Благослови зверей и детей. Участница свадьбы - Карсон МакКалерс
— Притормози, — сказал Коттон. — Вон там. Ты паркуйся, а я поеду на разведку.
Он вылез из кабины, пересек темную улицу, заглянул в освещенное окно, вернулся к машине и велел всем вылезать. Это местечко сойдет. Они повыпрыгивали из грузовика, мотор выключать не стали, а винтовку положили на дно кузова.
Закусочная работала круглосуточно. За стойкой шипели сковородки, между шаткими столами нашлось место для механического кегельбана. Два парня пили пиво и играли в кегли, а на полу, головой к стене, дремал пожилой седовласый индеец навахо в зеленой вельветовой рубашке. Писуны расселись рядком у стойки и живо заказали то, что предлагалось в висевшем на стенке небогатом меню: по стакану молока и по два гамбургера на брата. У костлявого, остролицего бармена глаза были налиты кровью, словно кетчупом. На стене рядом с меню красовалась табличка: «Если просишь ты кредита, отвечаем: „А иди ты!“» В кегельбане грохотали шары и звякали колокольчики, но, когда партия закончилась, в закусочной воцарилась тишина — только скворчал жир на сковороде да Дедуля Джонс и Гледис Найтс через пять транзисторов наяривали свой кошачий концерт.
Парни, игравшие в кегли, взяли стаканы, двинулись к стойке и остановились за спиной у шести мальчишек. Обоим было лет по двадцать, у обоих — длинные баки, джинсы в обтяжку, широкие ремни с солидными пряжками и пижонские ковбойские рубашки.
— Вы что тут в такой поздний час делаете, молокососы? — спросил один.
В ожидании гамбургеров писуны потягивали молоко из пакетов.
— А чего это у вас у всех радио орет? — спросил другой.
— Мы музыканты, — ответил Шеккер. — Рок-группа. Ударник, четыре гитары и солист. Из Лос-Анджелеса.
— Музыканты? Хм. И как же ваша группа называется?
— Наша? «Групповуха».
— А потом мы переименовались в «Покойничков», — вставил Гуденау, — но уж больно это мрачно звучит.
— И как же вас теперь кличут?
— «Люди без комплексов», — ответил Шеккер.
— Да ну?
— Смотри сам, дружище.
Они повернулись к парням спинами — на куртках стояли эмблемы лагеря «Бокс-Каньон» ЛБК. Поглядев, парни перевели глаза на головные уборы, лежавшие на стойке.
— Хотите фото с автографом? — спросил Лалли-1.
— Или наш последний диск, — предложил Гуденау.
Парней с бакенбардами это ничуть не позабавило.
— Я спрашиваю, чего вы здесь так поздно одни делаете, — сказал один. — Ясен вопрос?
— У вас на Западе, — ни с того ни с сего изрек Тефт, — все равно все давно все г…
— У нас турне, — ответил парням Шеккер. — Мы ищем таланты. Открываем новых звезд эстрады.
— Ага, — кивнул Лалли-1. — Ну-ка спойте. Вы на всю страну прогремите, если нам понравится.
— Мы из летнего лагеря под Прескоттом, — пришлось вмешаться Коттону. — Возвращаемся после похода с ночевкой.
— Пешком?
— На машине.
Один из парней фыркнул:
— Откуда у вас водительские права, малявки?
— Учитесь играть на гитаре! — посоветовал Шеккер. — Станете похлеще Саймона и Гарфункеля. [8]
— Болтунов сопливых, — начал один из парней и плеснул пива Шеккеру в молоко, — вот кого не терплю.
— Да ты знаешь, кто мой папаша? — завелся Шеккер.
— Ладно! — Коттон соскочил с табуретки. — Ладно, пошли, ребята.
Он достал бумажник, бросил на стойку пять долларов и указал на выход:
— Идемте. И так опаздываем.
— А поесть как же? — заупрямился Лалли-2.
— Идем, говорю! — рявкнул Коттон, да так, что индеец в зеленой рубашке проснулся, а бармен уронил банку с горчицей, после чего все пятеро попрыгали с табуретов и как ошпаренные кинулись к дверям.
— Не бежать! Идти не спеша! — тихо проговорил Коттон. — Спокойненько садимся в этот чертов грузовик, едем себе, назад не оглядываемся, ведем себя естественно. Но не останавливаемся!
Они дошли до грузовика, заняли места в кузове и в кабине, и Тефт отрулил от бровки, когда дверь закусочной распахнулась и оттуда вышли парни с бакенбардами.
— С чего это мы драпаем? — спросил Гуденау, сидевший теперь в кабине рядом с Коттоном. — Ты что, сдрейфил?
— Они в увольнительной, — ответил Коттон. — Ищут, к кому бы придраться. А нам нельзя рисковать.
— Вот те на! — пробормотал Тефт, повернул налево, выехал на пересечение с шоссе № 66 и в ожидании зеленого света посмотрел в зеркальце заднего вида. — Беда! По-моему, это те самые — местная мафия.
— Посмотрим, сядут ли они нам на хвост, когда мы повернем. — Светофор переключился, и Тефт положил руку на рычаг. — Ну как, едут за нами?
— Ага.
Коттон постучал в стекло у себя за спиной и крикнул тем, кто ехал в кузове, чтобы пригнулись, а сам с остервенением треснул подшлемником по щитку.
— Черт! Почти доехали, а тут нарвались на этих, да еще Шеккер начал кривляться и строить из себя нью-йоркца. Ладно, пока не выехали из города, не забывай про ограничение скорости. Нам только дорожной полиции на голову не хватает.
Они поползли со скоростью тридцать пять миль в час мимо мотелей и бензоколонок, потом еще с полмили тянули на сорока пяти, ожидая, когда же появится отменяющий знак. Коттон спросил, что у парней за машина, и Тефт ответил: кусок железа, «плимут», модель 1963 года, был когда-то крик моды, но он, Тефт, так понимает, что они поставили на этом «плимуте» форсированный двигатель, восемь цилиндров, оборотов до фига — нашу колымагу мигом обгонит.
— Чего им надо? — нерешительно спросил Гуденау.
— Сцапать нас, — ответил Тефт. — Как только выедем из города, они нас обойдут и прижмут к обочине.
— А потом?
— А потом продемонстрируют нам свои таланты.
— Какие еще таланты?
— Какие? Музыкальные.
Внезапно фары у них за спиной мигнули раз, другой, третий, лимузин взвыл, поравнялся с ними и пошел параллельным курсом, хотя Тефт выжал газ. Потом «плимут» вырвался вперед и начал забирать вправо, нависая над грузовиком и оставляя простой выбор: либо столкнуться, либо затормозить. Пока хватало духу, Тефт не нажимал на тормоз.
— Коттон, — в конце концов произнес он. — Этого я не умею. Нос не дорос.
— Тормози, — принял решение Коттон. Гуденау закрыл лицо руками.
— Что же нам теперь делать?
Тефт плавно затормозил, свернул с шоссе, и грузовик, запрыгав по обочине, остановился, а «плимут» встал у них перед носом с потушенными фарами. В свете фар их грузовика хорошо были видны широкие, гладкие покрышки «плимута» под гоночными обводами и четыре фырчащих выхлопных трубы под его днищем.
Парни медленно шагали в сторону грузовика. Даже теперь в них не чувствовалось ни угрозы, ни злости. Оба были выбриты и опрятно одеты — совсем как старина Лимонад. Но было и отличие, пугающее отличие. Старина Лимонад был глуп. А эти просто не считали нужным думать. Лимонад был под завязку набит мелкими страстишками
