Михаил Булгаков - Том 7. Последние дни

Никита. Ваше превосходительство, пожалуйте.

Жуковский. Как это — поехал кататься? Его нету дома?

Никита. Одна Александра Николаевна. А детишки с нянькой к княгине пошли…

Жуковский. Да что же это такое, я тебя спрашиваю?

Входит Гончарова.

Гончарова. Бесценный друг! Здравствуйте, Василий Андреевич!

Жуковский. Здравствуйте, Александра Николаевна. Позвольте вас спросить, что это такое? Я не мальчик, Александра Николаевна!

Гончарова. Что вас взволновало, Василий Андреевич? Садитесь… Как ваше здоровье?

Жуковский. Ма santé est gatée parles attaques de nerfs…[29] И все из-за него.

Гончарова. А что такое?

Жуковский. Да помилуйте! Вчера как оглашенный скачет на извозчике, с извозчика кричит, что зайти ко мне не может, просит зайти к себе сегодня. Я откладываю дела, еду сюда, а он, изволите ли видеть, кататься уехал!

Гончарова. Ну простите его, я вас прошу, тут какая-то путаница. Право, вас следует расцеловать за хлопоты об Александре.

Жуковский. Ах, не надобно мне никаких поцелуев… Простите, забылся… Отрекаюсь на веки веков! Из чего я хлопочу, позвольте спросить! Только что-нибудь наладишь, а он тотчас же испакостит! Кажется, умом он от природы не обижен, а ежели он теперь поглупел, так его драть надобно!

Гончарова. Да что случилось, Василий Андреевич?

Жуковский. А то, что царь гневается на него, вот что-с! Извольте-с. Третьего дни на бале государь… И что скажешь? Я сгорел от стыда… Извольте видеть, стоит у колонны во фраке и в черных портках… извините, Александра Николаевна, Никита!

Никита входит.

Ты что барину на бал подал позавчера?

Никита. Фрак.

Жуковский. Мундир надобно было подать, мундир!

Никита. Они велели, не любят они мундир.

Жуковский. Мало ли чего он не любит. А может, он тебе халат велит подать? Это твое дело, Никита. Ступай, ступай.

Никита. Ах ты, горе… (Уходит.)

Жуковский. Скандал. Не любит государь фраков, государь фраков не выносит. Да он и права не имеет! Ему мундир по должности присвоен! Это недостойно, неприлично! Да что фрак! Он опять об отставке начал разговаривать. Нашел время! Ведь он не работает, Александра Николаевна! Где история, которую он посулил? А тут опять про какие-то стихи его заговорили! Помните, что было?.. А у него доброжелателей множество! Поверьте, натрубят в уши!

Гончарова. Ужасно то, что вы говорите, Василий Андреевич! Но он так взволнован, так болен в последнее время… Так иногда глаза закроешь, и кажется, что летим в пропасть… Все запуталось…

Жуковский. Распутаться надобно, это блажь. У государя добрейшее сердце, но искушать нельзя. Нельзя искушать! Смотрите, Александра Николаевна, Наталье Николаевне скажите: оттолкнет от себя государя — потом не поправишь!

Гончарова. Чем отблагодарим вас, Василий Андреевич?

Жуковский. Да что благодарности!.. Я ему не нянька! Вредишь? Вреди, вреди, себе вредишь!.. Прощайте, Александра Николаевна.

Гончарова. Ах, нет, нет… Как же так?.. Останьтесь, подождите, он сейчас придет, он сейчас придет…

Жуковский. И видеть его не намерен, да мне и некогда.

Гончарова. Смените гнев на милость, он исправится..

Жуковский. Ах, полно, Александра Николаевна. En cette dernière chose je ne compte guère.[30] (Идет к дверям, видит на фортепьяно стопку книг.) Я этого еще не видел. Новый Онегин? А, хорошо!

Гончарова. Сегодня из типографии принесли.

Жуковский. А, хорошо. Очень хорошо.

Гончарова. Я уже гадала сегодня по этой книге.

Жуковский. Как это по книге гадают? Погадайте мне.

Гончарова. Назовите какую-нибудь страницу.

Жуковский. Сто сорок четвертая.

Гончарова. А строка?

Жуковский. Ну пятнадцатая.

Битков показывается у камина в кабинете.

Гончарова (читает). «Познал я глас иных желаний…»

Жуковский. Мне? Верно…

Гончарова. «Познал я новую печаль…»

Жуковский. Верно, верно.

Гончарова. «Для первых нет мне упований…»

Битков (шепотом). «А старой мне печали жаль…» (Скрывается в кабинете.)

Жуковский. А?

Гончарова. «А старой мне печали жаль».

Жуковский. Ах, ах… Как черпает мысль внутри себя! И ведь как легко находит материальное слово, соответственное мысленному! Крылат, крылат! О полуденная кровь!.. Неблагодарный глупец. Сечь его! Драть!

Сумерки окутывают квартиру.

Гончарова. А теперь вы мне.

Жуковский. Страница?

Гончарова. Сто тридцать девятая.

Жуковский. А строка?

Гончарова. Тоже пятнадцатая.

Жуковский (читает). «Приятно дерзкой эпиграммой взбесить оплошного врага…»

Пушкина остановилась в дверях.

Нет, что-то не то… «Приятно дерзкой эпиграммой взбесить оплошного врага… Еще приятнее в молчаньи ему готовить честный гроб…» Нет, не попали, Александра Николаевна. А, простите, Наталья Николаевна! Шумим, шумим, стихи читаем…

Пушкина. Добрый день, Василий Андреевич, рада вас видеть. Читайте на здоровье, я никогда не слушаю стихов. Кроме ваших…

Жуковский. Наталья Николаевна, побойтесь бога!

Пушкина. Кроме ваших, Василий Андреевич. Votre dernière ballade m’a fait un plaisir infini[31]…

Жуковский. He слушаю, не слушаю!

В кабинете пробили часы.

Ах, батюшки! Мне к цесаревичу!.. Au revoir, chère madame, je m’apercois, que je suis trop bavard[32]…

Пушкина. Обедайте с нами.

Жуковский. Благодарствуйте, никак не могу. Au revoir, mademoiselle. Извольте же сказать ему! Прошу не провожать меня. (Уходит.)

Сумерки.

Гончарова. Таша, Василий Андреевич приезжал сказать насчет неприятности на бале из-за фрака.

Пушкина. Как это скучно! Я предупреждала.

Гончарова. Что с тобой?

Пушкина. Оставь меня.

Гончарова. Я не могу понять тебя. Неужели ты не видишь, что все эти неприятности из-за того, что он несчастлив? А ты с таким равнодушием относишься к тому, что может быть причиной беды для всей семьи.

Пушкина. Почему никто и никогда не спросил меня, счастлива ли я? С меня умеют только требовать. Но кто-нибудь пожалел меня когда? Что еще от меня надобно? Я родила ему детей и всю жизнь слышу стихи, только стихи… Ну и читайте стихи! Счастлив Жуковский, и Никита счастлив, и ты счастлива… и оставьте меня.

Гончарова. Не к добру расположена твоя душа, не к добру. Вижу. Ты не любишь его.

Пушкина. Большей любви я дать не могу.

Гончарова. Увы, я знаю твои мысли. И мне больно за семью.

Пушкина. Ну и знай (Пауза.) Знай, что и сегодня я должна была с ним увидеться, а он не пришел. И мне скучно.

Гончарова. Вот на какой путь ты становишься!

Пушкина. Да что тебя волнует? Разве он одинок? Ты ухаживаешь за ним, а я смотрю на это вот так… (Подносит пальцы к глазам.)

Гончарова. Ты с ума сошла! Не смей мне так говорить, не смей, не смей! Мне жаль его, его все бросили!..

Пушкина. Погляди мне в глаза…

Никита (в дверях). Полковник Данзас просит вас принять его.

Пушкина. Откажи, не могу принять.

Данзас (входит в шинели). Приношу мои извинения. Вам придется меня принять. Я привез Александра Сергеевича. Он ранен. (Никите.) Ну что стоишь? Помогай вносить его! Только осторожно, не тряхните его.

Никита. Владычица небесная! Александра Николаевна, беда!

Данзас. Не кричи. Не тряхните его.

Никита убегает.

Велите дать огня.

Пушкина сидит неподвижно.

Гончарова. Огня! Огня!

Битков с зажженным канделябром появляется в дверях кабинета.

Данзас. Беги, помогай его вносить.

Битков убегает с канделябром. Из внутренних дверей появилась горничная девушка со свечой. В кабинет из передней пробежал Битков с канделябром и скрылся в глубине, а вслед за ним группа людей в сумерках пронесла кого-то в глубь кабинета. Данзас тотчас закрыл дверь в кабинет.