Чарльз Диккенс - Наш общий друг. Часть 3
Одно слово — Лиззи — онъ повторялъ милліоны разъ. Въ одну изъ перемежающихся фазъ своего отчаяннаго положенія, самую мучительную для окружающихъ, онъ только и дѣлалъ, что перекатывалъ голову по подушкѣ, безпрерывно твердя это имя, повторяя его торопливо, съ нетерпѣніемъ, со всею мукой мятущейся души и съ однообразіемъ машины. Безостановочно часами повторялъ онъ это имя и тогда, когда лежалъ неподвижно, глядя прямо передъ собой; но въ эти минуты онъ твердилъ его какимъ-то подавленнымъ голосомъ, въ которомъ звучали предостереженіе и ужасъ. Ея присутствіе или прикосновеніе ея руки къ его груди или лицу часто успокаивали его, и они привыкли ожидать, что послѣ этого онъ будетъ нѣкоторое время лежать тихо, съ закрытыми глазами, а потомъ придетъ въ сознаніе. Тѣмъ тяжелѣе бывало разочарованіе, ибо духъ его снова ускользалъ отъ нихъ въ тотъ моментъ, когда они уже радовались, что онъ возвращается къ нимъ.
Ужасна была для зрителей эта непрерывная борьба утопающаго, безпрестанно всплывавшаго на поверхность, съ тѣмъ, чтобы снова погрузиться на дно. Ужасна была она и для него самого. Его желаніе сказать своему другу что-то, лежавшее у него на душѣ, его отчаянныя усилія выразить это словами, такъ мучили его, когда онъ приходилъ въ сознаніе, что сроки сознательнаго состоянія отъ этого сократились. Какъ тонущій человѣкъ, вынырнувшій изъ глубины на поверхность, тѣмъ скорѣе погружается въ воду, чѣмъ больше борется съ ней, такъ и онъ, въ своей отчаянной борьбѣ, только быстрѣе уходилъ ко дну.
Однажды передъ вечеромъ, когда онъ лежалъ неподвижно, и Лиззи, которую онъ не узналъ, только что вышла изъ комнаты, такъ какъ ей пора было идти на работу, онъ вдругъ назвалъ по имени Ляйтвуда.
— Я здѣсь, Юджинъ.
— Мортимеръ! Долго ли это будетъ тянуться?
Ляйтвудъ покачалъ головой.
— Но вѣдь тебѣ все-таки не хуже, Юджинъ.
— Такъ что жъ? Я знаю, что надежды нѣтъ. Но все же я молю Бога, чтобъ это продлилось, пока ты не окажешь мнѣ одной, послѣдней услуги и пока я не сдѣлаю одного, послѣдняго дѣла… Удержи меня еще на нѣсколько минутъ. Мортимеръ! Удержи меня!
Его другъ сдѣлалъ все, что могъ, стараясь ободрить его, увѣряя, что ему лучше, хотя глаза его уже теряли выраженіе, такъ рѣдко возвращавшееся къ нимъ.
— Удержи меня еще, если можешь. Не дай мнѣ уйти. Я чувствую, что ухожу.
— Нѣтъ еще, нѣтъ. Скажи мнѣ, Юджинъ, что надо сдѣлать.
— Удержи меня только еще на минутку. Я сейчасъ опять уйду. Не пускай меня! Прежде выслушай. Останови меня, останови!
— Бѣдный ты мой! Постарайся успокоиться.
— Я стараюсь. Стараюсь изо всѣхъ силъ. Если бы ты только зналъ, какъ я стараюсь! Не давай мнѣ уходить въ неизвѣстную страну, пока я не скажу всего. Дай мнѣ еще вина.
Ляйтвудъ исполнилъ его требованіе. Съ разрывающимъ душу усиліемъ побороть надвигавшееся на него забытье, съ умоляющимъ взглядомъ, глубоко тронувшимъ его друга, онъ сказалъ:
— Ты скажешь Дженни, о чемъ я тебя попрошу, а потомъ оставишь меня съ ней. Ты можешь оставить меня съ Дженни, когда уйдешь. Это не займетъ у тебя много времени. Ты скоро вернешься.
— Да, да. Скажи только, что я долженъ сдѣлать, Юджинъ.
— Я ухожу… Ты не можешь меня удержать.
— Скажи однимъ словомъ.
Но глаза его уже остановились, и онъ принялся опять твердить все то же, столько разъ повторенное имъ, слово: Лиззи, Лиззи, Лиззи.
Между тѣмъ бдительная маленькая швея и тутъ неотступно наблюдала и, пока Ляйтвудъ съ отчаяніемъ смотрѣлъ на своего несчастнаго друга, она подошла къ нему и тронула его за плечо.
— Тише! — шепнула она, приложивъ пальчикъ къ губамъ. — Глаза его закрываются. Онъ будетъ въ сознаніи, когда опять откроетъ ихъ. Сказать вамъ нужное слово, чтобы вы подсказали ему?
— Ахъ, Дженни, если бъ вы только могли сказать мнѣ настоящее слово!
— Я могу. Нагнитесь ко мнѣ.
Онъ нагнулся, и она шепнула ему что-то. Она шепнула ему на ухо одно коротенькое, двухсложное слово. Онъ вздрогнулъ и посмотрѣлъ на нее.
— Попробуйте, — сказала дѣвочка съ восторженнымъ, сіяющимъ лицомъ.
Она склонилась надъ безсознательнымъ человѣкомъ и поцѣловала его въ щеку — въ первый разъ, — и поцѣловала бѣдную изувѣченную руку, ближайшую къ ней. Потомъ она отошла и стала въ ногахъ кровати.
Спустя часа два Мортимеръ Ляйтвудъ увидѣлъ, что къ больному воротилось сознаніе, и быстро, но спокойно, наклонился къ нему.
— Не говори, Юджинъ. Только смотри на меня и слушай. Ты слѣдишь за тѣмъ, что я говорю?
Юджинъ шевельнулъ головой.
— Я начну съ того, на чемъ мы остановились. То слово, до котораго мы съ тобой никакъ не могли договориться, — жена, не такъ ли?
— Благослови тебя Богъ, Мортимеръ
— Тише! Не волнуйся. Не говори. Слушай меня, дорогой. Тебѣ будетъ покойнѣе на душѣ, если ты теперь же назовешь Лиззи своею женой. Ты хочешь, чтобы я поговорилъ съ ней, сказалъ ей все и упросилъ ее быть твоею женой. Ты просишь, чтобъ она, преклонивъ колѣни у твоей постели, обвѣнчалась съ тобой. Ты хочешь искупить свою вину передъ ней. Вѣдь такъ?
— Такъ. Богъ да благословить тебя! Такъ.
— Это будетъ исполнено, Юджинъ. Положись на меня. Мнѣ придется уйти на нѣсколько часовъ, чтобы осуществить твое желаніе. Ты вѣдь понимаешь, что это необходимо?
— Я такъ и говорилъ, Мортимеръ.
— Да. Но я тогда не зналъ, въ чемъ дѣло. Отгадай, какъ я узналъ.
Осмотрѣвшись кругомъ напряженнымъ взглядомъ, Юджинъ увидѣлъ, что миссъ Дженни стоитъ въ ногахъ его кровати и смотритъ на него, облокотившись обѣими руками о спинку и положивъ на руки подбородокъ. Что-то похожее на его прежнюю чудачливую веселость промелькнуло у него въ глазахъ, когда онъ сдѣлалъ усиліе улыбнуться ей.
— Да, ты отгадалъ, это она мнѣ подсказала слово, — сказалъ Ляйтвудъ. — Слушай же, Юджинъ, мы условимся такъ: если я успѣшно исполню твое порученіе къ Лиззи, то ты узнаешь это изъ того, что увидишь ее здѣсь, на моемъ мѣстѣ у твоей постели. Она придетъ, чтобы уже не разставаться съ тобой… Еще одно слово, прежде чѣмъ я уйду. Ты выбралъ правильный путь, путь истинно честнаго человѣка, Юджинъ. И я глубоко вѣрю, вѣрю всей душой, что если Провидѣніе умилосердится надъ нами и сохранитъ тебя для насъ, ты будешь счастливъ, имѣя своею женой благородную женщину, которая спасла тебѣ жизнь и которую ты будешь горячо любить.
— Аминь. Я въ этомъ увѣренъ. Но я не встану, Мортимеръ.
— Отъ этого въ душѣ твоей, Юджинъ, не ослабѣютъ надежда и бодрость.
— Нѣтъ, не ослабѣютъ. Прикоснись своимъ лицомъ къ моему, если я буду въ невѣдомой странѣ, когда ты возвратишься. Я люблю тебя, Мортимеръ. Не тревожься обо мнѣ, когда уйдешь. Если моя милая, храбрая дѣвушка согласится взять меня, я проживу достаточно долго, чтобъ обвѣнчаться съ ней. Я твердо вѣрю въ это, мой другъ.
Это прощанье друзей сломило выдержку миссъ Дженни. Сидя спиною къ кровати въ пышной бесѣдкѣ своихъ свѣтлыхъ волосъ, она плакала въ три ручья, но беззвучно. Мортимеръ ушелъ. Когда лучи вечерняго солнца удлинили темныя отраженія деревьевъ въ рѣкѣ, въ комнату больного легкими шагами вошла другая фигура и стала у изголовья кровати.
— Онъ въ сознаніи? — спросила миссъ Дженни, потому что она сейчасъ же уступила мѣсто вошедшей и не могла видѣть лица страдальца съ того мѣста, куда она перешла.
— Онъ въ сознаніи, Дженни, — отвѣтилъ за Лиззи Юджинъ. — Онъ узнаётъ свою жену.
XI
Открытію маленькой швеи дается надлежащій ходъ
Мистрисъ Джонъ Роксмитъ сидѣла въ своей чистенькой комнаткѣ за шитьемъ, и передъ нею стояла корзинка съ крошечными принадлежностями дѣтскаго туалета, до такой степени напоминавшими произведенія кукольной швеи, что можно было заподозрѣть, не собирается ли мистрисъ Роксмитъ пуститься въ конкурренцію съ миссъ Ренъ. Незамѣтно было, чтобы «Полная Британская Хозяйка» помогала ей своими мудрыми совѣтами въ этой работѣ, должно быть, что нѣтъ, такъ какъ нигдѣ не видно было слѣдовъ этого туманнаго оракула. Тѣмъ не менѣе, мистрисъ Роксмитъ строчила такою опытной, ловкой рукой, что навѣрно передъ тѣмъ она у кого-нибудь брала уроки шитья. Любовь — удивительный учитель во всѣхъ житейскихъ дѣлахъ; любовь-то можетъ быть (вооруженная, впрочемъ, наперсткомъ) и научила мистрисъ Роксмитъ этой отрасли швейной работы.
Подходилъ часъ возвращенія домой Джона, но такъ какъ мистрисъ Роксмитъ хотѣлось докончить до обѣда какой-то шедевръ своего искусства, то она не пошла къ нему навстрѣчу. Улыбаясь спокойно, но съ сознаніемъ важности своего дѣла, она отмахивала стежокъ за стежкомъ съ равномѣрнымъ, правильнымъ звукомъ, точно хорошенькіе столовые часы изъ дрезденскаго фарфора работы лучшаго мастера.
Стукъ въ наружную дверь и звонъ колокольчика. Это не Джонъ, иначе Белла полетѣла бы встрѣчать его. Такъ кто же это, если не Джонъ? Белла задавала себѣ этотъ вопросъ, когда къ ней влетѣла ея суетливая маленькая служанка съ докладомъ:
