Сомерсет Моэм - Карусель
— Где ребенок? — почти шепотом спросила Грейс.
Бриджер в ярости повернулся к ней:
— Что вам еще нужно? Неужели ребенок тоже должен исчезнуть, чтобы нам разрешили остаться?
— Нет, нет! — поспешно закричала она. — Вы должны оставить ребенка, а мы сделаем все возможное, чтобы помочь вам.
Пол посмотрел на егеря:
— Не пожмете мне руку, Бриджер? Я хотел бы услышать, что вы простили меня.
Бриджер, спрятав руки за спину, покачал головой. Пол понял, что задерживаться здесь не имеет смысла, и направился к двери. Пока егерь провожал его взглядом, ему на глаза попалось ружье, прислоненное к стулу. Он вытянул вперед руку и взял его. Грейс вздрогнула, но удержалась, чтобы не вскрикнуть от ужаса.
— Сквайр, — позвал он Пола.
— Да? — Пол повернулся и, увидев, что Бриджер держит в руках оружие, выпрямился. — Так чего вы хотите?
Бриджер шагнул вперед и грубо сунул ружье ему в руки.
— Заберите его и храните у себя, сквайр. Вчера ночью я поклялся, что вышибу ваши чертовы мозги, чего бы мне это ни стоило. Мне пока нельзя держать в доме это ружье. Храните его у себя, иначе, если напьюсь, я убью вас.
Неописуемая гордость отразилась на лице Пола, прогнав унижение и стыд. Сердце Грейс забилось быстрее, когда она увидела, что он собирается сделать, а из груди вырвались рыдания. Он вернул егерю ружье:
— Оно вам пригодится. Не думаю, что мне стоит бояться. Я готов рискнуть, даже если вы захотите меня пристрелить.
Бриджер с удивлением оглядел хозяина, а потом яростно швырнул ружье в угол.
— На все воля Божья! — ответил он.
Пол подождал минуту, чтобы понять, не хочет ли он добавить еще что-нибудь, потом с мрачным видом распахнул дверь перед женой:
— Пойдем, Грейс.
Он широким шагом направился к дому, и впервые в жизни Грейс восхитилась супругом. Она почувствовала, что, в конце концов, он в какой-то степени достоин данной ему власти. Она прикоснулась к его руке:
— Я рада, что ты сделал это, Пол. Я ощутила такую гордость!
Он так быстро отдернул руку, что она отшатнулась.
— Разве я мог испугаться собственного егеря? — с пренебрежением отозвался он.
— А что ты собираешься делать со мной? — поинтересовалась она.
— Пока не знаю. Я должен это обдумать. Все, что ты рассказала мне вчера вечером, — правда?
— Чистая правда.
— Почему ты решилась открыть мне ее?
— Это был единственный способ спасти семью Бриджера. Если бы я набралась смелости признаться на пару часов раньше, бедная девушка не покончила бы с собой…
Он ничего не сказал, и они молча дошли до дома.
Несколько дней Пол не упоминал об откровениях жены, а просто продолжал работать в поместье, с невозмутимым видом заниматься парламентскими делами, но только Грейс благодаря открывшейся ей способности сопереживать замечала, какие ужасные муки терзают его душу. Он старался держаться непринужденно со слугами и братом, но избегал общения с ней наедине. Пол стал сильно сутулиться и двигался в каком-то апатичном оцепенении, как будто на плечи ему давил тяжелый груз. Его пухлое лицо выглядело изможденным и болезненным, веки отяжелели от недостатка сна, а взгляд потускнел. В конце концов Грейс не выдержала — отправилась в библиотеку, где, как она знала, он находился в одиночестве, и тихо открыла дверь. Пол сидел за столом над Синими книгами и кипой бумаги. Но он не читал — положив подбородок на сцепленные руки, он смотрел прямо перед собой. Вздрогнув, когда вошла жена, он встревоженно посмотрел на нее.
— Прости, что побеспокоила тебя, Пол, но так больше не может продолжаться. Я хочу знать, что ты собираешься делать.
— Понятия не имею, — пожал плечами он. — Я хочу выполнить свой долг.
— Полагаю, ты собираешься со мной развестись.
Он застонал, отодвинул стул и встал.
— О, Грейс, Грейс, почему ты так поступила? Ты ведь знаешь, что я тебя боготворил. Я бы отдал жизнь, чтобы избавить тебя от малейшего несчастья. Я доверял тебе всем сердцем…
— Да, так и было. Я повторяла это себе тысячу раз.
Он посмотрел на нее так беспомощно, что ей стало жаль его.
— Хочешь, чтобы я уехала? Твоя мать с радостью навестит тебя, и ты сможешь с ней все обсудить.
— Ты же знаешь, что она мне посоветует! — воскликнул он.
— Да.
— Ты сама хочешь, чтобы я развелся с тобой?
Она бросила на него взгляд, исполненный невероятной муки, но сдержала слезы, которые уже начали застилать глаза. В порыве неистового самобичевания Грейс не желала, чтобы он проявил к ней хоть каплю сострадания. Она отвела взгляд, ощущая стыд в преддверии его следующего вопроса.
— Ты еще испытываешь чувства к… Реджи Бассетту?
— Нет! — торжествующе воскликнула она. — Я ненавижу и презираю его. Я знаю, что он и мизинца твоего недостоин.
Пол беспомощно взмахнул рукой:
— О Боже! Хотел бы я знать, как поступить. Сначала мне казалось, я готов тебя убить, а теперь чувствую: все не может продолжаться, как раньше, нужно что-то делать. Я не могу об этом забыть. Мне следовало бы тебя возненавидеть, но не получается. Несмотря на все, я до сих пор тебя люблю. Если ты уедешь, я думаю, что умру.
Она задумчиво посмотрела на него, в некоторой степени понимая, насколько противоречивы чувства, разрывающие его. Казалось, для него дело чести развестись с оступившейся женой, и все же ему не хватало духа. Злость и стыд уступили место глубокой печали. К тому же он не пережил бы скандала и публичного позора. Пол Кастиллион был человеком старомодных взглядов, и он считал, что джентльмену пристало заботиться о том, чтобы его имя не попало в газеты. Он также не разделял модной точки зрения на то, что обманутый супруг становится в некотором роде героем. Он живо помнил, какое отвращение испытал, когда член его клуба, разводясь с женой, живописал измены благоверной в курительной комнате, пытаясь вызвать сочувствие слушателей. Пол гордился своим именем и допустить не мог, что оно может стать предметом насмешек. Сама мысль об этом вызывала у него стыд. Он с трудом поднял глаза на жену.
— Я полностью в твоих руках, — наконец произнесла она, — и сделаю все, что ты пожелаешь.
— Разве ты не можешь дать мне еще немного времени все обдумать? Я не хочу ничего делать в спешке.
— Полагаю, лучше решить прямо сейчас же. Для тебя будет намного лучше разобраться с этим. Тебе плохо. Я не могу видеть тебя таким несчастным.
— Не думай обо мне. Подумай о себе. Что ты сделаешь, если… — Он замолчал, не в силах продолжать.
— …если ты со мной разведешься?
— Нет, я не могу этого сделать! — мгновенно откликнулся он. — Осмелюсь заявить, что я слепо влюбленный маразматический старый дурак, и ты будешь презирать меня еще больше, чем сейчас, но я не могу окончательно лишиться тебя. О, Грейс, ты ведь не хочешь, чтобы я подал на развод?
Она покачала головой:
— С твоей стороны было бы очень благородно избавить меня от этого. Тебя устроит, если я уеду и поселюсь за границей? Обещаю, я больше не дам тебе повода для обвинений. Нам не обязательно что-то объяснять окружающим, пусть все думают, что это нечто вроде дружеского расставания.
— Осмелюсь сказать, так было бы лучше всего, — тихо произнес он.
— Тогда до свидания.
Она протянула ему руку, и в пелене слез все расплылось у нее перед глазами. Он принял это молча.
— Хочу сказать тебе еще раз, Пол, как горько сожалею, что причинила тебе боль. Я никогда не была тебе хорошей женой. От всей души надеюсь, что теперь ты станешь счастливее.
— Разве я могу быть счастлив, Грейс? Ты была моим счастьем. Я ничего не могу с этим поделать. Все эти дни я пытался справиться с собой, но даже теперь, теперь, когда знаю, что ты ничего ко мне не испытывала, и… словом, я люблю тебя всем сердцем.
Слезы потекли по исхудавшим бесцветным щекам Грейс, и какое-то время она не могла говорить. Наконец она встала перед ним со склоненной головой.
— Я не прошу тебя поверить мне, Пол. Я лгала и предавала тебя, и ты имеешь право считать, что мои слова ничего не стоят. Но я хотела бы сказать кое-что, прежде чем уйти: теперь я действительно тебя люблю. За последние месяцы страданий я поняла, какой ты добрый и хороший, и меня безмерно тронула твоя огромная любовь ко мне. Ты заставил меня устыдиться себя самой. О, я была недостойна и эгоистична! Я слепо принесла тебя в жертву ради своих причуд, я никогда не пыталась сделать тебя счастливым. И если теперь я изменилась, то лишь благодаря тебе. А на днях, когда ты вернул ружье этому человеку, я так гордилась тобой и чувствовала себя настолько жалким, омерзительным существом, что готова была упасть перед тобой на колени и целовать твои руки.
Взяв носовой платок, Грейс вытерла глаза. Потом, с трудом улыбнувшись, бросила на него веселый взгляд, который прежде часто дарила ему:
