Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 15. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Часть третья
В противность этому характеру рассуждений, доказывающих необходимость, рассуждения, доказывающие свободу,1512 не имеют смысла закона и1513 не имеют всегда одинаковой достоверности.
Рассуждение это говорит: я сознаю себя свободным и потому1514 знаю, что человек свободен.
Если к этому рассуждению мы приложим требования закона, которые находятся в 1-м рассуждении, мы увидим, что оно не удовлетворяет ему. Всегда ли одинаково это знание о свободе человека?
Нет, и достоверность свободы человека зависима от условий1515 времени.
* № 320 (рук. № 101. Эпилог, ч. 2, гл. IX, X).
Рассматривая понятие наше о свободе людей по отношению каждого из этих условий, мы увидим: по каждому из них существует постепенность достоверности о свободе, смотря по тому:
1) в большей или меньшей связи с1516 внешним миром рассматривается человек, 2) по тому, более или менее короткий промежуток времени отдаляет время суждения от времени совершения и 3) более или менее доступны нам причины поступка.
1) Рассматривая человека совершенно отдельно от внешнего мира и от других людей, мы видим совершенную достоверность свободы каждого его поступка. Человек, мыслящий и записывающий свою мысль, пашущий свое поле или поющий песню, рассматриваемый один — несомненно свободен, но тот же человек, пашущий поле, когда мы рассматриваем его1517 как мужика из деревни, или пишущий мысли, когда мы рассматриваем его как1518 писателя, и поющий в концерте человек — представляются нам тем менее свободными, чем яснее мы видим их связь с1519 внешним миром. Человек семейный представляется нам менее свободным, чем одинокий, семейный и служащий — еще менее, семейный, служащий и участвующий в денежных предприятиях — еще менее, человек семейный, служащий, участвующий в денежных делах <и кроме того, член общества, государства, народа — еще менее>.1520
Чем понятнее нам связь человека с внешним миром вообще, тем недостовернее его свобода,1521 экономическая, государственная, религиозная, общечеловеческая связь его с внешним миром, чем яснее она нам, тем недостовернее его свобода. На этом основании строится невменяемость всех действий, совершаемых на войне или в революциях, невменяемость, особенно живо выражаемая общественным мнением. Проявление свободы человека нарушает все законы мира. Чем меньше видимая связь человека с миром, тем полнее представляется свобода, и наоборот.
Рассматривая человека в близком прошедшем, мы будем иметь наибольшую достоверность его свободы.
* № 321 (рук. № 101. Эпилог, ч. 2, гл. X).
1522 Рассуждение о свободе людей не имеет, как первый вывод, разнообразных точек отправления, приводящих к одному выводу. Оно имеет одно1523 основание сознания. И если мы спросим себя,1524 одинаково ли относится оно к одному человеку или ко всем людям? Одинаково ли оно относится ко всякому периоду времени? Мы принуждены будем признать,1525 что достоверность его подлежит условиям количества рассматриваемых людей и времени.
Так: 1)1526 судя о свободе человека, находящегося в уединении, и другого человека, участвующего в толпе людей, имеющих одну цель, мы в первом случае признаем большую и во втором — меньшую достоверность нашего суждения; и видим, что степень свободы человека в нашем представлении увеличивается и уменьшается, смотря по большей или меньшей связи его с другими людьми. 2) Кроме того, судя о свободе своей или другого человека при совершении поступка в близком прошедшем и при совершении поступка в дальнем прошедшем — в первом детстве, мы признаем большую или меньшую достоверность нашего суждения, смотря по большей или меньшей отдаленности периода времени совершения действия от настоящего, и видим, что степень свободы человека в нашем представлении увеличивается или уменьшается по мере отдаления или приближения времени поступка от времени суждения.
* № 322 (рук. № 101. Эпилог, ч. 2, гл. IX, X).
Если бы Наполеон не приказал, солдат не пошел бы. Если бы не шел солдат, Наполеон не мог бы приказывать. И потому одинаково неправильно сказать, что солдат пошел оттого, [что] приказал Наполеон, или сказать, что Наполеон приказал оттого, что шел солдат, — т. е. что к явлению, которое мы рассматриваем, понятие причины не приложимо.
Начало рукописи
Отрывок из чернового автографа Толстого к гл. X, ч. 2 эпилога
В последнем анализе мы приходим к1527 кругу вечности, к1528 той крайней грани, к которой во всякой области мышления приходит ум человеческий, если не играет своим предметом. Электричество производит тепло, тепло производит электричество. Атомы притягиваются, атомы отталкиваются. Говоря о взаимодействии тепла и электричества и о1529 атомах, мы не можем сказать, почему это происходит, а говорим, что это так есть потому, что немыслимо иначе, так должно быть, что это закон.
То же самое относится и до исторических явлений. Почему происходит война или революция, мы не знаем, мы знаем только, что для совершения того или другого действия люди складываются в известное соединение, и говорим, что это так есть потому, что немыслимо иначе, должно быть, что это закон.
Если бы история имела дело до внешних явлений, постановление неопровержимого закона было бы достаточно, и мы бы кончили наше рассуждение; но закон1530 относится до человека.
Частица материи не может сказать нам, что она вовсе не чувствует потребности притягивания и отталкивания и что это неправда, человек же, который есть предмет истории, прямо говорит: я свободен, а потому не подлежу законам.
_________
В последнем доводе своем вопрос истории сводится на вопрос о свободе воли.
Присутствие этого невысказанного вопроса чувствуется на каждом шагу истории.
Все серьезно мыслившие историки невольно приходили к этому вопросу и признавали непостижимую силу, руководящую1531 волями людей.
* № 323 (рук. № 101. Эпилог, ч. 2, гл. IX).
Сознание говорит: я свободен. Разум говорит: я подлежу законам. Соглашение этих противуречий кажется невозможным,1532 и вместе с тем противуречие это происходит не от ошибки мышления, как то говорит Кант, ибо сознание не может подлежать ошибкам мышления.
* № 324 (рук. № 101. Эпилог, ч. 2, гл. X).
1533 Ибо1534 1) как бы ни увеличивали наше знание тех пространственных условий, в которых находится человек, мы никогда их не узнаем все, ибо число их велико бесконечно, так же, как бесконечно пространство.
2) Как бы мы ни удлиняли период времени, он будет конечен, а время — бесконечно.
И 3) Как бы ни была велика цепь причин, которая нам известна, мы никогда не будем знать ее всю, ибо она бесконечна. И потому мы никогда не придем к представлению полной необходимости.
Точно так же никогда мы не можем придти к представлению полной свободы, ибо: 1) Как бы мы ни представляли себе человека исключенным от влияний внешнего мира, влияние это всегда будет.
Для того, чтобы представить его себе вне влияний окружающего, мы должны представить его себе или неспособным воспринимать эти влияния, то есть уже не1535 человеком, или вне пространства.
2) Как бы мы ни приближали время суждения к времени поступка, мы никогда не получим понятия свободы1536
и 3) Как бы мы ни увеличивали трудность постижения причины, мы никогда не придем к признанию полной свободы, то есть отсутствия причины.
Как ни была непостижима для нас причина выражения воли, в1537 каком бы то ни было, своем или чужом поступке — первое требование ума есть1538 предположение причины.
Если бы мы признали совершенную недосягаемость для нас причины действия1539 человека, мы бы признали, что действие это не имело причины,1540 то есть имело причиною силу, действовавшую извне, то есть отрицали бы свободу.1541
Итак,1542 для того, чтобы получить полное понятие необходимости, мы должны допустить бесконечное количество условий, бесконечно великий период времени и бесконечный ряд причин.1543
