Дин Лин - Солнце над рекой Сангань
Цянь Вэнь-гуй повторил:
— Удостоился милости господ-бедняков…
— Долой! Неправильно! Мы не «господа-бедняки». Мы добились свободы! Теперь мы «хозяева новой жизни».
— Вот это верно!
— Верно! Так и пиши: «хозяева новой жизни». Ха-ха-ха!
— …удостоился милости хозяев новой жизни, которые даровали мне жизнь…
— Что? Совсем не так! — разъярился кто-то. — Я, «хозяин новой жизни», не разрешаю тебе этого писать! Пиши: «…даровали мне мою собачью жизнь…»
— «…даровали мне мою собачью жизнь…» — подхватили все.
— Даровали мне мою собачью жизнь, — вынужден был прочитать Цянь Вэнь-гуй. — Отныне я должен всеми силами искупить прежние свои преступления, а если хоть на волос нарушу закон, если пойду против вас, то готов принять смертную казнь. Обязательство писал злодей Цянь Вэнь-гуй, расписался в присутствии всех. Третьего числа восьмой луны.
Президиум поставил его обязательство на обсуждение, но особых возражений не последовало. Только кое-кто еще ворчал, что негодяй отделался слишком дешево и его следовало бы еще потрясти.
Цянь Вэнь-гуя тут же отпустили, разрешив временно поселиться в доме Цянь И, а все его имущество было решено опечатать. Будущей комиссии по переделу земли надлежало рассмотреть, какое имущество и в каком количестве оставить Цянь Вэнь-гую.
Последним пунктом повестки как раз и явились выборы новой комиссии. Кандидатуру Лю Маня утвердили единогласно. Выбрали и Го Фу-гуя. Старый Ли Бао-тан, как хороший председатель, был тоже включен в комиссию. Была выдвинута кандидатура и старого Го Цюаня, лучше других знавшего, у кого какие земельные участки.
Поглаживая свои жесткие, как щетка, усы, старик смущенно сказал:
— Как же я могу отказать? Вам, я вижу, не мешает, что я слишком стар. Так и быть, поработаю.
Вошел в комиссию и Жэнь Тянь-хуа, человек энергичный, хороший счетовод. Без него трудно было бы разобраться в делах. Выдвинули Хоу Цин-хуая, тоже умевшего считать на счетах, — молодого, решительного парня, который часто выступал на собраниях против помещиков. Была единодушно поддержана и кандидатура Чэн Жэня, не поддавшегося обольщениям Цянь Вэнь-гуя, вышедшего первым на борьбу с ним.
Все радовались первой победе в борьбе за земельную реформу. Самое трудное осталось позади, главный враг был повержен, но предстояло еще много работы: в деревне оставались еще силы ненавистного прошлого, рассчитаться нужно было с каждым врагом в отдельности и добиться полной победы.
Суд над помещиком-злодеем заставил крестьян поверить в собственные силы, поднял их энергию. Сегодняшние Теплые Воды уже не походили на вчерашние. Когда народ стал расходиться, воздух огласился ликующими криками.
Конец собрания явился началом новой жизни.
ГЛАВА LI
Тревоги Гу Юна
Захваченный общим подъемом, пошел на собрание и Гу Юн. Сначала он пристроился у стены, но заметил неподалеку Хоу Дянь-куя и отошел подальше от такого соседа, очутился снова рядом с кем-то из помещичьей семьи и опять отошел. Наконец, чтобы не привлекать к себе внимания, он смешался с толпой. Кругом горячо спорили, обменивались мнениями. Хотя он радовался, что решено бороться с Цянь Вэнь-гуем, но все же не отваживался отвечать на вопросы, когда с ним заговаривали соседи, а только слушал. Он по-прежнему боялся за себя: разве не говорили про него, что он «помещик в золоте и серебре»?
Когда же собрание открылось и председателем его оказался Ли Бао-тан, Гу Юн успокоился. Ли Бао-тан — хороший, честный старик, с которым он был в большой дружбе. С детства они вместе батрачили, а позже, когда Гу Юн купил сад у помещика Ли, он учился у Бао-тана уходу за фруктовыми деревьями. Они часто вместе сторожили или убирали сады. Их сближало и то, что они были одного возраста, да и жизнь, прожитая почти одинаково в непрерывном тяжелом труде.
Понимая, что Ли Бао-тан хорошо знает его и не примет за «помещика в золоте и серебре», не будет, конечно, рассчитываться с ним или мстить ему, Гу Юн как-то сразу стал увереннее и даже решился вступить в разговор с соседями и высказывать свое мнение.
Когда он увидел на трибуне Лю Маня, услышал про преступления Цянь Вэнь-гуя, он весь загорелся участием к Лю Маню.
— Ах, что вы скажете? Как же этот кровопийца изничтожил семью Лю Маня! Неужели он не отомстит? Где же тогда справедливость?
И вместе со всеми он сжимал кулаки от гнева.
Вдруг на трибуне появился его сын, Гу Шунь. Он требовал от Цянь Вэнь-гуя возмещения убытков за сломанную грушу, не забыв упомянуть о том, как Цянь Вэнь-гуй угрозами заставил породниться их семьи, как приставал к его сестре. Тьфу! К своей же снохе!
Слушая сына, Гу Юн то радовался, что может дать выход своему гневу, то сердился, находя, что неприлично так откровенно говорить на людях; но никто не смеялся над Гу Шунем, кругом раздавались лишь возмущенные крики:
— Бесстыжий! Старый осел!
Наконец, Гу Юн так увлекся, что стал со всеми выкрикивать лозунги, потрясать кулаками и, разгорячившись, забыл о тревогах последних недель, о давившем его тяжелом бремени — о кличке «помещик в золоте и серебре».
Он смеялся вместе со всеми, когда Цянь Вэнь-гуй с искаженным от страха лицом кричал с трибуны: «Добрые отцы и деды, добрые отцы и деды…»
«Неужели уже настал час отмщения? — спрашивал себя Гу Юн. — Что же случилось? Мир в самом деле перевернулся? Ха-ха!» И он стал хлопать всем выступавшим, подхватывать все жалобы, все обвинения, приветствовать коммунистов. Разве без коммунистов добились бы этого? Партия у них правильная.
Когда все разошлись, и он отправился домой. Еще на крыльце он услышал жаркие споры. Горячились все — и старые и молодые. «Точно на собрании», — подумал он. Даже дети вмешивались в разговор, снова и снова изображая в лицах все, что они только что видели, повторяя особенно запомнившиеся им слова:
— Не стоять тебе на этой трибуне! — кричал один. — На колени! На колени перед отцами деревни!
Другие тянули плачущими голосами:
— Добрые отцы и деды!.. Добрые отцы и деды!
— Да скажите же, наконец, отдадим мы часть нашей земли? — послышался голос Гу Шуня.
Точно удар грома прозвучали для Гу Юна слова сына. Все его воодушевление сразу исчезло. Как оглушенный, стоял он на крыльце, не решаясь войти в дом. А Гу Шунь продолжал:
— Скажите, что плохого в коммунистах? Что они помогают беднякам? Что они свергли злодеев? Они дали возможность даже нашей семье рассчитаться с Цянь Вэнь-гуем, а ведь у нас земли гораздо больше, чем у него. Но народ против нас не борется, не требует у нас документов на землю. Что ж, вы думаете, народ нас боится? Упрямство нам не поможет. Землю мы не удержим. Лучше немедля пойти к Чжан Юй-миню и другим товарищам из союза и отдать часть нашей земли. Не пристало нам ждать, пока придут за ней к нам в дом. Решайте же, дядя, отец! Да где же отец? До сих пор не вернулся?
Женщины — и те раскричались от волнения и страха.
— Гу Шунь дело говорит. Мы, женщины, тоже так думаем, — послышался голос старшей снохи, — пусть у нас будет меньше земли, ведь излишки отдадут беднякам.
Гу Юн испугался, он не хотел решать вопрос о земле сейчас, в эту минуту. Услыхав, что его хватились, он, крадучись, выскользнул со двора, неторопливо добрался по безлюдной улице до театральной площадки, усеянной шелухой от арбузных семечек, фруктовыми косточками, арбузными корками и другим мусором. От белого колпака Цянь Вэнь-гуя остался лишь каркас с клочьями бумаги. Ветер гнал его то в одну, то в другую сторону, и, пролетев немного по воздуху, он снова катился по земле.
После недавнего оживления все кругом казалось особенно пустынным и безлюдным. Гу Юн сел на бревно у стены, тупо посматривая по сторонам. На душе было тоскливо. Он уже не противился желанию сына. Но он искал ответа на вопрос: почему с ним, промучившимся всю жизнь, хотят поступить, как с Ли Цзы-цзюнем и с другими помещиками? «Меня считают помещиком потому, что у меня много земли, но ведь я добыл эту землю своим по́том, отдал за нее труд всей моей жизни!» Он не мог забыть обидной клички, которой его заклеймили, — «помещик в золоте и серебре». И он снова и снова повторял:
— По своей воле не отдам земли! Пускай возьмут, сколько им нужно! А хотят бороться со мной, пусть борются!
Смеркалось. Вороны стаями пролетали над его головой, а он все сидел да курил трубку за трубкой, словно ища утешения, время от времени озираясь вокруг красными слезящимися глазами.
Вдруг из-за угла показалась сгорбленная фигура. Кто-то медленно шел по площади, оглядываясь по сторонам, но не замечая Гу Юна. Человек показался Гу Юну знакомым, хотя он и не мог сразу вспомнить, кто это. Гу Юн поднялся, подошел ближе и схватил его за руку. От неожиданности тот опешил, но, разглядев Гу Юна, радостно воскликнул:
