приглашены и — самое приятное! — вечеринка состоится не завтра, а через три недели после того, как Николь должна была родить! Поэтому, как только Николь уехала в больницу, граф Чики въехал в квартиру.
Родился мальчик. На некоторое время Николь забыла обо всех остальных людях; они ее больше не интересовали. Она и сама удивилась тому, что у нее проявился подобный снобизм — все казалось ей скучным и пошлым по сравнению с новой личностью, которую по восемь раз на дню подносили к ее груди.
Через две недели она вернулась на квартиру с ребенком, но граф Чики и его паж все равно остались. Как бы само собой разумелось — здесь скрывалась некая тонкость европейского воспитания, решили Келли, — что он будет жить у них на иждивении вплоть до вечеринки. В квартире было тесновато, и Николь хотела, чтобы граф съехал — но ей не хотелось рисковать лестным приглашением. «Если уж бываешь в обществе, то это должно быть самое лучшее общество», — думала она.
До вечеринки оставался день. Николь лежала в шезлонге, а граф Чики рассказывал о планах на завтрашний вечер — видно было, что он занимал не последнюю роль в их составлении.
— Каждый гость в качестве пропуска на борт судна должен будет первым делом выпить два коктейля в американском стиле.
— Но я думала, что самые модные французы — Фабург, Сен-Жермен и прочие — не пьют коктейлей?
— Моя семья старается идти в ногу со временем. Мы переняли некоторые американские традиции!
— Кто будет на вечеринке?
— О, весь Париж!
Перед ее глазами проплывали образы светской хроники. На следующий день она не смогла устоять перед искушением упомянуть о приближающемся событии в разговоре с доктором. Но его реакция показалась ей даже оскорбительной — во взгляде врача читались недоверие и изумление.
— Простите, правильно ли я вас понял? — переспросил он. — Правильно ли я понял, что вы собираетесь на вечерний бал?
— Да! — недоуменно ответила она. — А почему вы об этом спрашиваете?
— Милая моя, вам нужно как можно меньше двигаться — по крайней мере, еще две недели. Нужно избегать любых нагрузок — в частности, я не рекомендую вам танцевать.
— Но это смешно! — воскликнула она. — Прошло уже три недели! Эстер Шерман поехала в Америку через…
— Это не имеет значения, — перебил он. — Каждый случай — особый. У вас возникли некоторые обстоятельства, в силу которых вам нужно следовать моим предписаниям.
— Но я собиралась пробыть там всего пару часов — разумеется, я должна быть дома с Санни…
— Вам не следует выходить из дома даже на пару минут!
Он говорил совершенно серьезно, и она поняла, что он был прав; тем не менее, она не стала рассказывать Нельсону о разговоре. Вместо этого она сказала, что очень устала и поэтому, возможно, никуда не пойдет, и провела беспокойную ночь, взвешивая свое разочарование и свой страх. Проснувшись утром, чтобы покормить Санни, она подумала: «Всего-то надо сделать десяток шагов от лимузина к креслу и посидеть там полчасика…»
В последнюю минуту она взглянула на светло-зеленое вечернее платье от Коллет, висевшее на спинке стула в спальне, — и не смогла устоять. Она поехала.
Николь поняла, что совершила ошибку, завидев суету и суматоху уже при входе, где гостям предлагались «входные» коктейли, выпиваемые со всем подобающим случаю весельем. На судне вообще не было предусмотрено «сидячих» мест, и, поприветствовав хозяев, Нельсон с трудом отыскал для нее стул на палубе. Она села, и легкая слабость сейчас же прошла.
Она была рада, что все-таки пошла. Судно было увешано хрупкими фонариками, свет которых смешивался с пастельной темнотой под многочисленными мостами и светом отражавшихся в темной Сене звезд, — все напоминало сон ребенка из «Тысячи и одной ночи». Толпы зевак собрались по обоим берегам, голодными взорами провожая удаляющееся судно. Целые армии бутылок шампанского торопливо маневрировали стройными взводами туда и сюда, а музыка вместо того, чтобы быть навязчиво-громкой, наплывала на гостей с верхней палубы, подобно оплывающему воску. Она вдруг заметила, что они были не единственными американцами среди гостей; на палубе были мистер и миссис Майлс, которых они не видели уже несколько лет.
Там были и другие старые знакомые. Она почувствовала легкое разочарование. А что, если эта вечеринка была не самой шикарной вечеринкой маркиза? Она припомнила, что ей обещали. Она спросила у графа Чики, который был рядом с ней, какие здесь есть знаменитости? Но, указав на нескольких человек, о которых она подумала, что это весьма известные люди, она получила весьма уклончивый ответ, что эти уже уехали, те прибудут позже, а остальные не смогут прийти. Ей показалось, что на другом конце салона она узнала ту самую девушку, устроившую сцену в кафе «Париж», в Монте-Карло, но она не была
