Уильям Голдинг - Зримая тьма
Он величаво прошествовал по проулку, выходящему на Флит-стрит, миновав тем самым очередь из тех, кто еще не сумел попасть внутрь. Проходивший мимо полицейский присмотрелся к нему, и Симу даже в полумраке темных очков показалось, что тот глядит на него с усмешкой и презрением.
Выпить бы чашку чаю.
Можно ли надеяться, что чем дальше ты уходишь от места следствия, тем меньше шансов быть узнанным? Ничего подобного! Телевидение стерло эту разницу. «Вон тот тип, который давал показания!» Спасения нет. Настоящая травля, настоящее общественное презрение — удел не тех, кто оказался хорошим или плохим; даже у последних из последних остается какое-то достоинство; но оказаться дураком, притом признать это публично…
В конце концов, когда нас отпустят, мы будем реабилитированы. До тех пор мы стоим у позорного столба. А потом?
Женщина в автобусе — «Вот один из них! Вы ведь тот тип из конюшен?» И плевок, неумелый, плохо нацеленный, повисший на рукаве его пальто… Мы же ничего не делали! Это было вроде молитвы!
Магазин, вокруг которого собралась толпа. Как обычно, влекомый помимо своей воли к этому расширению пространства и времени, Сим остановился и пристроился сзади. Изворачиваясь так и сяк, он урывками ухитрялся видеть витрину, где по крайней мере пятнадцать телевизоров показывали одну и ту же картинку; потом увидел экран поменьше, в верхнем углу, и перестал вертеться.
Шла дневная сводка новостей. Нижнюю треть разделенного на части экрана занимали судья Мэллори и два его помощника, над ними — дымящаяся школа: кадры, ставшие знаменитыми. Хотя Сим ни разу не видел школу в те дни, когда она стояла целая и величественная, он тем не менее сумел распознать окна, из которых выпрыгивали или были выброшены дети того-то величества, или того-то высочества, или того-то финансового воротилы. Верхняя картинка поменялась. Снова лондонский аэропорт — вот Тони с волосами во всем их великолепии, вот молодой экс-офицер (какая жалость!), ее сообщник, вот рядом с ними, под дулом пистолета, штангист, обрученный со второй сестрой, — участвовал ли он в заговоре? Просто невероятно — кто за кого и кто есть кто? Вот взлетает самолет… Картинка снова изменилась, и с тупой болью в сердце Сим увидел продолжение. Жучок смотрел с потолка в маленькую комнату, где вокруг стола сидело трое людей. Один из них кривил лицо, а затем внезапно опустил голову на стол. Они держали друг друга за руки. Человек напротив поднял голову и открыл рот.
Экран снова показывал допрос; смеялись все — судья, юристы, журналисты, и те странные личности, в чьих обязанностях он так толком и не разобрался, возможно, это были специальные агенты в подмогу вооруженным солдатам, тут и там подпирающим стены. Новый кадр, теперь — три человека в замедленном движении, его собственная голова резко опускается, затем открывается рот Эдвина — и зеваки, собравшиеся у витрины, захохотали так же, как зрители в суде.
— Все было не так!
К счастью, на его реплику никто не обратил внимания. Сим поспешил прочь, не в силах вынести мысли о том, что может снова услышать (это была такая популярная тема) свои собственные показания, о которых судья Мэллори отозвался как о непристойном фарсе посреди всей этой ужасной трагедии…
«Вы говорите, мистер Гудчайлд, что вы не были в трансе?»
«Нет, ваша честь. Мои руки были заняты, и я пытался почесать нос».
И потом взрывы смеха, снова и снова… сколько секунд или минут это длилось?
Я бы и сам не поверил. Я бы не поверил, что мы — ни в чем — не виновны.
Я услышал ее на улице, а ее собеседница кивала и говорила одновременно, как умеют женщины: «Дыма без огня не бывает, вот что я вам скажу». Увидев меня, обе умолкли.
Переполненное метро ревело — он попал в час пик. Сим висел на поручне, опустив глаза и глядя туда, где видел бы свои ноги, если бы их не заслонял живот другого пассажира. Висеть здесь, где никто не узнает дурака, было чуть ли не облегчением.
Он вышел со станции и поднялся из-под земли на улицу чувствуя, что снова стал уязвимым. Конечно, мы все к этому причастны! Ведь мы были там, не так ли?
Человек с внешностью бухгалтера, но на самом деле из секретной службы или как ее там называют, тот, который расставлял жучки, сказал, что за ее сестрой следили почти год. Так кто кого использовал?
Я никак к этому не причастен. И тем не менее я виновен. Моя бесплотная страсть сгустила воздух и заглушила звуки реального мира.
Я безумен.
По Хай-стрит он шел, держась прямо, с болезненным напряжением. Он знал, что даже смуглые женщины с лицами, прикрытыми тканью до самых глаз — а сейчас, когда он проходил, натягивавшие ее еще выше во избежание осквернения, — даже смуглые женщины бросали на него косые взгляды.
Вот он идет.
Даже Сандра окинула его таким же взглядом. Она явилась — толстая, неуклюжая, но вся сияющая и оживленная: «Мама хотела оставить меня дома, но я заявила — пока я нужна мистеру Гудчайлду…»
Сандра, желающая приобщиться к террору, хотя бы из третьих рук.
Рядом с ним раздался звук торопливых шагов, замедлившихся и приноровившихся к его темпу. Сим взглянул искоса — это был Эдвин, подбородок вздернут, кулаки в карманах пальто. Он слегка покачнулся и задел плечо Сима. Так они и пошли, плечо к плечу. Люди расступались перед ними. Сим свернул в закоулок, где держал свой фургон. Вместо того чтобы пройти пару шагов до усадьбы Спраусона, Эдвин пошел с ним. Сим открыл боковую дверь, и Эдвин безмолвно последовал за ним.
В маленькой гостиной за магазином было темновато. Сим подумал, не раздвинуть ли шторы, но решил, что не стоит.
Эдвин спросил едва ли не шепотом:
— С Рут все в порядке?
— Что ты имеешь в виду — «все в порядке»?
— Эдвина у своей сестры. Ты слышал, где сейчас Стэнхоуп?
— Говорят, сидит в своем клубе. Не знаю.
— Какая-то газета добралась до Софи.
— «Он разбил мое сердце», — говорит сестра террористки».
— Ты, кажется, переезжаешь?
— Торговый центр хочет купить дом.
— Цена приличная?
— Куда там. Дом снесут, чтобы освободить место для проезда. Ведут дело с размахом.
— А книги?
— На аукцион. Может, что-нибудь заработаю. Мы ненадолго стали знаменитостями. Докатились!
— Мы невиновны. Он сам так сказал. «Я должен заявить, что эти два джентльмена стали жертвой печального стечения обстоятельств».
— Мы не невиновны. Мы хуже, чем виновны. Мы смешны. Мы сделали ошибку, считая, что можно видеть сквозь кирпичную стену.
— Меня подбивают уволиться. Это несправедливо. Сим засмеялся.
— Мне хочется уехать к дочери, убраться отсюда к черту.
— В Канаду?
— В ссылку.
— Думаю, Сим, я напишу книгу обо всех этих событиях.
— Да, свободного времени у тебя теперь будет навалом.
— Я найду и перепроверю всех, кто имел какое-то отношение к этой гнусной истории, и раскопаю правду.
— Знаешь, он был прав. История — это вздор. История — это ничто, которое люди пишут ни о чем.
— А как же письмена акаши…[17]
— По крайней мере, я не собираюсь повторять своих ошибок и снова ворошить эту кучу. Никто никогда не узнает, что там было на самом деле. Слишком много людей, слишком много связей, хрупкие цепочки событий, рассыпающиеся под собственным весом. Эти прелестные существа — у них было все, все на свете: юность, красота, ум! Или жизнь в самом деле бессмысленна? Вопли о свободе и справедливости! Какая свобода? Какая справедливость? О господи!
— Не понимаю, при чем тут их красота.
— Они были осыпаны сокровищами, но повернулись к ним спиной. Сокровищами, принадлежавшими не только им, но и всем нам.
— Тихо!
— Что такое?
Эдвин поднял палец. Они услышали шум — кто-то теребил дверь магазина. Сим вскочил и бросился туда. Мистер Педигри как раз закрывал за собой дверь.
— Мы не работаем. Здравствуйте и до свидания.
Педигри такой прием, кажется, не смутил.
— Тогда почему дверь не заперта?
— Должна быть заперта.
— Но все-таки не заперта.
— Пожалуйста, уходите!
— Гудчайлд, вы не в таком положении, чтобы диктовать условия. Ну да, я знаю, это всего лишь следствие, не суд. Но нам кое-что известно, верно? Вы завладели принадлежащим мне предметом.
Эдвин протиснулся мимо Сима.
— Вы ведь осведомитель, не так ли? Это вы сделали, вы?
— Я не знаю, о чем вы говорите.
— Вот почему вы не остались…
— Я ушел, потому что мне не понравилась ваша компания.
— Вы приходили, чтобы включить жучок!
— Эдвин, какая разница? Тот человек из секретной службы…
— Я же сказал, что раскопаю правду!
— Ладно. Отдайте мне мой мяч. Вот он, на вашем столе. Я заплатил за него. Знаете, Мэтти был человеком честным.
— Одну минутку, Сим. Мы-то знаем, зачем он вам нужен. Снова захотели в тюрьму?
